— Мой отец родился в Шанхае, а юность его прошла в Харбине. Там, в Маньчжурии, была накануне Второй мировой огромная русская колония. Только в Харбине проживали триста тысяч русских. Каких только политических векторов они не придерживались! Были там, конечно, и сторонники фашизма. Неспроста именно в Харбине была создана в 1936 году фашистская академия имени П. А. Столыпина. В нее принимались лучшие активисты движения, имевшие «законченное фашистское образование в объеме районной партийной школы». Одни названия предметов, преподаваемых русскими профессорами на территории Маньчжурии, чего стоили: «Российский фашизм как движение национальное», «Доктрина итальянского фашизма»...
Идеологи русского фашизма искали его истоки в национальной истории. Так, родоначальником русской фашистской традиции был объявлен князь Московский Иван Данилович Калита. Дескать, этот почти легендарный князь сделал духовной столицей Руси Москву, переведя сюда кафедру митрополита из Владимира. Дальше — больше. Оказывается, Земские соборы XVI—XVII веков — это не что иное, как зародыш корпоративного государства, провозглашенного фашистами. Да и свастика (по-русски — коловрат) имеет, как утверждалось, многовековые русские традиции. И эти нацистские транскрипции отечественной истории находили свою паству в эмиграции.
— Там же, в Маньчжурии, возник в середине 1920-х годов и Союз мушкетеров, патронируемый Его Высочеством великим князем Никитой Александровичем. Основателем этой достаточно разветвленной организации, позаимствовавшей свое название в романах Александра Дюма-отца, был князь Владимир Гантимуров.
— Отец мне о гантимурах — так их прозвали — рассказывал. Он дрался с этими чернорубашечниками. «Мушкетеры» великого князя Никиты Александровича носили черные рубашки-апаш, черные брюки-клеш и черные пилотки. У них были свои воинские звания: лейтенанты, капитаны... Папин же скаутский отряд был откровенно антифашистским. Они постоянно организовывали акции против японской администрации в Маньчжурии. Раздавали листовки, а однажды даже подожгли помещение, где собирались японские летчики. Папа был очень горд этим «подвигом». А мама моя училась в русской гимназии в одном классе с двумя дочерьми атамана Григория Семенова, видного деятеля Белого движения в Забайкалье. Впрочем, родители детей никаких контактов между собой не поддерживали и, когда случайно встречались, политических разговоров не вели.
— Известно ли о причастности других членов Дома Романовых к поддержавшим Третий рейх эмигрантским организациям?
— В середине 1920-х в Мюнхене на съезде молодых русских монархистов возник союз «Молодая Россия» под руководством Александра Казем-Бека. В 1925 году эта организация переименовывается в «Союз младороссов» и начинает пропагандировать идею национального монархизма. Патроном «младороссов» становится великий князь Кирилл Владимирович. К началу 1930-х у организации появляется два десятка отделений в разных странах. Это была фашистская организация.
— Парижский эмигрант Иван Бутаков рассказывал мне о том, как любопытства ради он попал однажды на сходку «младороссов» во Франции. Все было организовано по примеру боевиков Муссолини и Гитлера. Униформа в темных тонах, бритые затылки, поднятая в нацистском приветствии правая рука при появлении «вождя». Парадокс ситуации в том, что Александр Казем-Бек — кстати, правнук Льва Толстого — вернулся в конце 1950-х годов в СССР, где ему позволили преподавать. Похоронили вождя «младороссов» в Переделкине, недалеко от Бориса Пастернака и Арсения Тарковского...
— Вторая мировая война — постыдный период в истории не только немецкой. Я не понимаю людей, которые пытаются объяснять действия Гитлера и его камарильи даже с малейших позитивных позиций. Мне отчаянно больно за гимн «Коль славен наш господь в Сионе», который исполнялся в 1944 году в Праге на учредительном съезде комитета освобождения народов России, председателем которого был выбран генерал Андрей Власов. Этот величественный гимн, созданный Дмитрием Бортнянским и Михаилом Херасковым, — истинная, душевная молитва русских. Он стал по сути дела нашим национальным гимном в эмиграции. И вдруг — власовцы, предатели... Когда мы с губернатором Александром Яковлевым хоронили в Петропавловской крепости государя императора Николая II и его семью, долго думали, играть или нет этот гимн. И решили: «Играть!» У русского народа есть своя культурная символика, и мы ее никому не отдадим.
