Они будут ориентированы на Европу, связаны через Океан с ее индустриальными центрами. Раньше бронзовокожий человек, подобно чернокожему, жил в ладу со своими реками и морскими берегами. Торговля вокруг его селений не замахивалась далеко. По мере того как коренное население искореняется непонятными ему силами, меняется также роль рек и берегов.
Колониальные города располагаются в устьях рек и на берегах, чтобы служить заморской торговле. Сами реки обращаются лицом к Европе, становясь транспортными путями к грузовым причалам, пока эту функцию не возьмут на себя железный конь и самоходная колесница. Все нацелено на то, чтобы снабжать Европу пряностями и металлами, хлопком и кофе, сахаром и южными фруктами. Возникают портовые города, которые не гармонируют с морем, не дают берегам и морю оставаться частью единого ландшафта, а загромождают береговую линию пакгаузами, сараями и мусором, принуждая жилища отвернуться от реки, от морского побережья. Облик городов определяется их ролью форпостов растущей индустриальной Европы.
Этот облик предрешен, когда колониальные страны освобождаются от зависимости и на западной стороне Атлантики вырастает новая, еще более беспокойная и могущественная Европа.
Притяжение развивающихся промышленных и торговых центров совпадает с отторжением людей из деревни. Во всякой стране с растущим населением наступает пора, когда землю уже нельзя делить на большее число пользователей. Отсюда быстро увеличивающаяся масса безземельных, для которых в деревне нет места.
Армия безземельных неудержимо ширится по мере того, как почвы все больше истощаются и появляются машины, которые заменяют многих работников, меж тем как кривая численности населения устремляется вверх. Мотивы, вынуждающие покидать деревню, становятся даже сильнее притяжения городов. Поскольку свободных земель для распашки почти не осталось и нет больше незавоеванных континентов, растущий поток лишних людей направляется в город. Торговые и индустриальные города отчасти меняют свой характер, превращаясь в место сбора людей, которым больше некуда деться.
Так начинается величайшее в истории переселение народов, превосходящее любые прежние миграции через степи и океаны и, пожалуй, более радикальное по своим последствиям для рода человеческого, чем какие-либо прошлые события.
Города были и в древности, однако урбанистическая цивилизация обрушилась на человека уже в нашем столетии. Население планеты теперь удваивается за тридцать пять лет, городское население — за одиннадцать. Крупнейшие центры растут вдвое быстрее небольших городов. Впервые мы достигли такой стадии, когда большинство граждан мира рождаются горожанами. При нынешних темпах к началу следующего тысячелетия из прогнозируемой общей численности мирового населения в семь миллиардов пять с половиной будут жить в городах. Идет формирование сплошного урбанистического мира.
О современном большом городе уже не говорят — метрополис. Подобно тому как с некоторых пор мы измеряем подвластные нам разрушительные силы не тоннами, а мегатоннами, так и новый супергород именуем — мегаполис.
В устье одной из рек на севере Света, к которому Вы прикоснулись, один голландец за несколько рыболовных крючков и стеклянных бусин покупает у индейцев остров Манхатте. Закладывается город, его имена меняются по мере того, как чередуются голландские и английские владельцы: Ниев-Амстердам, Нью-Йорк, Ниев-Оранж и снова Нью-Йорк. Когда центр тяжести экономического могущества, такой же кочевник, как и люди, перемещается из Северо-Западной Европы через Атлантику, этот город на время становится экономическим центром всего мира, разбухает и ныне включается в полосу сплошной восьмисоткилометровой городской застройки от столицы у реки Потомак на юге до Бостона у места высадки «отцов-пилигримов» на севере.
Предполагается, что названный именем апостола город Сан-Паулу в южной части Американского континента, в недавнем прошлом стихийно выросший поселок старателей и кофейных плантаторов, за три десятка лет увеличит свое население с трехсот тысяч до двадцати миллионов. Лондон, единственный большой город, хоть как-то пытающийся тормозить собственный рост, вот-вот поглотит всю юго-восточную Англию. В стране Вашей мечты Сипанго население взявшего в кольцо всю Токийскую бухту города Токио приближается к тридцати миллионам. Калькутта в искомой Вами Индии, первоначально британский торговый пост, насчитывала в начале этого века восемьсот пятьдесят тысяч жителей, теперь в год прибавляется до трехсот тысяч, и к концу столетия население города предположительно достигнет тридцати пяти, а то и шестидесяти миллионов. (Даже в моей маленькой Швеции усердные планировщики исходят из доморощенной аксиомы, по которой наша столица обязана соревноваться с большими городами континента; уже и малютки заражаются гигантоманией.)
