Партноменклатура фактически не была подотчетна гражданскому законодательству, отчитываясь только перед высшим партийным руководством. И тенденция эта определилась уже в начале 1920-х. «В январе 1923 года появилось следующее дополнение к циркуляру от 4 января 1922 года о порядке привлечения коммунистов к судебной ответственности: „Опыт последнего времени показал, что не раз при привлечении ответственных работников-коммунистов хозяйственников к судебной ответственности на суде выяснялось, что сложность хозяйственной обстановки создает в случае неумелого подхода хозяйственников к делу факты разрушения хозяйства без наличия со стороны хозяйственников злого умысла“. В результате этого суды не могли выносить иных приговоров кроме как порицаний, постановки на вид и даже оправдания… 16 марта того же года Секретариат вынес постановление о порядке привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов. Здесь партийный генералитет вообще выводился в особую статью. Во всех случаях возбуждения уголовного преследования против ответственных секретарей губкомов и обкомов, до судебного следствия органы должны были сообщить все материалы по делу губернскому прокурору, который, не производя никаких следственных действий, был обязан, прежде чем дать законный ход делу, направить материалы и свое заключение прокурору Республики на распоряжение и согласование с ЦК РКП(б)» (С. А. Павлюченков).
Разумеется, все более-менее крупные бюрократы воспроизводили авторитарный стиль управления верховной власти. «…Культ личности – это вовсе не только культ Сталина, личности Сталина. Ведь каждый райком, обком, крайком, партком имели своих „вождей“ и героев и насаждали тот же культ личности в соответствующих масштабах», – записал в дневнике 1956 г. С. С. Дмитриев. Единственным коррективом полновластия местных царьков еще с 1920-х гг. стала памятная нам как по Московскому царству, так и по Российской империи постоянная переброска партийных кадров с места на место, из ведомства в ведомство. «Манипуляция кадрами стала основополагающим способом партийного строительства и главным приемом в реализации принципа партийного централизма на всех уровнях возводимой пирамиды власти» (С. А. Павлюченков).
Важнейшей опорой партократии был мощный и хорошо организованный репрессивный аппарат, костяк которого составляла политическая полиция режима ВЧК – ОГПУ– НКВД – МГБ – КГБ, напрямую подчинявшаяся политбюро. Как было заявлено еще в 1919 г., «ЧК созданы, существуют и работают лишь как прямые органы партии, по ее директивам и под ее контролем». В принятом в 1959 г. Положении о КГБ при Совете министров СССР говорилось: «Комитет государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального комитета КПСС». Там же была прописана систематическая отчетность КГБ перед партийными органами (ЦК КПСС, ЦК союзных республик, крайкомами, обкомами, горкомами и райкомами), «но не перед органами Советов, которым согласно Конституции принадлежала вся полнота власти в СССР» (Н. В. Петров). Замечательно, что этот документ относился к разряду совершенно секретных вплоть до 1991 г., пока не утратил силу. Ю. В. Андропов, выступая перед личным составом Высшей школы КГБ 1 сентября 1981 г., так определил функции и статус своей организации: «Советские органы государственной безопасности – это не спецслужба. Это – острый и надежный инструмент партии в борьбе с противниками социализма». В 1946 г. только 0,4 % сотрудников руководящего состава центрального аппарата МГБ (разного рода хозяйственники) не были членами (или кандидатами в члены) ВКП(б).
В 1922 г. общий штат ГПУ составлял 119 тыс. человек, включая 30 тыс. осведомителей. В 1952 г. в МГБ числилось более 543 тыс. человек. Накануне распада СССР, по данным последнего председателя КГБ В. В. Бакатина, количество его подчиненных приближалось к полумиллиону. Для сравнения – общая численность жандармского корпуса Российской империи к октябрю 1916 г. достигла только 14 667 человек. На советскую политическую полицию работала целая армия секретных сотрудников, пронизывающая все сферы жизни страны. Подполковник в отставке Н. А. Коваленко рассказывает в своих мемуарах, как его, только что призванного на военную службу юношу, в 1940 г. завербовали в «сексоты» НКВД, а позднее выяснилось, что из его группы в 50 человек «сексотами» оказались еще пятеро, то есть «из 50 человек шесть сексотов. Я подсчитал, сколько же сексотов в пятимиллионной Красной Армии. Получилось шестьсот тысяч». Разумеется, это расчет, сделанный «на глаз», но некоторое приблизительное представление о масштабах «стукачества» в сталинском СССР он дает. В 1968 г., по официальным данным, агентурный аппарат КГБ насчитывал около 260 тыс. негласных сотрудников.
