Слишком костиста.
Был я курсантом, нашивки носил,
Денно и нощно прощенья просил,
Жил где придётся.
Всюду пускали и гнали меня,
И окликали и ждали меня,
Что за юродство?
В комнате тесной, с окошком в стене,
На юго-западной жил стороне,
Возле Фонтанки.
Тихо, позвякивал лишь аппарат,
Да в ноябре пробегут на парад
Новые танки.
Радио чешет псалтырь за стеной,
Да в агитпункте удар костяной
Кия по шару.
Утром, бывает, ребёнок всплакнёт,
Свалятся с полки флакон и блокнот.
Это, пожалуй,
Всё, что я слышал и всё, что я знал,
повесть унылую взял и разъял,
но не составил.
Выучил дюжину учеников,
Шесть негодяев, шесть мучеников –
Всё против правил.
Даже Иуда был верен Христу,
Даже Пилат изменился к хвосту
Этих событий.
В Рим был отозван наместник Пилат,
Там был уволен и выпил он яд,
Всеми забытый.
Я же уехал навеки в Москву,
Где поселился на Крымском мосту,
Возле Садовой.
Там я бронёю покрылся до пят,
Там моя бойня, поход и парад,
Выход мой новый.
* * *
Тёмный день над Москвой новогодней,
Опустились на нас небеса,
И куда б ни пошёл я сегодня –
Вся прогулка и та полчаса.
Как оснежены хвойные лапы,
И звезда проступает сквозь дым,
Что же вспомнится мне? Ну, хотя бы,
что когда-то я был молодым.
И такой же раздумчивый сумрак,
И такой же снежок на лету,
И шагов неподкупных, разумных
Привлекательную простоту.
Не уйти мне сегодня от дома,
Я вернусь и закончу навзрыд,
Только жаркая млеет истома,
И звезда в изголовье стоит.
* * *
Послевоенная Москва
Дышала воздухом удачи,
И грабежа, и воровства –
Всё было так, а не иначе.
Когда безногий инвалид,
Рублёвки собирая в кепку,
Знал, от чего душа болит –
Поднять бы только пятилетку.
И на трамвайной «колбасе»,
Кольцом Бульварным опоясан,
Я притулился, как и все,
Ещё нескладен и неясен.
Я понимал: моя страна
Меня спасла и победила,
И будет навсегда верна
Её устойчивая сила.
Пройдут и годы, и века,
Развеется осадок тленный,
Но будет жить наверняка
Тот вздох Москвы послевоенной.
1980
ДРУГ
Был у меня хороший друг
В те ранние года,
Но он пропал внезапно, вдруг,
Навечно, навсегда.
Я ничего не мог понять,
Куда мой друг пропал,
Его искал опять, опять,
Но так и не узнал.
И вот прошло полсотни лет,
Я друга не нашёл,
Быть может, я возьму билет
В вагонный произвол.
И я поеду в те года,
Пойду в последний раз
В леса, где тёмная звезда
Продолжит мой рассказ.
И если я его найду,
То я ему скажу:
«Ну где ты был, твою беду
Я на себя беру».
И он ответит: так и так,
Конец венчает всё,
Я потерялся, я дурак,
Но вышло хорошо.
* * *
Памяти Анатолия Кобенкова
Закат над Иркутском,
Сибирь велика,
И в мареве грустном
Плывут облака.
Огней панорама,
И полюс открыт,
Оконная рама
Беспечно стучит.
Дошёл я до края
Судьбы и земли
И вот повторяю
Всё то, что вдали.
Открытое сердце
Спешит на закат,
И это соседство –
Последний парад.
Ни смерти, ни жизни,
А только полёт.
На слове оттисни
День, век или год.
Останься, останься,
Вернись навсегда
Ты в мареве ясном
Беды и труда.
Закат над Иркутском
Уходит в зенит,
И вечным искусством
Надежда звенит.
ТАРХАНЫ
Нас повели аллеей липовой
В какой-то неказистый храм,
Сопровождающий то всхлипывал,
То плёл чернуху по слогам.
Вокруг плясала чернь нарядная,
Ревело радио с холма,
И предлагалась необъятная,
Недорогая Хохлома.
И по ступеням металлическим,
В подполье проводили нас,
Где свет неяркий, электрический,
То резко вспыхивал, то гас.
