Потом поблагодарил за кофе, и я ушла.
* * *
Над эскалатором станции метро «Тимирязевская» висит плакат «ПРАЗДНУЙ НОВЫЙ ГОД В МУМУ!». Едут два парня:
– Я знаю! «В МУМУ» – это «Как». Наречие. Нажрись, то есть, и будет тебе праздник!
Смеются.
* * *
31 декабря в автобусе № 817, следующем по маршруту «М. Планерная – Шереметьево», ехал узбек в кепке и с пакетом. Из его телефона на весь автобус раздавалась музыка – восточные мотивы. Узбек качал головой в такт, не замечая косые взгляды других пассажиров. В пакете у него были батоны хлеба. Я посчитала – 11 штук. Другого багажа у узбека не было.
* * *
– У моей жены есть небольшой магазин обуви. Хорошая обувь, она ее из Италии возит. Жена раньше на работу на машине ездила. Но это невозможно – мы живем за городом, постоянные пробки, – и она прошлой зимой решила пересесть на метро. Конечно, удобно, что не нужно так долго добираться. Но во что превращается обувь! Жена в своих качественных итальянских сапогах прошла раз по нашим тротуарам, второй раз – и все, сапоги в соли, кожу разъело, пора выбрасывать. Она так угробила несколько пар сапог.
Но тут главное в чем – не может владелица магазина обуви являться на работу в грязных сапогах в соляных разводах. Ну, стыдно же: как ей поверят, что у нее в магазине не фуфло? А у нее правда не фуфло. Но какая же обувь выдержит эту химию.
В общем, жена что сделала – купила обычнейшие китайские какие-то валенки и стала в них приходить: они нормально выглядят – их никакая соль не берет.
* * *
– В США вообще нет туберкулеза. Я знаю историю о том, что один русский эмигрант с туберкулезом приехал в США – его посадили в тюрьму, чтобы других не заражал. Они в 70-х годах построили хорошие больницы с зоной отчуждения 5 километров, и реально там излечивали. А не так как у нас – лежит в больнице тетка из Владимирской области, и каждый выходные ее отпускают домой. Она с открытой формой едет в поезде, в электричках: и всем пофиг, кого она еще заражает по пути.
* * *
На станции метро «Парк культуры» разговаривают двое подростков:
– О, а прикинь, в ОМОН пойти. У меня друг в ОМОНе работает. Рассказывал, как 31 декабря их вызвали в Новогиреево. Там была драка на 50 человек. Они 30 омоновцев пригнали – те всех в автозаки затолкали, и всё. Вот работа – друзья тебе звонят, типа, проблема у них. А ты такой: щас приеду, разберусь.
– А чо, я бы пошел. Там общежитие дают. Особенно, если сержанта получить. Только все эти митинги-хуитинги, бабушек палками бить не очень как-то…
– Это их работа – ****ить всех палками. Бабушек – не очень. Но вообще – прикинь, какой адреналин.
* * *
Я в метро случайно села рядом с человеком, от которого плохо пахло. Мужик лет 50-ти, не совсем бомж, но сильно подгулявший.
Думаю – не буду вставать. Незаметно подышу в сторону. Человеку обидно, когда от него шарахаются.
Я ехала от «Красных ворот». Тут на «Библиотеке имени Ленина» он встрепенулся и ко мне поворачивается. Говорит:
– Девушка, который час?
А у меня телефон в руке был.
– Девять часов, – отвечаю.
– Утра или вечера?
– Вечера.
Тут он опять спрашивает:
– Вам еще долго ехать?
– Четыре остановки.
Хотела спросить: «А что?», но тут он сам сказал: – Меня соблазняют ваши ножки.
Ох, так противно стало.
Я говорю: – Ладно, я пойду у двери постою.
И пошла стоять у двери, а он остался.
Да как же любить их, таких неумытых? Как сказал поэт.
Это был контрастный вечер.
Ехала-то я из магазина Re: store, где молодой мужчина передо мною покупал какой-то провод для своего, вероятно, Mac Air.
Он достал свою именную членскую карту.
Он сказал, что на улице его ждет машина.
Он спросил, нельзя ли рассчитаться евро? (Эй, где в России принимают евро?).
– Цвет, конечно, не очень, – сказал он по поводу провода.
И напоследок обратился ко мне: – Хороший плеер, рекомендую. Хотя, вообще, лучше купите пятый айфон.
* * *
В доме престарелых и инвалидов в Тверской области на кровати лежит парализованный мужчина лет сорока пяти. У него глухой медленный голос. Над кроватью стоят две девушки-волонтера, у одной из них – гитара. Мужчина рассказывает, как будто нехотя:
– Я кем только не был. Сначала работал в КГБ. Потом в тюрьме сидел. Последние шесть лет был таксистом. Не тем, который – остановил и садись. А в службе такси. Официально.
Откашливается. Продолжает:
– А жил я в Москве, на улице Пятницкой. В Замоскворечье.
– Центр города! – поддакивает девушка.
– А ты думала! А сейчас, видишь. Ни встать не могу, ни в туалет сходить. Вот ведь, как вышло.
Девушки предлагают разрядить обстановку песней. Мужчина отказывается:
– Мне вот эти военные песни, «Катюша» там, которые вы старикам поете, не интересны. Скажи, а ты Led Zeppelin на гитаре умеешь?