Работа «органов» проходила в строжайшем секрете. Подбор кадров был весьма тщательным. «…В полном соответствии со своим исключительным положением, „органы“ сами выбирали, кого пригласить к себе на работу, а кого нет… Из года в год, с завидной регулярностью в ЦК компартий рес пуб лик, обкомы и крайкомы из ЦК КПСС спускались разнарядки – сколько человек следует отрядить на учебу в чекистские школы с последующим направлением на руководящую работу в госбезопасность… Что же касается пополнения органов госбезопасности рядовыми сотрудниками, то здесь целенаправленная работа проводилась управлением кадров КГБ и отделами кадров местных УКГБ по подбору кандидатов на работу среди студентов высших учебных заведений… О том, чтобы кто-то был принят на оперативную работу в КГБ по собственной инициативе, конечно же, не могло быть и речи. Ясно и доходчиво это объяснили будущему президенту России В. В. Путину в Ленинградском КГБ, куда он обратился в романтическом юношеском порыве с просьбой принять его на службу: „Инициативников не берем“» (Н. В. Петров).
Подобно самодержавию, компартия не терпела ничего, что претендовало хоть на малейшую политическую субъектность. Еще в Гражданскую вне закона оказались все «буржуазные» партии. Затем пришла очередь левых. В 1921 г. репрессии обрушились на анархистов. В 1922–1923 гг. были разгромлены эсеры, по итогам выборов в Учредительное собрание 1918 г. – самая популярная партия в России. В 1931 г. прошел последний крупный показательный процесс над меньшевиками.
В 1920—1930-х гг. продолжалось систематическое изничтожение русской интеллигенции, которую пока еще не удалось окончательно поставить на колени и которая пыталась оппонировать новой власти в духе протестов либеральной общественности накануне революции 1905 года. Скажем, на Всероссийском агрономическом съезде (март 1922 г.), по мнению компетентных органов, «общественная агрономия показала себя противником Советской власти и сторонником восстановления буржуазного порядка». В мае того же года на 1-м Всероссийском геологическом съезде была принята следу ющая резолюция: «Русские ученые остро чувствуют гражданское бесправие, в котором пребывает сейчас весь народ, и полагают, что уже наступило время для обеспечения в стране элементарных прав человека и гражданина, без чего никакая общеполезная работа и, научная прежде всего, не может протекать нормально».
Но длань красного самодержавия оказалась куда тяжелей, чем у самодержавия романовского. Постановление политбюро «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» от 8 июня 1922 г. гласило, что отныне «ни один съезд или всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и проч.) не может созываться без соответству ющего на то разрешения НКВД РСФСР. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губиспол комами с предварительным запросом заключения местных отделов ГПУ (губотделов)». ГПУ предписывалось «произвести… перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ. Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации». ВЦСПС было предложено «не допускать образования и функционирования союзов спецов помимо общепрофессиональных объединений, а существующие секции спецов при профсоюзах взять на особый учет и под особое наблюдение. Уставы для секций спецов должны быть пересмотрены при участии ГПУ. Разрешение на образование секций спецов при профобъединениях могут быть даны ВЦСПС только по соглашению с ГПУ». Политотделу Госиздата совместно с ГПУ надлежало «произвести тщательную проверку всех печатных органов, издаваемых частными обществами, секциями спецов при профсоюзах и отдельными наркоматами (Наркомзем, Наркомпрос и пр.)». Первостепенное внимание в цитируемом документе уделялось высшей школе – было решено «в целях обеспечения порядка в в[ысших] у[чебных] заведениях образовать комиссию из представителей Главпрофобра и ГПУ (…) и представителей Оргбюро ЦК для разработки мероприятий по вопросам: а) о фильтрации студентов к началу будущего учебного года; б) об установлении строгого ограничения приема студентов непролетарского происхождения; в) об установлении свидетельств политической благонадежности для студентов, не командированных профессиональными и партийными организациями и не освобожденных от вноса платы за право учения… Той же комиссии (…) выработать правила для собраний и союзов студенчества и профессуры». 23 ноября ГПУ издало циркуляр своим органам по работе в вузах с тем, чтобы на каждого профессора и политически активного студента составлялась личная картотека, формуляр, куда бы систематически заносился осведомительский материал.
