К себе в тот миг примеривают роль
Теперь уже не мальчика, но мужа.
V
Дочь завела карапуза.
Внучка явилась на свет.
Бабкой становится Муза.
Дедом ворчливым – поэт.
Выпала с неба награда
Нам за какие труды?
Золото-девочка Злата,
Капелька чистой воды.
В помощь надеждам безмерным,
Как неожиданный снег,
Как очищенье от скверны,
Послан нам был человек.
Кротость, любовь и беззлобье.
В люльке на каждом шагу
Морщится Божье подобье
И говорит нам: "Агу!"
VI
Твой мир ещё непогрешим.
Как ангел, ты пребудешь с нами,
Напитанная небесами
И нежным запахом своим,
Разоружающей улыбкой,
И беззащитностью чела
Пророчишь нам о жизни зыбкой,
Откуда ты сюда пришла.
Среди других твоих отличий –
Незнанье зла и кроткий нрав.
Ты понимаешь щебет птичий,
Дыхание цветов и трав,
Язык цикад в ночном концерте.
Младенец – вот один, кто чтит,
Как человеку говорит
Всевышний о попранье смерти.
VII
Высокий лоб и длинные запястья –
Твой нежный облик маму повторит.
В кроватке детской безмятежно спит
Три с половиной килограмма счастья.
Сопит всем звукам мира в унисон,
Пришедшая для продолженья рода.
Пока твоя важнейшая работа –
Глубокий, крепкий и здоровый сон.
Каким тебе пришёлся этот свет?
Ты маму различаешь без ошибки.
И каждой ослепительной улыбке
Ты безотчётно тянешься в ответ.
Взрослеешь не по дням, а с каждым мигом.
В предчувствии неведомой беды
Боишься, как все люди, темноты.
И одиночество обозначаешь криком.
VIII
Голоси-причитай,
Мой любимый скворобушек, Злата.
Ди-ди-ди, ай-я-яй! –
Это, значит, помочь тебе надо.
Ди-ди-ди, ай-я-яй! –
Ты шагаешь с родителем в ногу.
Ди-ди-ди, ай-я-яй! –
Это первая исповедь Богу.
Красный шар, карусель,
И качели, и малые дети,
Что такое капель –
Всё тебе интересно на свете.
Щебечи-говори,
А вчера, что за Божия милость, –
Надувать пузыри
Ты из пены сама научилась.
Я стихи сотворю,
Прошепчу их губами сухими.
И тебе подарю,
И они будут только твоими.
IХ
Я столько прожил: год мне стал как день.
Пора настала дань отдать сединам.
И поглотила сумрачная тень
Те времена, где год казался длинным.
Ну как мне удержать весь белый свет
И возвратить его обратно дому?
Тобой, мой ангел, кто идёт вослед:
Живое жизнь всегда даёт другому.
Пока ты в люльке безмятежно спишь,
Как предок спал перед последней битвой,
Хочу я верить – искренней молитвой
Ты, коль захочешь, жизнь мою продлишь.
* * *
Я покаюсь и снова грешу,
И на сердце опять беспокойно.
Неужели всё то, что прошу,
Даже слуха Его недостойно.
[?]И когда повстречал я бомжа
На каком-то вокзале убогом,
Я подумал, что наша душа
Точно так же смердит перед Богом.
Бог не требует наших молитв.
Но лежу пред Тобой распростёртый.
Это я, изнемогший от битв,
Это я – худоцветный и чёрный.
Это я, предъявивший права
И просящий пощады несмело,
Принимаю, что эти слова,
Может быть, наше главное дело.
* * *
Откуда – её я не звал –
Идёт беспощадная старость?
И, кажется, всё я сказал,
Но главное что-то осталось.
И всё кратковременно так,
Непрочно, мгновенно, беспечно.
И всё кратковременно так,
И всё удивительно вечно.
И всё, что на грешной земле,
Пропел я, как певчая птица,
Плутая в полуночной мгле,
На небе должно разрешиться.
* * *
На искусстве не наваришь,
Жить не будешь сыто-пьяно.
Только старший мой товарищ
Вновь бренчит на фортепьяно.
Люди держат в мыслях числа.
Люди думают о деле.
Ты какого ищешь смысла
В этом музыкальном теле?