И вот в потёмках кто-то выхватил
Фонарик и провёл лучом,
Но через пять минут на выходе
И это стало нипочём.
Автобус мчался к ресторации,
Разыгрывался аппетит,
Экскурсионные старатели
Расписывали всякий вид.
А на краю у безбилетного
Гулянья, закусив губу,
Лежал в подполье бедный Лермонтов
В на вырост слаженном гробу.
Беззащитная беспечность
Литература / Поэзия
Портнов Владимир
Теги: современная поэзия
* * *
Ночь начинается,
сон отступается,
шорох в осеннем саду.
Ощупью движется
осень-красавица...
Губы губами найду.
Встретимся с нею под куполом древа,
глянет стыдливо луна.
Осень приходит, как юная дева,
вся беззащитно-скромна.
Осень тебя и меня зацелует,
в голову вскинется хмель,
ветер тихонько споёт аллилуйя,
Выстелит в листьях постель.
Не засыпай, моя страсть утомлённая,
слушай, что шепчет листва,
осень обманная, осень влюблённая,
краткая суть естества.
* * *
Мечтала песчинка: стать бы горой,
Песчинка того не знала,
Что гора, истраченная борьбой,
Сама песчинками стала.
Морозы и вьюги, дождь и жара –
Песчинке всё время снится гора.
А гора до последней кварцевой жилки
Видит во сне дорогие песчинки.
* * *
Чёрным дымом и гарью пропитанный
Шёл маршрут мой сквозь выжженный лес,
И стволами, как чёрными пиками,
Продырявлен был купол небес.
И текла тишина многотонная,
Мёрт-ва-я: даже мышь не шуршит.
Мы собою, как будто понтонами,
Перевозим тяжёлость души.
…И выводим себя из горельника.
Цвет зелёный нам радует взгляд,
Но повинно сгоревшие ельники
В наших душах, как стражи, стоят.
* * *
Все следы обрывает порог.
Все следы тянут цепь от порога,
И неважно – шалаш ли, чертог,
Тропка узкая или дорога.
От порога ведётся судьба,
Но попробуй порогом измерить
Крестный путь от воловьего лба
До распятья – чтоб в смерть не поверить.
…В нашем доме истёрся порог,
Наших судеб истёрлись начала,
Наша повесть всего в пару строк:
Рваный парус и нету причала.
* * *
Полдень хмурый,
Конь каурый,
Солнцем выжженная степь,
Травостой сухой и бурый –
Грустно в близь и в даль смотреть.
Коршун попусту кружится,
Пусто небо, степь пуста,
Словно в схватке джиу-джитсу,
Два шмеля вокруг куста.
Время мало или много…
Бесполезно смысл искать.
…Из безвременья такого
На коне не ускакать.
* * *
Покатый лоб, глаза зверино ярки,
Он грудь на грудь на зверя шёл с копьём
И с жадностью овладевал дикаркой,
И преклонялся только пред огнём.
И так сто лет… и тысячу, и вечность
Брал только силой женщин и еду…
И вдруг… О, беззащитная беспечность –
Одна. У самой речки. На виду.
Обнажена. И блики золотые
На бёдрах плещутся, у ног блестит затон,
И след купанья – капельки литые
Стыдливо гладят тело. Ну а он…
Он крался росомахою к добыче,
От нетерпенья властного сгорал,
Но в миг последний, туго плечи сбычив,
Не взвился он в прыжке, не заорал.
А задержал в груди свой вдох стеснённый,
И весь затих, не шелохнув кусты,
Сражённый в первый раз. И вознесённый
Непостижимой тайной красоты.
И так стоял, колени в землю вмявши,
И узкий взгляд сочился из-под век.
В мученьях умирал дикарь вчерашний,
Восторженно рождался ЧЕЛОВЕК.
Гром небесный телефонного звонка
Гром небесный телефонного звонка
Книжный ряд / Книжный ряд
Теги: юмористическая проза
Ровно 150 коротких новелл, по преимуществу весёлых, вместили две новые книжки Михаила Щербаченко. Если первая из книг – «Краткий курс научного карьеризма» – итожит десятилетнюю службу автора на ответственном государственном посту, то вторая – «Жизнь как искусство встреч» – коллаж блуждающих во времени и пространстве наблюдений рассказчика-публициста. Перед вами – две истории. Захотите большего – обращайтесь в центральные книжные магазины или на сайт litres.ru.
