Через год с небольшим, 27 февраля 1863 года, Лаубе направил губернскому почтмейстеру новое указание в связи с высылкой в Олонецкую губернию ксендзов А. Габшевича (в Повенец), В. Лукашевича (в Пудож) и И. Творовского (в Каргополь). Губернскому почтмейстеру предлагалось секретно предписать уездным почтмейстерам, чтобы они «всю без изъятия приходящую на имена означенных лиц или оными подаваемую корреспонденцию немедленно препровождали… начальнику Олонецкой губернии в особых кувертах, с надписью “в собственные руки”». Тут же подчеркивалось, что распоряжение должно быть хранимо «в непроницаемой тайне». 9 марта оно было распространено также на ксендзов Г. Кульвановского в Лодейном Поле и В. Мосицкого в Олонце[1194].
Можно привести множество примеров, когда перлюстрация позволяла органам политического розыска проводить удачные операции. 7 февраля 1887 года Александру III доложили о произведенном накануне аресте Алексея Макаревского. Министр внутренних дел указал, что около двух месяцев тому назад было перехвачено письмо Макаревского в Бухарест некоему Барбу-Ганеску. После этого было дано распоряжение о просмотре всех писем из России на адрес Барбу-Ганеску. В результате 5 февраля в ДП доставили письмо А.Н. Макаревского из Екатеринослава, и в ночь на 7 февраля он был задержан на станции Лозовая, где ожидал пассажирского поезда. Резолюция императора гласила: «Весьма удачно»[1195].
В начале второй главы я уже упоминал, что в докладе министра внутренних дел И.Н. Дурново Николаю II от 5 января 1895 года среди наиболее значительных достижений службы перлюстрации по охране порядка в империи за последние пятнадцать лет упомянуто «открытие в зародыше военного заговора в Киеве». Можно предположить, что здесь имеются в виду события, происходившие в начале 1880‐х годов. 30 марта 1881 года жандармами были арестованы братья Евгений, Александр и Владимир Бычковы. Поводом стало перехваченное письмо из Нежина от учителя Пархоменко. Там были сведения о нелегальной литературе, посылавшейся из Киева учителям Нежинского уезда. В это время в Киеве уже был создан кружок офицеров, среди которых работал Евгений Иванович Бычков, окончивший Киевское пехотное училище и служивший прапорщиком в 48‐м резервном батальоне. В этой группе состояли подпоручик А.П. Тиханович и дезертировавший из армии И. Левинский. И хотя первоначально братья Бычковы из‐за отсутствия серьезных улик отделались лишь высылкой из Киева, тем не менее с декабря 1881 года Киевское ГЖУ начало дознание о революционных кружках в городе. В результате возникло так называемое дело шестидесяти девяти. Для проведения следствия в Киев был направлен известный военный прокурор, генерал-майор В.С. Стрельников[1196]. Интересно, что в конце 1882 года было перлюстрировано письмо с подписью «Александр Печка», адресованное в Одессу Павле Ивановне Воробьевой. Поскольку Воробьева была хорошо известна ДП своей революционной деятельностью и связями с братьями Бычковыми, то на выписке из адресованного ей письма появилась следующая пометка: «Очевидно, Бычка [Бычков], брат скрывшегося Влад. Бычкова [В.И. Бычков бежал из Киевской тюрьмы 19 декабря 1882 года]. Не сообщить ли Судейкину [Г.П. Судейкин — инспектор секретной полиции с декабря 1882 года]? 4 января [1883 года]»[1197].
Все это показывает, что перлюстрация в большинстве подобных случаев была лишь началом розыскной работы. Нередко письменный текст содержал шифр или тайнопись. В подобных случаях письмо поступало к специалистам-криптографам из Департамента полиции. В других случаях был необходим вдумчивый анализ самого текста. Например, 1 февраля 1878 года в Ростове-на-Дону был застрелен заподозренный революционерами в доносительстве Аким Никонов. Следствие установило, что главная вина за это лежит на неких «Иване Петровиче» и «Генрихе Карловиче». Но кто они такие и где находятся, выяснить не удалось. Между тем следствие располагало сведениями, что «Иван Петрович» называл себя слесарем и собирался поступить на завод Фронштейна. Уже после убийства Никонова на этот завод поступило письмо из Киева на имя «Ивана Петровича» со штемпелем от 8 февраля. Письмо было вскрыто и передано в Киев генерал-майору А.С. Павлову, тогдашнему начальнику Киевского ГЖУ, — для установления почерка. Сделать это не удалось, и письмо с другими материалами по делу Никонова поступило в Министерство юстиции. В октябре того же года его передали губернскому прокурору Киева, поскольку было подозрение, что под приметы «Ивана Петровича» подпадает один из разыскиваемых по «чигиринскому делу»[1198]. Прокурор направил бумаги опять в Киевское губернское жандармское управление, начальником которого был уже В.Д. Новицкий.