От такой пустой работы
Что в миру себе оставишь?
Ты какие ищешь ноты
Среди чёрно-белых клавиш?
Лик его высок и светел.
На вопросы нет ответа.
Только музыка и ветер
Обнимают части света.
Он привержен лире стойко
С обречённостью мессии.
И несётся птица-тройка
Вновь по матушке-России.
* * *
Слышишь, заводит сверчок
Песню на лире запечной.
Как бы мир ни был жесток,
Слово и музыка вечны.
Мы рождены, чтоб пропасть.
Канет во мгле бесконечной
Слава, богатство и власть.
Слово и музыка вечны.
Как же нам жить на земле
Просто, неспешно, сердечно?
В мире, лежащем во зле,
Слово и музыка вечны.
Жизнь поместилась в семь нот.
Но в суете быстротечной
Всё в этом мире пройдёт.
Слово и музыка вечны.
* * *
В. Чижевской
Поэты не пишут доносы,
Что всё здесь не так – вкривь и вкось –
Про сложную жизнь и партвзносы.
Уж так на земле повелось.
Как сладко начальству вопросы
Подкинуть про то и про сё.
Но вот ведь – не пишут доносы
Поэты, не пишут, и всё!
Под едкий дымок папиросы,
А слово их не воробей,
Поэты не пишут доносы.
Не пишут они, хоть убей!
Ну, нету у них интереса
Вот так расточать словеса.
Но можно представить Дантеса,
Открывшего миру глаза?
Поэты поют мадригалы.
Они поголовно добры.
Они посылают сигналы
В иные миры.
Светлана КЕКОВА, САРАТОВ
У Софийских ворот
СТРАШНАЯ МЕСТЬ
Станиславу Минакову
1
Никого не помилую,
только слёзы утру…
Гоголь с паном Данилою
тихо плыл по Днепру.
Волны серы, как олово.
Спят в земле мертвецы,
молодецкие головы
опустили гребцы.
Кто не спит, тот спасается,
Плоть приемля и Кровь.
Украина, красавица,
соболиная бровь.
Ни приветом, ни ласкою
не разбудишь меня,
только сталью дамасскою,
вольным храпом коня…
2
Стражу к городу вывели,
в хлев загнали овец.
Спит в сиятельном Киеве
есаул Горобець.
С голубями и птахами
мчит его экипаж
в дом, где борется с ляхами
друг его Бурульбаш.
Полночь многоочитая
в храм идёт на поклон,
чтоб уснуть под защитою
чудотворных икон.
Но не дремлют отдельные
мертвецов позвонки,
заведенья питейные,
казино и шинки,
синим светом подсвеченный
тот, чьё имя – Никто,
и проказою меченный
вождь в заморском пальто.
Он танцует «цыганочку»
со страной на горбу,
дразнит мёртвую панночку
в одиноком гробу.
И, не видя противника,
у Софийских ворот
Гоголь в облике схимника
на молитву встаёт.
ВОЛШЕБНАЯ РЫБА
Этери Басария
На Страшном судищи без оглагольников обличаюся,
без свидетелей осуждаюся, книги бо совестные
разгибаются, и дела сокровенные открываются…
(Из тропаря по третьей кафизме)
Надев златотканую ризу, сидит безутешная мать
и хочет волшебную рыбу для мёртвого сына поймать.
Вокруг неё – травы и воды, и годы страданий и бед,
а в ней – времена и народы, и праведной совести свет.
В руках она держит корзину, в корзине – иголка и нить…
Я знаю – убитого сына боится она хоронить.
И кто её сына помянет там, где громоздятся гробы?
и как её мальчик восстанет при звуке последней трубы?
Но – чудо! Возможность спасенья душа прозревает на миг,
и чает она воскресенья при чтении совестных книг.
И призрак последней разлуки не манит её, не зовёт,
и к матери плачущей в руки волшебная рыба плывёт.
P.S. Поздравляем Светлану Кекову с вручением Новой Пушкинской премии!
Оксана СТОМИНА, МАРИУПОЛЬ
«Мне бы справиться с этим»
У меня от него...
Он был вроде бы самым обыкновенным.
Одно его выдавало – взгляд.
У меня от него – вино по венам,
А временами – яд.
