"Существенным недостатком этого романа, - говорил В. Скотт, - является сходство характера и судьбы Заиры, одной из героинь повествования, с характером и судьбою Коринны . Своими талантами, красотой, несчастной любовью к человеку, непостоянство которого повергает ее в отчаяние, Заира слишком часто напоминает свой знаменитый образец. Тем не менее это Коринна, живущая в Ирландии, противопоставленная иным персонажам, переживающая другие приключения, испытывающая другие чувства и говорящая на другом языке, чем тот, который своей героине предоставляла г-жа де Сталь; мы охотно простим писателю отсутствие оригинальности в замысле за изображение той эпохи, когда появляется эта новая героиня, которая посреди непрерывных успехов, окруженная ореолом своего таланта, жертвует всем ради своей несчастной страсти" {Idman, p. 173-174.}.
В. Скотт расточал похвалы также другому женскому образу, созданному Метьюрином в романе, - образу Евы, дочери Заиры; он написан мастерски и полон очарования: "Ева - ангельское создание и подобна самой прародительнице Еве до грехопадения". Существенно, что в предисловии к роману "Женщины, или За и против" сам Метьюрин отмечал, что это его произведение отличается от предшествующих, а прежние свои создания он теперь готов был и вовсе осудить. Так, он сурово отзывается о "Семье Монторио", романе, принадлежавшем к жанру, уже вышедшему из моды, и утверждает, что ему не хватило таланта, когда он его создавал, чтобы вернуть благосклонность публики к этому жанру, традициям коего он следовал. В особенности, сознается Метьюрин, не хватало ему в то время жизненного опыта. "Когда я перечитываю свои книги сейчас, я не удивляюсь их неуспеху, так как, помимо того, что сюжеты малоинтересны (external interest), в них, на мой взгляд, отсутствуют реальность и правдоподобие; действующие лица, ситуации, в которых они находятся, их язык - все это выдумано; мое недостаточное знакомство с действительностью ограничивало мои возможности как писателя". Это признание весьма интересно; оно свидетельствует, что при некоторой доле свойственного Метьюрину тщеславия он все же отдавал себе отчет в недостатках, свойственных его ранним произведениям, и все время стремился усовершенствовать манеру своего письма.
Роман "Женщины, или За и против" несомненно принадлежит к числу лучших прозаических произведений Метьюрина, хотя он и не пользовался большей известностью у современных ему читателей и был основательно забыт у себя на родине. Повседневная жизнь Ирландии начала прошлого века изображена в нем тонкой, но уверенной кистью; он сумел захватить довольно широкие сферы общественных отношений и вывести на сцену многих людей, весьма мало похожих друг на друга; в изображении внутренних побуждений действующих лиц автор проявил наблюдательность, дар настоящего психолога и незаурядное стилистическое мастерство.
Впрочем, задача, которую Метьюрин поставил себе на этот раз: изобразить выбранных им героев в их связях, отношениях и житейских ситуациях, встречающихся в реальной действительности, - несколько нарушена и выполнена только отчасти, главным образом в отношении второстепенных лиц; в отдельных мотивах и целом сюжете романа многое кажется необычным, надуманным или даже неправдоподобным и напоминает те самые готические романы, от традиций и воздействий которых он тщетно пытался отмежеваться в предисловии к этому своему произведению. Задача была им поставлена уверенно, но на деле власть традиции оказалась сильнее.
Роман начинается эпизодом, очень напоминающим завязку готической истории: молодой человек по имени Де Курси, пылкий, влюбчивый, но постоянно колеблющийся и нерешительный, направляется в Дублин. По дороге мимо него с большой скоростью несется коляска, откуда доносится женский крик. Де Курси бросается к коляске, останавливает лошадей и вырывает красивую, хрупкую девушку Еву из рук похожей на ведьму отвратительной старухи. Защищаясь, старуха осыпает его проклятиями и угрозами, смахивающими на пророческие предсказания, которые в конце концов и оправдываются. Таким образом, уже на первых страницах романа, напоминающих начало известного произведения Анны Радклиф "Лесной роман" ("Romance of the Forest", 1791), над главными действующими лицами сразу сгущается атмосфера некоей тайны, которая окажется для них роковой и откроется для читателей медленно и постепенно, после многих запутанных приключений и сложных переживаний героев. Нельзя назвать простым, естественным и обычным основной стержень событий, вокруг которого развертывается множество побочных эпизодов. Де Курси сначала влюбляется в нежную и скромную Еву; затем эту любовь вытесняет гибельная и безумная страсть к блистательной и обольстительной Заире, светской женщине и талантливой певице; он приходит в полное отчаяние, узнав, что Заира - мать Евы (обе женщины также не знали о своем близком родстве), и ненадолго переживает Еву, когда она умирает от горя. Все это, конечно, отнюдь не обычные и не типические ситуации, взятые из гущи жизни: они больше сбиваются на вымысел, подсказанный сюжетными штампами готических повестей.
