НОМЕНКЛАТУРА БОРЕТСЯ ЗА ВЛИЯНИЕ
Силовые структуры нужны номенклатуре, чтобы использовать их против населения и особо бойкой оппозиции. После августа 1991 г. номенклатурные деятели упорно пытались доказать, что "хотят сделать как лучше, а получается как всегда". Т. е. "не корысти ради" совершается подготовка к массовым репрессиям, а лишь ради стабильности в государстве и борьбы против преступности. О том, что все это лукавство, говорят слова, случайно вырвавшиеся у Г. Попова на одном из митингов: "Надо полностью игнорировать уроки сталинских репрессий, осуществлявшихся независимой от всех Советов полицией, чтобы соглашаться с выводом милиции из-под контроля депутатов Моссовета".
А теперь посмотрим на историю того, как Г. Попов и прочая номенклатура из кожи лезли вон, чтобы избавить милицию от всякого контроля представительной власти, подчинить ее лично себе и превратить в репрессивный жандармский корпус.
Комиссия Моссовета по законности и защите прав граждан была, по всей видимости, единственной депутатской структурой, с самого начала своего существования и до роспуска Моссовета действующей не по указке номенклатуры. Самостоятельная позиция комиссии выразилась в активном поиске путей кадрового обновления московской милиции. Согласно действующему в то время законодательству, председатель Исполкома должен был по согласованию с МВД представить сессии Моссовета кандидатуру начальника ГУВД. Поэтому депутаты стремились использовать закон, чтобы найти для московской милиции достойного руководителя.
Комиссия требовала от действующего начальника ГУВД (осень 1990 г.) П. Богданова, чтобы он пришел на заседание комиссии, требовала от Лужкова представления кандидатуры, которую депутаты могли бы обсудить, обращалась с запросами в МВД СССР и РСФСР. Все было тщетно. Должностные лица игнорировали требования депутатов и законодательство.
В этих условиях комиссия по законности принимает решение о самостоятельном подборе кандидата на должность начальника ГУВД. Таких кандидатов набралось полдюжины, и две недели депутаты тщательно взвешивали их достоинства и недостатки. Бесспорным лидером в этой группе оказался генерал В. Комиссаров, в послужном список которого отражена многолетняя борьба против бандитизма и коррупции в Волгоградской области, где он прошел путь от рядового оперативника до начальника управления областного уголовного розыска. Потом, находясь на посту министра внутренних дел в Северной Осетии, он посадил на скамью подсудимых председателя Верховного Суда и генерального прокурора этой республики. Ниточки крупномасштабного мафиозного дела вели в Москву и грозили высшим партбоссам КПСС. Поэтому В. Комиссарова снова повысили в должности и убрали из Осетии на пост заместителя начальника уголовного розыска СССР, а потом направили работать в Академию МВД. Кандидатуру Комиссарова комиссия и рекомендовала для утверждения в должности начальника ГУВД второй сессии Моссовета 23 ноября 1990 года.
Моссовет посвятил работе ГУВД целый день своей работы, задержавшись на сессии до позднего вечера. Богданова от должности депутаты отстранили. Состоялось и тайное голосование по кандидатуре В. Комиссарова. После объявления положительных результатов голосования (251 голос за утверждение Комиссарова) С. Станкевич, забыв прикрыть рукой микрофон, через который велась запись для телевидения, произнес: "По-моему, здесь какой-то мухлеж…". Поскольку время было уже позднее, утвердить протокол счетной комиссии предстояло после выходных. Это дало возможность номенклатуре собрать силы.
Первым включился в номенклатурную игру С. Станкевич, который дал интервью журналистам, негативно оценил наступательный напор депутатов. "Вечерняя Москва" (26.11.90), написала о том, что истеричные депутаты пытались антизаконно «протащить» своего кандидата. В том же духе выступила и "Московская правда" (все та же Т. Цыба!), заодно представив П. Богданова невинным мучеником. Еще днем позже в операцию подключился и "Московский комсомолец". Давление на мозги общественности было обеспечено. Осталось надавить на депутатов.
Утром 26 ноября, несмотря на то, что вопрос уже вроде бы решен, Г. Попов выступил с гневливой речью. Он обвинил депутата, предположившего, что Комиссарова поддерживает сам Ельцин, в политической провокации. "От имени и по поручению" Ельцина Г. Попов заявил категорический протест и потребовал провести расследование факта дезинформации. Далее Попов зачитал письмо министра внутренних дел СССР Бакатина, который был совершенно не в курсе дела: "МВД СССР крайне встревожено абсолютно беспрецедентным событием, произошедшим на сессии Моссовета 23 ноября. С неоправданной поспешностью, без анализа и сколько-нибудь серьезных аргументов была предложена отставка т. Богданову. В вину ему было поставлено, что он не явился 5 ноября на комиссию. Вы знаете, что я просил отложить эти слушания и получил согласие".
