284
«Списки населенных местностей Российской империи», изд. центральным статистическим комитетом, часть XXIV. Спб. 1862 г.
Из находящегося у нас под руками именного списка главнейших прихожан Рогожского кладбища за 1838 год видно, что из них московских 1 и 2 гильдии купеческих семейств было 138 и, кроме того, потомственные почетные граждане, коммерции и мануфактур-советники и т. п.
[Ныне Павловский посад, в Богородском уезде, на линии Нижегородской железной дороги.]
Все сказанное основано на множестве торгово-сектаторских писем, находящихся при разных делах и следственных производствах в архивах министерства внутренних дел, московского военного губернатора и некоторых провинциальных.
На Рогожском кладбище, на так называемой «моровой могиле», в которую зарываемы были чумные, находится памятник с следующею надписью: «Место сие отведено для погребения усопших староверов в лето от сотворения мира 7279, вместо таковых, до сего бывших двух кладбищ, единого у Донского монастыря, а другого за Тверскими воротами». На другом памятнике написано о погребении первого чумного (Матвей Васил. Сумин) 11-го сентября 1771 года. Следовательно Рогожское кладбище началось ранее Преображенского беспоповщинского, ибо приказ об отводе последнего дан из правительствующего сената 15-го сентября 1771 г. («Сборник из истории старообрядчества», Н. Попова, 1—78).
О правах Рогожского общества на занимаемую его кладбищем землю производилось в 1835 году дело, находящееся в архиве московского генерал-губернатора (3 декабря 1835 г., № 68–34). Попечители кладбища, на запрос о документах, отвечали так: «во время моровой комиссии (1771 г.), по распоряжению правительства, для устроения их старообрядческого кладбища отведено было место за Рогожской заставой; документ же сей во время нашествия неприятеля в 1812 году утрачен, а журнал оного, полагать надобно, должен находиться при дедах оной комиссии». Попечители при этом представили два рескрипта императора Александра I, один начальнику московской столицы графу Салтыкову, а другой — вятскому губернатору, тайному советнику Руничу, по представлению которого состоялись эти рескрипты. Вот оба документа:
1) Граф Иван Петрович! Узнав, что прихожанам новоустроенной церкви во имя Введения Пресвятыя Богородицы, что за Салтыковым мостом, отведено кладбище близ старообрядческого Рогожского против воли старообрядцев и с отнятием у казенных крестьян деревни Новоандроновки хлебопашенной их земли, я нахожу нужным приметить, что земский суд, учинивший сей отвод, неправильно поступил, не снесясь в оном с духовным правительством, по распоряжению коего прихожанам Введенския церкви предоставлено было уже иметь погребение мертвых в Покровском монастыре или на мирском кладбище. Посему и поручаю вам, сходственно мнению преосвященного митрополита Платона, основанному на взаимных отношениях старообрядцев к сим введенским прихожанам и на устроении церковной тишины и спокойствия, землю, им отведенную от деревни Новоандроновки, возвратить в прежнее ее владение, а прихожанам сии объявить, чтоб они следовали решению, данному на их прошение от митрополита. В прочем пребываю к вам благосклонный. Александр. В С.-Петербурге, апреля 17-го дня 1802 года. Сию копию засвидетельствовал тайный советник, вятский гражданский губернатор Павел Рунич.
2) Господин тайный советник Рунич! Вняв представлению вашему о кладбище, отведенном в Москве в смежности с староверческим Рогожским кладбищем, каков дан мною указ московскому военному губернатору, генерал-фельдмаршалу графу Салтыкову, с оного для сведиия вашего прилагаю при сем список, пребывая в прочем к вам благосклонный. Александр. В С.-Петербурге, апреля 17-го дня 1802 года.
Введенская церковь, о которой упоминается в первом рескрипте, есть единоверческая.
В 1854 году она обращена в единоверческую церковь.
Билет, выданный московскою управой благочиния попечителю Рогожского кладбища, купцу Илье Фокину Шевякову, 21-го декабря 1804 г., № 1.070, на постройку каменной зимней часовни, длиною на 22 сажени, а шириною на 11 сажен, и жилого строения (под богадельню) на 22 сажени длиною и 10 аршин шириною, — находится в «деле о правах Рогожского старообрядческого богаделенного дома приобретать в собственность движимое и недвижимое имущество и о духовном завещании Вощанкина», 3-го декабря 1835 года, № 34, в архиве московского генерал-губернатора.
«Опись вещей на Рогожском кладбище», составленная в 1854 г., в «Деле департамента общих дел министерства внутренних дел» 1854 г., № 79. Для венчания богатых свадеб были венцы серебряные вызолоченные с брильянтами, жемчугом и драгоценными камнями. Относительно венчания свадеб, на Рогожском соборе 16-го февраля 1823 г. было постановлено: «браков на всЬ вселенсшя субботы ие венчать>. В другом постановлено: (без означения года, но, вероятно, того же 1823 г.): «чин второго брака неупустительно стараться исполнять». Подлинные постановления за подписью попов и попечителей в «Деле департамента общих дел министерства внутренних дел», 7-го мая 1853 года, № 519.
