на нее Одетте. Бал выстроен наподобие концертного дивертисмента, хореографического ревю. Сменяя друг друга, гости показывают номера: венгерский танец, русский танец, испанский, неаполитанский, польская мазурка. А потом начинается танец Зигфрида и Одиллии («черное» па-де-де), в котором обманутый принц целует ей руку, а его матушка и Ротбарт живенько возглашают их женихом и невестой. Гремит гром! В окне мелькает образ настоящей девушки-лебедя – Одетты, – которая теперь навеки останется заколдованной, ибо принц нарушил данную ей клятву. Коварный план злого гения удался! Одиллия «выдает» 32 фуэте в знак торжества.
В четвертой картине мы снова на берегу лесного пруда. Девушки ждут возвращения Одетты и развлекают себя танцами. Одетта возвращается и в отчаянии рассказывает подругам об измене Зигфрида. Вскоре появляется и он сам – несчастный принц. Одетта хочет видеть его в последний раз, а принц хочет вымолить у нее прощение. Вскоре появляется и Ротбарт. Он властно напоминает Одетте, кто в доме хозяин, но неожиданно встречает сопротивление Зигфрида. Причем принц готов умереть ради любви к Одетте. К этому злой гений не готов! Более того, он сам умрет, если Зигфрид ради любви пожертвует жизнью. Ротбарт нагоняет тучи, вызывает бурю, стремясь разлучить влюбленных, но тщетно! Зигфрид и Одетта прыгают со скалы в воды озера, Ротбарт умирает, а жених и невеста попадают в приветливый подводный мир, где их встречают наяды и нимфы, а потом уносят в храм вечного счастья. В некоторых вариантах постановки обходятся без подводного царства, герои просто радостно встречают восход солнца на берегу озера.
Ну а музыку словами не передать. Слушать надо.
Литература
См. также Книга. В начале еще раз вспомню о «Всемирной литературе». Дело было так. Мой старший брат тогда (в середине 60-х годов XX века) учился на физфаке МГУ. Именно он первым из нашей семьи узнал о готовящемся 200-томном издании «Библиотеки всемирной литературы» и предложил оформить на нее подписку. Это оказалось делом не слишком простым (запланированного тиража в 300 тысяч экземпляров на всех желающих, конечно, не хватало), но в какой-то «дополнительный список» попасть удалось. Запомнилось, как отец прокомментировал буклет, предваряющий издание. В нем перечислялись все двести будущих томов с именами авторов и названиями произведений, включенных в серию. Батюшка неторопливо прочитал весь список вслух – мне и маме, – комментируя каждое имя и название. Я и до этого знал, что папа – человек образованный и много всего читал. И вообще, он профессор и доктор биологических наук. Но тут – художественная литература, причем не только Пушкин – Толстой, но и множество разных зарубежных и древних авторов! Папа, оказывается, читал практически все, что было в списке. И более того – рассуждал в отношении подборок произведений некоторых авторов, выражая удивление по поводу «невключения» каких-то сочинений… Я был просто поражен! Уважение к начитанности было неотъемлемой частью тогдашней культуры. А потом прошло десять лет (1967–1977), в течение которых это издание выходило том за томом. Мы все тома выкупили, и теперь они украшают библиотеку старшего брата. Об этом эпизоде и о нашей семейной библиотеке я немного рассказываю в главе Книга.
Не скажу, что я прочитывал все, что выходило. К сожалению, я этого не делал и не сделал до сих пор. Мне вообще кажется, что я читал непростительно мало. Вернее, что не прочитал многое из того, что надо читать обязательно (но – в оправдание, – похоже, прочитал немало того, что можно было бы и не читать).
Помню я также самую первую прочитанную мною книгу. Это произошло в 1954 году – мне было 4 годика. Читать меня никто целенаправленно еще не учил, но книжки мне читали и буквы я в основном уже знал. Читать начал самостоятельно, на первых порах лишь уточнял какие-то трудные для чтения слова. Первой книгой стала сказка «Медведь – липовая нога» из серии «Мои первые книжки». Тоненькая, в мягком переплете с медведем на обложке. С тех пор всё читаю и читаю…
Про нашу страну и культуру часто говорят, что они литературоцентричны. Обычно имеют в виду, что именно в литературе – в художественной литературе – ставились важнейшие вопросы бытия, смысла жизни, будущего и прошлого страны и народа. Переход литературы (или в более широком смысле – письменного слова) от религиозной к светской, секулярной в России стал особенно заметен начиная с XVIII века, после Петровских реформ. Считается, что русская литература «заменила», исполнила роли, скажем, философии и политической идеологии, в то время как в Западной Европе они как самостоятельные направления мысли сложились раньше. В нашей культуре идеологические, политические и даже религиозные вопросы наиболее глубоко и всесторонне рассматривались именно в литературе. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Тютчев, Достоевский, Чехов и другие наши классики создавали не просто художественные образы, но формировали то, что мы сейчас можем назвать ценностной матрицей русской культуры. Роль литературы исключительна как в культуре в целом, так и среди остальных искусств. Даже такое «абстрактное» искусство, как русская музыка, весьма глубоко пронизана литературой и вдохновлена ею: достаточно взглянуть на развитие русской оперы.
Место литературы в развитии культуры – и мировой, и русской – от века к веку изменялась. При этом до второй половины XIX века ареалом обитания литературы были аристократические слои, в последующие годы и круг авторов, и круг читателей начал расширяться, а после Октябрьской революции 1917 года, ликвидации неграмотности и создания всеохватной системы общего образования литература стала не просто доступна всему населению, но и оказалась глубоко внедренным базисом культуры.
К началу XX века литературоцентричность стала настоящей художественной идеологией. В последующие годы в советский период этот факт был осознан властью и принят на вооружение: «к штыку приравняли перо». Советская литература целенаправленно формировалась как идеологически выверенная, призванная воспитывать нового советского человека и новое советское общество, формировать представления о том, «что такое хорошо и что такое плохо» во всех сферах жизни: и в поведенческих нормах, и в мировоззренческом базисе. Окруженная «неустанной заботой партии», русская советская литература просуществовала семь десятилетий. Несмотря на идеологическую заданность, принимавшую порой форму прессинга, литература продолжала развиваться, обогащая русскую и мировую культуру высочайшими образцами прозы и поэзии. При этом русская классика продолжала работать на российское общество в целом, оставаясь фундаментом образования: 70–80 процентов времени в школьных курсах литературы отводилось на изучение русской классической литературы, и только 20–30 процентов – на изучение литературы советской.
Писатели в СССР были буквально обласканы властью, находились на особом положении – и в материальном отношении, и в смысле своего социального статуса. «Поэт