Кое-кто предрекает, что в будущем такого рода жилищные конгломераты займут обширные площади материков, в первую очередь — приморье, всю береговую линию. Другими словами, мы на пути к глобальному городу как логическому продукту дальнейшего развития мирового рынка. Уже найдено и название для этого кошмара; ойкуменополис, всесветный город, — урбанизация, доведенная до чудовищного совершенства.
Согласно картине, рисуемой некоторыми прорицателями, нерушимо верующими в прогресс, этот ойкуменополис будет включать деловые комплексы, центры управления глобальной активностью, связанные между собой интересами и коммуникациями теснее, чем со своими собственными предместьями, а расположенная где-то на заднем плане сельская местность все больше станет превращаться в промышленного производителя стандартизованных продуктов питания.
Мы рубили леса, освобождая место для полей. Мы жертвуем полями ради места для городов. Мир, все более одетый в цемент, — вот что ждет представителей рода, чьи ноги миллионы лет ступали по пружинистой лесной почве.
После того как распахнулись ворота Океана, ни один отдельно взятый фактор не играл такой роли для урбанистического развития, как самоходная колесница — автомобиль. Он в корне изменил наш образ жизни и нашу среду. Все больше различных видов деятельности сосредоточивается во все более крупных городах. Он создал технологическую предпосылку для великого переселения из деревни в город.
Перемещение товаров и людей составляет самую суть функции города. Сегодня это перемещение обеспечивается неумолчно тарахтящими двигателями внутреннего сгорания.
Города теперь планируют и строят в первую очередь не для людей, а для их автомобилей. Раньше плотность населения измеряли количеством людей на единицу площади. Ныне следует измерять числом автомобилей. В сегодняшнем городе свыше половины площади отнимает все более сложная система уличного движения и технического обслуживания.
Жизненное пространство человека приносится в жертву автомобилизму. Старая, во многих случаях хорошо функционирующая городская среда разрушается, архитектурные ценности идут на слом, освобождая пространство растущему числу автомашин. Жилые дома и учреждения уступают место неуклюжим гаражам. Автомобильные стоянки считаются важнее скверов. Новые города и городские районы уже при рождении рассекаются размашистыми магистралями.
Расстояния достигают таких размеров, что подчас преодолеть их только и можно при помощи тарахтящего двигателя внутреннего сгорания. Автомобиль сам по себе и как символ создал совсем новый тип человека, который почти перестал быть пешеходом. Часть наиболее прогрессивных городов сделали надлежащий вывод и начинают обходиться без тротуаров, все равно ведь человек нового типа обитает в своей жестяной скорлупе, точно улитка в раковине.
Перенаселенность всегда ведет к скученности. Переурбанизация делает скученность абсолютной. Конечно, на улицах Вашей Генуи, Вашего Лиссабона, Вашего Палоса бывало тесно. Но эту тесноту, живую толчею создавали люди, общающиеся друг с другом. Когда же все больше людей жмутся на все меньшем пространстве во все более крупных городах — это скученность анонимной толпы.
И прежде всего это скученность людей, закупоренных в жестяной скорлупе. Право, сеньор Альмиранте, Вы не поверили бы своим глазам, увидев нескончаемые вереницы автомашин, в которых житель большого города проводит немалую часть жизни. Вереницы, то ползущие вперед, то застывающие на месте, меж тем как составляющие их автомашины наполняют воздух выхлопными газами. Только южная часть бывшего индейского острова Манхатте в обычный рабочий день пропускает через себя три с половиной миллиона человек; как если бы вся Ваша Испания в один день вознамерилась посетить Гранаду.
Автомобиль стал чудовищным пожирателем земель. Он поглощает их прямо, требуя все больше автомагистралей, на которых ежегодно погибает четверть миллиона людей и куда больше калечатся, главным образом в странах с наиболее высокой плотностью автомашин. Он поглощает земли косвенно, стимулируя взрывной рост предместий вокруг городского ядра, — рост, который в свою очередь больше любых других факторов увеличил приток транспортных средств в города с той поры, как был изобретен двигатель внутреннего сгорания.