В 1841 году было четыре попа. Из них у старшего, Ивана Матвеевича Ястребова, записано исповедников 413 мужчин и 509 женщин, у Александра Ивановича Арсеньева — 505 мужчин и 935 женщин, у Петра Ермиловича Русанова — 135 мужчин и 196 женщин, у Ивана Максимова — 167 мужчин и 168 женщин, всего только 1.220 мужчин, 1.808 женщин, 3.028 обоего пола. Здесь, кроме московских жителей, записаны некоторые крестьяне и даже раскольники из других губерний.
Из сличения исповедной книги с именным списком жителей самого кладбища видно, что из них лишь несколько десятков записаны бывшими на исповеди. За границей, в Австрии и Молдавии, старообрядцы также долго оспаривали у правительства возлагаемую на них обязанность вести метрические книги. В 1863 г. молдавские раскольники жаловались даже великому визирю на князя Кузу за то, что он приказал им вести метрические книги, называя такое действие князя стеснением их веры.
[Молебны в царские дни и в «викторные» (то есть в дни воспоминания побед), благодарные молебны служились неупустительно. По 4-и статье «Постановления Рогожского собора» от 1823 г. (подлинник его висел на стене в часовне, теперь находится в архиве министерства внутренних дел в «Деле департамента общих дел» 7-го мая 1853 г. № 519) сказано: «священники и дьяконы в соборных служениях, как-то: господские праздники, крестные ходы, царские дни… имеют обязанность быть все за общим молитвословием непременно». В первой статье «Рогожскаго постановления о церковном благочинии» (подлинник там же): «А в викторные, в них же токмо поются благодарные молебны, то в оные как погребения, так и панихид не петь только до молебна, а после онаго совершать ибо по апостолу(?): воздавая Божия Богови, а кесарева кесареви».]
238
Попы: 1) Иван Ефимов, бежавший от церкви еще в прошлом столетии, 2) Иван Матвеев, 3) Тимофей Алексеев, 4) Петр Алексеев, 5) Иоаким Петров, 6) Ефим Федоров, 7) Петр Никифоров, 8; Александр Иванович Арсеньев, 9) Петр Ермилович Русанов, 10) Иван Максимов, 11) Иван Михайлов, 12) Василий Михайлов. Дьяконы: 1) Алексей Иванов, 2) Никифор Григорьев, 3) Евдоким Никитин и 4) Иван Семенов.
Петр Ермилович счел нужным к своей подписи добавить следующие слова: «Обязуюсь исполнить по вышеписанному». Кроме того подписались попечители: Павел Дуняков, Ларион Абрамов, Иван Окороков, Трифон Лубков, Давид Щекин, Федор Боков. Николай Царский. Вследствие упомянутых поступков рогожских попов, особенно же вследствие их алчности к стяжаниям, старообрядцы из простонародья переходили в другие секты или вовсе оставались без всякой веры. В «деле о раскольнике Ниле Тимофееве» (23-го марта 1840 г… № 58, в архиве московского генерал-губернатора) есть показание этого крестьянина, жившего в Москве, что он «прежде был по Рогожскому кладбищу и назад тому три с половиною года (значит, 1836 г. осенью) отошел из оной веры и рассматривает, какую лучше ему избрать, но еще не избрал; женил сына и крестил дочь не на Рогожском кладбище, потому что находил в тамошней вере разные упущения и беспорядки, несообразные с правилами св. отец, ибо мзда заслепляет тамошних священников».
В августе 1861 года происходил шумный московский старообрядческий собор, ознаменованный многими соблазнами, причиною которых были сначала Антоний, архиепископ владимирский, а потом Афанасий, епископ саратовский. Августа 25-го Афанасий, которого избрали было на московский престол, подал собору прошение (напечатано в 3-й книжке «Чтений в Императорском Московском Обществе Истории и Древностей Российских» 1865 года, стр. 239–243), в котором требовал, чтоб уставы и чиноположения исполнялись так же, как исполнялись они на Ветке, в иргизских монастырях и на Рогожском кладбище. Епископы имели о том совещание и составили так называемое «Соборное рассуждение о местных обычаях» 30-го сентября 1861 года. Конец делу должны были положить ожидаемые Москвою митрополичьи послы: епископ Онуфрий, наместник белокриницкого митрополита, священноинок Евфросин и инок Алипий, которые и прибыли около 9-го декабря 1861 года. В это время начетчики и знатоки устава н старых обычаев: дьяк духовного совета Семен Семенов (крестьянин Серпуховского уезда) и Иван Захаров, письмоводитель Антония владимирского, люди влиятельные в Рогожском обществе, подали Онуфрию на бумаге так называемые «Келейные советы», в которых предлагали ему сделать разные распоряжения, которые, по их мнению, могли умирить старообрядческое общество и водворить мир и тишину церкви. Между прочим, они «исповедание Афанасия», выраженное в его просьбе 25-го августа, признали «богопротивным» и в доказательство того изложили перечень вольных и невольных отступлений рогожских попов от церковных правил. Подлинник «Келейных советов» находится у Онуфрия, ныне (1867) православного инока, присоединившегося к святой церкви на условиях единоверия. Из этих-то «советов» и приводим выписку.