Здесь Попов прерывает цитирование, потому что невольно это раскрывает нелепость его аргументов. Во-первых, письмо, оказывается, было направлено лично Попову, а не сессии Моссовета. Во-вторых, озвучивать его почему-то стал сам председатель Моссовета, а не представитель МВД. В-третьих, оказалось, что сам Попов решил за Моссовет вопрос о перенесении слушаний по острому вопросу, и даже не проинформировал депутатов о каких-то переговорах с высшим начальством МВД.
Для Попова было ясно: если московская милиция будет в подчинении Моссовету, многие грязные дела (Ельцина, Попова, Лужкова, самого П. Богданова) могут всплыть на поверхность. Поэтому Попов забывает слова Бакатина и начинает разворачивать новую аргументацию, надеясь на обычный завораживающий эффект своей риторики.
Вопреки закону и здравому смыслу, Попов утверждает: статус московской милиции должен быть определен Законом "О статусе Москвы". Это означало, ни много ни мало, полную нейтрализацию демократических сил, победивших в свое время на выборах в столице. Это означало и то, что закулисный сговор Попова с номенклатурным кланом уже состоялся, что Попов уже предал и продал Моссовет. Подтверждает этот сговор обмолвка Попова о том, что инициатором назначения Богданова на высокий пост в МВД был именно Ельцин, который и позволил абсолютно некомпетентному руководителю спортивного общества «Динамо» прикрывать художества самого Ельцина на посту первого секретаря МГК.
Попов начинает апеллировать к закону и регламенту, которые никогда не ставил в грош. Он навязывает Моссовету стиль работы, подобный итальянской забастовке. На ходу выдумываются несуществующие правила (обсуждение во всех комиссиях, письменное предоставление многих документов и т. п.) и требуется неукоснительное исполнение всего этого абсурда. Через полгода накануне выборов мэра ("Куранты", 11.06.91) Попов признается, что неоднократно "выкручивал руки" ради принятия необходимых ему решений. Какой уж тут закон, какой уж тут регламент!
Наконец, в обиход пускается сравнение заочного рассмотрения "дела Богданова", который многократно саботировал работу Моссовета и комиссии по законности, и "дела Троцкого и Бухарина". Попову обсуждение на сессии также напомнило захлопывание Сахарова на Съезде депутатов СССР. И даже режиссеры те же почудились ему. А для окончательного усиления воздействия на «толпу» депутатов Попов по ходу дела возглашает: "Можем ли мы работать, могу ли я работать здесь?" Короче, был предъявлен ультиматум: "либо я, либо он". И Попов покинул сессию, объявив перерыв.
Депутаты решили, что все-таки требуется продолжение обсуждения, и в большинстве своем остались на местах. Послушать было о чем. Например, депутат России Ребриков, оказавшийся в момент визита Попова к Ельцину в его приемной, свидетельствовал, что Ельцин никаких писем Попову не подписывал и никаких полномочий заявлять протест от своего имени не давал. Более того, Ельцин был хорошо знаком с Комиссаровым, который в свое время выдвигался альтернативной кандидатурой на пост министра МВД РСФСР. Выступил тут и Лужков, заявивший, что сложит полномочия, если ему не дадут сформировать Исполком по собственному разумению. Началась словесная схватка, затеянная номенклатурной агентурой в депутатском корпусе.
Выступление Попова было дополнено информацией о том, что в зале заседаний сессии Моссовета заложена бомба. Далее последовал спектакль с приглашением служебной собаки, которая обнюхала все ряды, но не нашла ничего. Разумеется, никакой бомбы и в помине тут не было. И страсти разгорелись с новой силой. Депутаты из "группы Боксера" нашли ответ на вопрос Г. Попова "кому это выгодно?". Позиция депутатов, отстаивавших свое право на решение кадровых вопросов, была определена, как происки КГБ.
Во второй половине дня «поповцы» добились голосования по вопросу об утверждении протокола счетной комиссии. Повод для переголосования был сверхпустяковым — кто-то что-то не там написал. Голосование дало 170 голосов «за» утверждение протокола, 134 «против» и 46 «воздержавшихся». Для утверждения протокола не хватило около десятка голосов (необходимо было большинство от присутствующих). Казалось бы, необходимо устранить процедурные нарушения и повторить тайное голосование. Но Попов и Станкевич попытались использовать ситуацию, чтобы окончательно похоронить вопрос.