Один из офицеров при внимательном чтении обратил внимание на фразу в конце письма: «…сестры твои здоровы, у Саши ребенок умер». Из нее можно было сделать вывод, что у «Ивана Петровича» в Киеве есть сестры, что у одной из них, по имени Александра, незадолго до написания письма умер ребенок. Было также отмечено, что автор письма, женщина, находится с убийцей в очень близких отношениях, так как обращается к нему на «ты». Из Киевской консистории были затребованы сведения обо всех детях в городе, умерших в период с 1 января по 8 февраля 1878 года. Сведения поступили на 164 ребенка. Далее были выделены данные о матерях по имени Александра, а из числа последних — на тех, кто имеет братьев и сестер.
В результате следствие установило, что у незамужней дворянки Александры Ивичевич сын Евгений умер 31 января и был погребен 1 февраля 1878 года. Что у этой женщины есть родная и двоюродная сестры и два брата, Иван и Игнат. Из них Иван именовался слесарем. Дальнейшим розыском было обнаружено, что Иван Ивичевич ездил в Ростов в период убийства А. Никонова; что он состоит в любовной связи с некой Евгенией Калиновской. Письмо же было подписано буквой «Е». Далее был добыт почерк Калиновской, проведена графологическая экспертиза, признавшая его тождество с почерком автора письма на имя «Ивана Петровича». Выяснилось, что под именем «Генриха Карловича» скрывался прусский подданный Людвиг Брантнер.
Оба они, вместе с Игнатом Ивичевичем, были обнаружены в Киеве на квартире Ивана на Жилянской улице при аресте подпольной типографии 11 февраля 1879 года. Все трое оказали вооруженное сопротивление. Иван и Игнат Ивичевичи были тяжело ранены и умерли в больнице. Людвиг Брантнер также был ранен, вылечен и повешен 14 мая 1879 года в Киеве[1199].
По воспоминаниям начальника Киевского губернского жандармского управления генерал-майора В.Д. Новицкого, именно перлюстрация помогла узнать о существовании партии «Пролетариат»[1200]. В августе 1883 года в Киеве был арестован разыскиваемый по делу «Народной воли» наборщик Александр Никвист, проживавший под фамилией Нейпах. На почте была задержана корреспонденция на его имя. В ней оказалось «письмо крайне подозрительного содержания из Варшавы, в котором неизвестный автор просил адресовать письма в Варшаву на имя Леонтии Каминской». Новицкий телеграфировал начальнику Варшавского ГЖУ графу П.И. Кутайсову, прося задержать «личность, которая будет получать письма» на это имя. В результате 19 сентября 1883 года на варшавской почте была задержана классная дама Варшавского Александро-Мариинского института Александра Ентыс (по мужу Булгакова), одна из виднейших членов партии «Пролетариат». При личном обыске и обыске в ее квартире были найдены «важная переписка» и другие материалы, позволившие нанести серьезный удар по организации. Был арестован лидер «Пролетариата» Л. Варыньский. Три члена партии, П.В. Бардовский, М. Оссовский и Я. Петрусинский, по обвинению в убийстве провокаторов были приговорены Варшавским военно-окружным судом 20 декабря 1885 года к смертной казни и повешены 16 января 1886 года[1201].
В последующие несколько лет перлюстрация принесла службам политического розыска новые успехи в борьбе с «крамолой». В марте 1885 года в Харькове было задержано шифрованное и написанное химическими чернилами письмо из Москвы на фиктивное имя студента Наумова. При расследовании выяснилось, что автор письма — бывший студент Санкт-Петербургского университета С.А. Лисянский. При аресте его в ночь на 2 мая он убил околоточного надзирателя и ранил жандарма. На квартире Лисянского обнаружили подпольную литературу, бомбы, оружие. Выяснилось, что задержанный — один из организаторов харьковской группы «Народной воли». По решению военно-окружного суда Лисянский был повешен 20 июня 1885 года[1202]. В том же месяце киевские цензоры задержали письмо из Парижа на имя Анны Дмитриевой. Оно было писано химическими чернилами и частично — шифром. Удалось установить, что таким почерком велась переписка эмигранта Л.А. Тихомирова, одного из тогдашних руководителей «Народной воли», с Г.А. Лопатиным и «другими выдающимися деятелями преступного сообщества». Расследование показало, что письмо предназначалось А.Д. Похитоновой. Дмитриева, Похитонова и другие революционеры были арестованы[1203].