"Если к основной теме прибавить две бури, один пожар, ужасные сны, неожиданное явление привидения, - пишет новейший исследователь английского готического романа, - можно понять искушение тех критиков, которые готовы были поместить роман "Женщины" среди фантастических произведений автора" {См.: Levy, р. 562. М. Леви имеет в виду голландского биографа Метьюрина Виллема Схолтена, посвятившего целую главу (четвертую) роману "Женщины, или За и против", в которой он тенденциозно преувеличил близость этого романа к готической литературе XVIII-XIX вв. (см.: Scholten Willem. Charles Robert Maturin, the Terror Novelist. Amsterdam, 1933).}. На самом деле, хотя действительно было бы трудно отрицать некоторое сходство перечисленных мотивов данного романа Метьюрина с традиционными элементами готической повествовательной прозы, в данном случае все эти мотивы не определяют жанр романа в целом; они более или менее случайны и, кроме того, имеют иную мотивировку, выполняют другую функцию. Их значение заключается прежде всего в том, чтобы оживить повествование, в котором поставлены и пытаются получить свое разрешение глубокие религиозно-философские и этические вопросы. "Женщины" Метьюрина - это идейный роман, в котором автор сумел поставить ряд сложных проблем, волновавших его современников. Душевный мир Евы ограничен кальвинистской сектантской нетерпимостью, которую воспитал в ней ее духовник; благодаря религиозным предрассудкам ее человеческие чувства искажены до экзальтации - все это делает ее образ почти бесплотным. Мать ее, Заира, от которой Ева была отторгнута в детстве, напротив, воплощает в себе страсть к жизни и жажду полной свободы артистического духа, но встречает препятствия к развитию своей личности в предрассудках мещанской среды, крайне ограниченной в интеллектуальном смысле. Нашлись и такие критики Метьюрина, которые смогли взглянуть на этот его роман не как на роман тайн и приключений, а на своего рода философский трактат, в котором в повествовательной форме сопоставлены католицизм, кальвинизм и свободомыслие как философские и нравственные системы - к невыгодам каждой из них. Недаром среди второстепенных действующих лиц своего романа, на мрачном фоне ригоризма ирландских сектантов, присущей им благоразумной нравственности, продиктованной не столько идейной убежденностью, сколько материальными выгодами или лицемерием и фарисейством, Метьюрин сумел, бесстрашно для своего века, страны и своего сана, изобразить с полным сочувствием атеиста (Кардонно), оказавшегося в состоянии трезво оценить недостатки всех враждовавших между собою христианских религий в их практическом приложении к обществу того времени.
4
Осенью 1820 г. вышел в свет новый роман Метьюрина "Мельмот Скиталец" ("Melmoth the Wanderer") {В предисловии к русскому переводу этого романа, выпущенному в свет в качестве приложения к журналу "Север" в 1894 г., было указано, что этот роман был "переведен в двадцатых годах" (на самом деле он был издан в 1833 г.) "под заглавием "Мельмот Скиталец". На память об этом переводе мы оставляем это название, хотя правильнее было бы перевести "Мельмот Странник"" (т. I, с. XVI). Отметим здесь, что такое решение представляется нам правильным, так как русский перевод "Мельмота Скитальца" 1833 г. получил в России широкую популярность и навсегда утвердил это заглавие в сознании русских читателей, сделавшись даже доныне употребляемым крылатым выражением в обиходной русской речи. На этом основании мы и в настоящем издании оставляем заглавие, укоренившееся в русской литературной практике более ста сорока лет тому назад. Укажем, кстати, что у самого Метьюрина были колебания в выборе заглавия этого романа: во II главе первой книги домоправительница, рассказывая историю Джона Мельмота, утверждает, что он был прозван "Мельмотом путешественником" ("Melmoth the Traveller").}, несомненно лучший из им написанных. История его замысла и создания, к сожалению, известна мало и плохо: до нас дошло об этом очень немного достоверных данных.
