Особенно ярятся люди церковные, хотя им-то полагалось бы более взвешенно оценивать чужие поступки. Но, видно, по особому тяготению душ они выказывают свою "голубиную простоту" и "агнечью кротость" только в отношении егоров гайдаров. А уж "мудрости змиевой", судя по последним годам (да что годам - столетиям!), они и вовсе предпочитают избегать.
К статье 92-го года была приложена фотография: удивительно светлое, святое лицо маленького мученика. К сожалению, памятник, изображение которого помещено в газете "Завтра", не передает этих свойств. А сама статья очень хороша и своей документальностью, и образом, светлым и чистым, по особому промыслу Божию запечатленному даже в акте осмотра трупов. Участковый инспектор, составляющий акт, видимо, не мог не поразиться видом святого облика маленького мученика и написал это простыми словами, как мог*. А тело убитого брата Феди описано уже вполне протокольно, обыденно.
Имя отрока Павла, за Истину живот положившего, я поминаю в своих молитвах с 92-го года, еще с той вашей статьи, и пишу его в записках на Богослужении. Но рассказать о нем в своем приходе, даже сослуживцам по храму, не берусь. Не поймут. Даже о. настоятель не знает, за кого вынимает частички (?). **
Гражданская война не кончилась. Как мы предстанем на Страшный суд? Не понимающие друг друга, не примеренные, в отчаянии от неудачи с коммунистическим раем бросившиеся в капиталистический ад, топчущие Истину и при этом взывающие к Ней же: "Почай, Господи..."
Спаси вас Господи за Павлика Морозова, за Истину.
Раба Божья Надежда
17.01.98г."
* Видимо, на эту мысль мою читательницу навели заключительные слова описания:
"Волосы -русые, лицо - белое, глаза открыты, в ногах - две березы'. В самом деле, при чем здесь березы, если они не символ чего-то высокого. (В. Б.)
** Видимо, имеются в виду записки, в которых значатся имена усопших для поминания их за упокой. (В. Б.)
ВЫСТУПЛЕНИЕ
3 июни ( 1986 года в Малом зале ЩЩ на собрании московских писателей
с повесткой "Труд писателя. Социальные и правовые вопросы." Уважаемые товарищи,
В апреле состоялось очередное присуждение Ленинских премий. На другой день, как издавно заведено, в "Правде" появилась статья председателя Комитета по премиям в области литературы и искусства Г.М. Марков в которой автор коротко рассказывал о новых лауреатах. Об одном из них, между прочим, в статье говорилось, что "его творчество давно вошло в сокровищницу мировой культуры". Я не называю имени этого лауреата, дабы не ставить хорошего человека и интересного художника даже заочно в конфузное положение. Ну, действительно, ведь мировая культура в её высших "сокровищных" проявлениях это египетские пирамиды и Парфенон. Сикстинская мадонна и Героическая симфония, Гомер и Шекспир, Моцарт и Чайковский, "Дон Кихот" и "Война и мир", Василий Блаженный и Тихий Дон", "Братья Карамазовы" и Шостакович, это изобретение радио самолётов, это атомная энергия и вакцина против чумы... Раньше определять, что именно входит в сокровищницу мировой культуры, было привилегией и правом лишь истории и потомков, лишь времени и человечества. вот ныне при посредстве "Правды" это трудное дело взвалил на свои немолодые плечи лично товарищ Марков Г.М. Не обинуясь, прямо, без дрожи голосе он при всём честном народе лепит в глаза собрату по Аполлону ты, мол, братец, того, в сокровищнице, среди бессмертных.
Человеку, читавшему хотя бы только "Капитанскую дочку", видеть несколько ошеломительно, даже загадочно, однако он легко поймёт т. Марвова и даже, может быть, отчасти извинит его, если примет во внимание, что Марков отнюдь не одинок в своих претензиях на прерогативы истории и всего человечество, что есть и ещё столь же неробкие да ухватистые ребята, и они, кстати говоря, пишут о Маркове то же самое, что он наш сал о неназванном здесь новом лауреате. Вот, допустим, Михаил Алексее! Перечислив в статье "Как хорошую песню спеть" ряд писателей, назвав десяток произведений, он уверенно извещает через посредство журнала "Советский воин" всё человечество, что в" эти произведения "по праву вошли в сокровищницу не только нашей, но и мировой культуры" /1986,№ 4, с.З/ И первым, как самое большое сокровище, М. Алексеев назвал роман Г.Маркова "Грядущему веку". Роман ещё не окончен, но Алексеева и это ничуть не смущает, он не намерен ждать не только оценки истории и человечества, но даже окончания публикации, ему аж руки жжёт от нетерпения" К тому же, он, как видно, боится, что его могут обскакать, допустим, И.Мотяшов, С.Смоляницкий, В.Литвинов и десятки других авторов, пишущих оголтело хвалебные статьи и книги о Г.Маркове.