— А как вы смотрите на гитлеровский «приказ о принцах»? Фюрер запретил участие представителей германского императорского Дома и других немецких царственных Домов в боевых действиях, более того — приказал отчислить всех их с военной службы.
— Гитлер был социалистом, а значит, антимонархистом. Он опасался всплеска народных монархических симпатий в случае героической гибели представителей свергнутых династий. Впрочем, российских особ «голубой крови» этот «приказ о принцах» не касался. Например, муж старшей сестры Владимира Кирилловича Романова — великой княгини Марии Кирилловны — четвертый князь Лейнингенский Фридрих-Карл попал в плен на Восточном фронте и сгинул в лагере для военнопленных под Саранском.
Гитлеру не терпелось расставить королей и императоров, как пешек, по европейскому политическому полю. Например, Николай Романович, нынешний глава Объединения членов рода Романовых, рассказывал мне, что ему было предложено Гитлером через посредничество итальянского короля Виктора Эммануила III стать монархом оккупированной итальянцами Черногории. Николай Романович решительно отказался. После чего ему и его близким пришлось скрываться от нацистов. Его бабушке Милице Николаевне, сестре итальянской королевы Елены Черногорской, удалось скрыться в Ватикане. А сами прямые потомки царя Николая I, Николай Романович и Дмитрий Романович, нашли пристанище в Египте. По-моему, они жили там даже не под своими фамилиями, занимались тем, что чинили мотоциклы. Как шутит Николай Романович: «Я и сейчас с закрытыми глазами любой мотор разберу и соберу».
— Некоторые исторические источники утверждают, будто к концу 1930-х годов большая часть русской эмиграции сделала свой политический выбор в пользу Гитлера. Правда ли это?
— Мои родители всегда называли негодяями тех людей, которые связывались с фашистами. В нашей семье считалось дурным тоном говорить обо всем, что могло бы бросить тень на Россию. Наверное, мои родители были идеалистами. Для них не Советский Союз сражался с Германией, а Россия. Папа с мамой были убеждены, что и в среде эмиграции большая часть людей придерживается того же мнения. Все остальное от лукавого. Лишь позднее я узнал, что не все было так просто и что значительная часть русской эмиграции видела в нацистах прежде всего борцов с большевиками.
Прогерманские настроения значительной части эмиграции вполне объяснимы. В восприятии многих россиян, оказавшихся не по собственной воле за рубежом, Россия и Германия стали по окончании Первой мировой войны главными проигравшими. К тому же в одинаковую ситуацию попали и представители свергнутых династий России и Германии. Тем более что Романовы и Гогенцоллерны активно развивали контакты между своими императорскими фамилиями. Великая княжна Кира Кирилловна, младшая дочь великого князя Кирилла Владимировича, принявшего в 1924 году титул Императора Всероссийского, стала женой Луи Фердинанда, принца Германского и Прусского. На свадьбе в Потсдаме рядом с Кириллом Владимировичем и его сыном Владимиром Кирилловичем дефилировал их «дядя Вилли» — бывший германский император Вильгельм II, казалось бы, злейший враг России. Странно, не правда ли?
— Только на первый взгляд. Помню разговоры в Париже с Владимиром Поремским, бывшим одним из видных персонажей в руководстве Народно-трудового союза, крупнейшей эмигрантской организации. Он объяснял, что восприятие Гитлера и его партии у деятельной части русской эмиграции было весьма двойственным. С одной стороны, нацисты вызывали у них симпатию потому, что представляли собой эффективную силу, способную свергнуть Сталина. С другой — не могли не настораживать взгляды фюрера на «восточную проблему»...
— Надеяться на Гитлера было роковой ошибкой эмиграции. Русская аристократия была бы Гитлером уничтожена в случае его победы над Советским Союзом. А народ наш немецкий фюрер использовал бы как тягловую, рабочую силу — и все... После войны мы жили в Бразилии. Я был тогда еще ребенком, но помню, как горячо мои родители и их друзья-эмигранты обсуждали все, что касалось последствий войны. Я не все еще до конца понимал, однако запомнил на всю жизнь фамилии представителей эмигрантского сообщества, которые вызывали отвращение у моих родителей: Садовский, Золотницкий... Это были люди, стоявшие на нацистских позициях.