* * *
– Я раньше trade-маркетингом занималась. Придумала, помню, акцию по шампуням для регионов: купи две банки шампуня – получи заколку для волос в подарок. Выбрала красивые заколки. Поехала проверять по городам. А получилось как: шампуни никому не нужны, а заколки всем понравились. Я смотрю в одном из магазинов: «Купи заколку – получи два шампуня в подарок!». Тогда я поняла, что дарить на акциях нужно что-нибудь бессмысленное: зажигалки всякие, например. Ну, так и делаю с тех пор.
* * *
– Я раньше не в такси работал, а был личным водителем. Возил одну женщину из министерства. Ох, мы с ней мучились. Туда же на работу нужно ровно к девяти приходить, не дай Бог опоздать! А в это время как раз самые пробки. Выезжать приходилось в шесть. Три часа в дороге – она, бедная, на работу приезжала уже с утра уставшей. Но она придумала такой выход. Сказала мне приезжать за ней в пять утра. Я ее за час довозил от дома до министерства, и она еще три часа спала в машине. Ей так удобнее было – одно дело, три часа ехать, совсем другое – три часа спать. А потом ее так это все достало, что она уволилась. А я теперь в такси.
* * *
Видела недавно парочку. Девушка была одета шубу из кролика – старую, поеденную во многих местах молью. Протертый мех, на котором длинного ворса почти не осталось – один подшерсток, – девушка расшила бисером. Нелепые узоры разноцветных бисеринок на пожилом кролике довершал широкий дерматиновый пояс, которым была обернута талия девушки. Парень, меж тем, нежно обнимал свою спутницу за дерматиновую талию, и ничего такого не замечал. Я смотрела на нечто ужасное (шубу) и на нечто прекрасное (любовь) – и не могла оторвать глаз, даже неприлично стало.
* * *
С моей подругой Викой снова произошла веселая история. Вчера она ездила по своим делам, и сначала к ней в вагоне подсела какая-то странная дама. Дама была одета бедно, но празднично. «Я правильно еду в Венскую оперу?» – спросила дама. И попросила Вику составить ей компанию. «Одной в Венскую оперу – это очень неприлично», – объяснила дама.
Оставив ее, Вика вышла из вагона. Перешла на другую линию. В заполненном вагоне встала поближе к двери. Тут на нее всем весом навалился немолодой мужчина. Вика хотела возмутиться, но мужчина наклонился к ее уху и сказал: «Хотите узнать формулу правды?». Вика обернулась. «Только между нами», – прошептал мужчина. В этот момент поезд пришел на станцию, и Вика быстро вышла.
Формулу правды еще предстоит раскрыть.
* * *
Я сейчас ехала в метро и злилась, что у меня плохой вечер. И что я давно ничего толкового не писала про Москву, потому что ничего не происходит.
И тут передо мной дяденька упал в обморок. На эскалаторе метро «Спортивная». Интеллигентный дяденька – с окладистой седой бородкой, портфелем и в беретике. Его сразу бросились поднимать мужчина спереди, женщина и парень сзади, я и мальчик, который за мной стоял.
Дяденька довольно быстро очнулся, встал на ступень, взял в руку упавший портфель. И стал благодарить всех. Он говорит что-то, а я не слышу. Я вынимаю наушники из ушей (они вообще-то были выключены) – и все равно не слышу. Тут до меня доходит – дяденька глухонемой. Слова благодарности он произносит одними губами.
Дяденька покрутил рукой над своей головой, показывая, что она закружилась – вот и упал. Женщина с парнем, я, мужчина и мальчик жестами попытались сообщить, что дело житейское – с кем не бывает. Дяденька приложил правую руку к груди и низко поклонился. Все заулыбались и закивали, мол, ничего-ничего, мы с радостью. Он что-то еще прошептал. Никто не понял, но все снова широко улыбнулись.
Тогда он поставил портфель на ступеньку, полностью повернулся к нам, крепко взявшись за ленту перил. Сложил пальцы – и медленно перекрестился. А губами сказал, сильно выдыхая: «спа-си-бо».
Все были тронуты. Эскалатор закончился. На выходе из метро дяденьке придержали дверь. Я вышла следом.
Какие у нас все-таки люди замечательные. И даже вечер теперь не совсем плохой.
* * *
– У меня что-то происходит – я уже третий раз болею с начала осени. Причем, так – горло не болит, кашля нет, только температура. Пришла к терапевту нашему – по страховке, – и говорю: «Как мне лечиться?». Она посмотрела на меня, спрашивает: «Вам больничный?». Я говорю: «Ну да, но мне еще пропишите что-нибудь». Она дала мне на три дня больничный и выписала Витамин С. Сегодня приходила к ней снова. Я ей объясняю, что я болею, что плохо себя чувствую, не могу понять, куда мне обратиться, к какому врачу. Она посмотрела на меня и заявляет: «Откуда я знаю? Я терапевт. Вы еще хотите, что ли, дома побыть?». Я говорю, что я в любом случае на работу в понедельник пойду, но меня же лечить нужно. Состояние такое – подавленное, и температура постоянно, а других симптомов нет. Она сказала: «Если у вас постоянно температура – это не страшно. Так бывает. Норма же – она одна на всех, а у кого-то температура ниже, у кого-то выше. Такой вы человек».