Вслед за "Грядущим веком" М.Алексеев, поднатужившись, распахнув богатырским плечом ворота пошире, затаскивает в сокровищницу мировой культуры романы "Блокада" и "Победа" А.Чаковского, "Война" и "Москва, 41-й" И.Стаднюка, "Вечный зов" А.Иванова, "Берег" Ю.Бондарева, "Судьба" П. Проскурина и книгу одного покойного писателя, имя которого я опять-таки не назову: остальные-то могут оборониться от несколько назойливых ласк непрошенного доброхота, а покойный этой отрадной возможности, увы лишен(. Впрочем, и у некоторых благополучно здравствующих положение тоже весьма непростое. Взять, скажем, И.Стаднюка. Ведь ему предстоит оборониться от ласк не только своего друга М.Алексеева, но и любимого журнала, где он много лет заведовал отделом литературы и часто печатается до сих пор, да ещё и собственного сына Ю.И.Стаднюка, который ныне заведует в журнале отделом литературы и, следовательно, сам заказал, отредактировал и сдал в набор статью, где книги его папы объявляются шедеврами мировой литературы на все времена.
( Бросается в глаза, что в последнее время М.Алексеев прямо-таки пристрастился к роли непрошенного доброхота. Так, недавно по случаю 75-летия Н.М.Грибачёва он, желая воздать юбиляру высшую в своём понимании хвалу, написал в "Литературной газете" /да ещё будто бы со слов самого поэта!/, что у того нет, мол, в письменном столе ни одного стишка, ни единой строки - всё опубликовано! На другой день, выступая по телевидению в программе "Время", Н.Грибачёв, естественно, отклонил эту более чем сомнительную похвалу: кому же не ясно, что печатать всё выходящее из-под пера стремятся только литераторы, потерявшие над собой контроль. Да немало есть и других причин, не позволяющих печатать все написанное. Право же, очень верна пословица насчёт того, как опасна бывает в иных случаях услужливость, вышедшая из-под контроля разума.-В.Б.
Итак, Г. Марков поместил на наших глазах в сокровищницу мировой культуры одного коллегу, а М. Алексеев - сразу семерых. Как видно, в последнем случае сказалась давняя приверженность писателя к шеренге, строю, отряду и другим армейским понятиям. Он выстроил своих любимцев в одну шеренгу, приказал подравняться, повернул направо и зычно скомандовал:" Отряд! В сокровищницу мировой культуры шагом - марш!" И вся недолга.
Видеть произведенное М.Алексеевым отрядно-групповое зачисление в мировые классики, конечно же, ещё более удивительно, чем видеть то, что проделал Г.Марков. Но и Алексеева, как ни странно, понять можно: ведь и о нём пишут то же самое, что он пишет о Маркове, и его зачисляют в сокровищницу. Вот, скажем, книга о нём С. Борзунова. Критик не ограничивается бесконечными похвалами и восторгами своему герою, ему мало, что ученические стихи Алексеева он льстиво сопоставляет со стихами Твардовского, Борзунов вот ещё что пишет о родном селе писателя: "Уверен, что долго будет жить оно в памяти народной и займёт достойное место среди таких дорогих русскому сердцу названий, как толстовская Ясна Поляна, шолоховская Вёшенская, есенинское Константинове, тургеневское Спасское-Лутовиново, блоковское Шахматове. Так прославил своё село выдающийся советский писатель Михаил Алексеев"/ С.М.Борзунов.Михаил Ален с еев. Московский рабочий, 1983, с. 5/. Видимо, только по соображениям краткости критик не назвал здесь ещё и Михайловское, Тарханы, Овстуг, Кара биху и ряд других сел и деревень, к которым не зарастет народная тропа. Но и без этого добавления, конечно же, ясно, что и Алексеев там, в сокровищнице.
Если дело так пойдёт и дальше, то завтра в сокровищнице мировой культуры мы увидим и Семёна Михайловича Борзунова с его книгой "Михаил Алексеев". А есть веские и многочисленные свидетельства того, что дело именно так и пойдёт. Вот здесь присутствует Феликс Кузнецов, наш непотопляемый московский флагман. Не так давно он объявил, что Бела Ахмадулина- "поэт пушкинского дарования". Ну, а где место такому поэту? Конечно же, в сокровищнице?.. Как видим, и всесоюзный флагман Марков и столичный флагман Кузнецов едут одним твёрдым курсом. И, как видно, изменить этот достопечальный курс можно лишь одним способом - сменой самих флагманов.
Однако чем же все-таки объясняется столь упорный курс на амикошонство с сокровищницей мировой культуры? Я думаю, здесь возможны два объяснения. Первое: названные писатели просто не понимают значения слов "сокровищница мировой культуры", думают, что эта сокровищница нечто вроде личного холодильника, куда можно совать всё, что нравится: кусок колбасы, бутылку "жигулёвского", солёный огурец,.. Но если это если люди действительно не понимают, а, следовательно, и не могу объяснить значение употребляемых ими слов, то тут нельзя не вспомнить, что Толстой однажды сказал:" Если бы я был царь, я бы издал закон, что писатель, который употребит слово, значение которого он не может объяснить, лишается права писать и получает 100 ударов розог"/ПСС,т.62,с.438/. Вот вам и непротивленец злу!.. Ах, как было бы поучительно и благотворно накануне Восьмого съезда писателей, или во время его осуществить хотя бы вторую часть мудрого толст кого закона! - учинить воспитательную экзекуцию. Пусть не сто розог, а хотя бы двадцать пять. Пусть не всех пороть, а хотя бы одного Алексеева, как самого масштабного инвеститора в сокровищницу, или бы одного Кузнецова, как самого живучего, или одного Борзунова.
