Близ ложа моего печальная свеча Горит; мои стихи, сливаясь и журча, Текут, ручьи любви текут, полны тобою. Во тьме твои глаза блистают предо мною, Мне улыбаются, и звуки слышу я: «Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя!..»
Александр Пушкин
О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Федор Тютчев
Смерть побеждающий вечный закон Это любовь моя, это любовь моя… Рабиндранат Тагор
Остановлю себя: бесконечное это дело – цитировать стихи о любви.
Любовь, конечно, относится к «главным» словам. Более точное суждение – к «главным» чувствам, но как в этом чувстве бывают важны слова!
Именно и только любовь людей друг к другу обеспечивает существование рода человеческого. От любви мужчины и женщины рождаются дети, любовь к ним позволяет им вырасти, их любовь к родным и близким обеспечивает целостность семьи, общества…
В русском – и большинстве других языков – для обозначения всех этих чувств есть одно слово: любовь. В греческом языке для разных видов любви – разные слова: эрос, филос, агапе, строге. Эрос – эротическая сексуальная половая любовь, влечение; филия – дружественность, расположение; агапе – бескорыстная любовь к ближнему и к богу; строге – любовь родителей к детям, любовь между близкими родственниками. Однако русское слово «любовь» объединяет в себе все эти смысловые оттенки, и мы не испытываем проблем для различения «видов» любви. Отмечу также важный, на мой взгляд, оттенок: любовь в русской ментальности – чувство, а не действие. У англичан, похоже, действие: make love – делать любовь, то есть заниматься сексом. У русских, разумеется, и действие соответствующее совершается, но все-таки «любить» и «делать любовь» (равно как и русские глаголы, отнесенные к сфере обсценной лексики) – иное…
Для меня остается, несмотря на многочисленные толкования и пояснения, не вполне понятным евангельское словосочетание «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём» (1 Ин. 4:16). Думаю, что это какая-то ускользающая от меня антитеза Нового Завета – Ветхому Завету. Мое предположение на сей счет состоит в следующем. Ветхозаветный бог не дает оснований даже для предположений о существовании у него по отношению к людям каких-то добрых чувств, не говоря о любви. Ветхозаветный бог – существо довольно мстительное, жестокое и коварное.
Христос же – и своей жертвой и, главное, содержанием и целью этой жертвы – продемонстрировал иное отношение Бога к людям: желание спасти души людские. Именно эту ипостась Бога (по идее – того же самого, ветхозаветного) открыл Христос и принесло человечеству христианство. Об этом, думаю, и говорит Апостол Иоанн Богослов, причем для его современников эти послания несли совершенно актуальный смысл и эмоциональный контекст. Настойчивое и повсеместное повторение фразы «Бог есть любовь» в наше время лишает, как мне кажется, ее подлинного смысла. Многими (молодежью в особенности) фраза воспринимается как проповедь земной любви, именно так ее и трактовали, например, хиппи 60-х…
О «божественной» любви образно, но очень точно говорит в Послании к коринфянам ап. Павел: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13: 4–8). И там же: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13: 1–3).
К сожалению, последующее развитие христианства – вернее, церкви христианской – ополчилось на любовь плотскую ради возвышения любви духовной. Говорили и писали об этом с удивительным усердием и постоянством все Святые Отцы, повторяют за ними и по сей день и час все священнослужители. Вот, например: «Любовь плотская – вина, а духовная – похвала; та есть ненавистная страсть души, а эта – радость, веселие и лучшее украшение души; та производит вражду в уме любящих, а эта уничтожает и существующую вражду и водворяет в любящих великий мир; от той не бывает никакой пользы, но еще великая трата денег и какие-то неразумные издержки, извращение жизни, всецелое расстройство домов, а от этой – великое богатство правых дел, великое изобилие добродетелей» (святитель Иоанн Златоуст).
Почему и зачем это делается – понятно. Потому что церковь – инструмент управления людьми. Найденный алгоритм управления основан на представлении о грехе и способах его замаливания, о возможности спасения души и возможности мук вечных. Поэтому, управляя мощным, природным, необходимым и неустранимым половым влечением, объявляя его «виной», священники управляют и всей остальной жизнью «провинившегося» человечества.
Но Бог с ними… Религиозное чувство, религиозность – это одно, религия, вероучение – другое, церковь и ее деятельность – третье… И отношения между ними – далеко не безоблачные.
Со стороны науки по любви тоже «нанесен удар». И удар этот называется «окситоцин».
То, что все наши эмоции – это просто химические реакции в организме, наука утверждала давно. И шаг за шагом удавалось выявлять те вещества, которые «отвечают» за определенные эмоции. Настал черед и чувству любви…
Томас Инсел, директор Национального института психического здоровья (США), искал фармацевтические средства, помогающие при психических расстройствах, характеризующихся тревожными состояниями. Как это принято в современной науке, сперва проводились исследования на мышах и крысах. Объектом особого изучения стали две группы крыс одинаковой породы, но при этом существенно отличающие своим поведением. Крысы одной группы отличались супружеской верностью и добропорядочностью, они создавали семейные союзы пары на всю жизнь растили детенышей и заботились друг о друге. Рядом с ними жила другая группа крыс, отличавшаяся полной беспорядочностью в своих половых связях и равнодушием к судьбе потомства. Отличия между ними удалось установить далеко не сразу. Но в конце концов они были выявлены: обнаружена разницу в количестве двух гормонов, вазопрессина и окситоцина. У крыс с хорошим поведением уровень окситоцина был высоким, а у плохих крыс – низким. Настоящий научный прорыв произошел тогда, когда «плохие» крысы превращались в «хороших» после введения им дополнительного окситоцина! И наоборот, достаточно было
