Во время войны Сталин пошел на уступки церкви и даже восстановил патриаршество, но уже после марта 1948 г. в стране не было открыто ни одного нового православного прихода, а многие старые закрылись. При Хрущеве развернулась новая волна гонений – число церквей сократилось с 13 430 до 7560, по религиозным мотивам были осуждены 1234 человека.
Отношения между атеистическим государством и Московской патриархией стабилизировались только к середине 1960-х гг. – по словам одного из сотрудников Совета по делам религий при Совете министров СССР, с тех пор возможно говорить о неком «„возрождении“ системы дореволюционного обер-прокурорства: ни один мало-мальски важный вопрос деятельности религиозных организаций не мог быть решен без участия Совета по делам религий. Но одновременно сам Совет действовал в тех рамках, какие определяли ему высшие партийные и государственные органы». Следует, однако, отметить, что если обер-прокуроры, при всех оговорках, ставили своей целью распространение православия, то Совет по делам религий решал задачу прямо противоположную. Уровень христианизации России, и до 1917-го года не слишком высокий, понижался с каждым новым поколением, воспитанным при советской власти. «Религиозное возрождение» конца 1960-х – начала 1970-х коснулось почти исключительно интеллигенции.
Большевики серьезно опасались социальной самоорганизации крестьянства – сводки ОГПУ 1926–1928 гг. переполнены тревожными сообщениями об «агитации за кресть янские союзы» в самых разных сельских районах страны: «Крестьянский союз является наиболее распространенным и наиболее популярным лозунгом антисоветской агитации и встречает отклик почти во всех слоях деревни». «Крестьяне, поощряемые кулаками… могут потребовать от нас свободу организации „крестьянского союза“… Но тогда нам пришлось бы объявить свободу политических партий и заложить основы для буржуазной демократии», – рисовал пугающую для ВКП(б) перспективу Сталин на партийном пленуме 1928 г. Движение это было задавлено в самом зародыше. Коллективизация уничтожила или распылила крестьянскую элиту – так называемых кулаков, именно они и члены их семей составили большинство из почти миллиона погибших (в том числе 20 тыс. расстрелянных по приговорам трибунала ОГПУ) и 2,5 млн высланных. Увы, нельзя не признать, что часть крестьян с энтузиазмом поучаствовала в расправах над своими односельчанами и в разграблении их домов. Типичная картинка того времени: «Кулаков раскулачили стихийно, имущество все до нитки растащили колхозники…» (село Черемшанка Каменского округа, Сибирь). Способности ссыльных «кулаков» были успешно эксплуатированы «народной властью». «В сущности, новая Россия создается в значительной части, по-моему, не ком[м]унистами (…), но в смысле бытовом „спец“ ссыльными. Интересная форма использования „рабского“ труда свободных людей», – записал в дневнике 1938 г. В. И. Вернадский. По данным В. Н. Земскова, на 1 января 1953 г. в СССР числилось 2 753 356 спецпоселенцев.
Компартия ликвидировала / поставила под свой контроль не только те общественные структуры «старого порядка», в которых был хоть какой-то намек на автономию от государства, но и те формы низовой самоорганизации, которые возникли / развились в ходе всех трех русских революций начала XX в. В том числе, кстати, и собственно «советы», чье имя присвоила убившая их власть, и рабочие профсоюзы, огосударствленные уже в начале 1920-х. Любые новые, естественно возникающие «снизу» общности тут же разрушались или «возглавлялись». Власть в России наконец-то стала «инфраструктурной», сделавшись при этом еще более «деспотической».
Екатеринбургский общественный активист Сергей Ивин пару лет назад прислал мне крайне интересное письмо, в котором, в частности, вспомнил о том, как в 1986 г. по просьбе заболевшего комсорга своего класса он в течение месяца ездил в районный комсомольский штаб на курсы комсоргов: «Курсы вела инструктор райкома ВЛКСМ, профессиональный педагог. Те несколько занятий, которые я посетил, были посвящены формированию управляемого коллектива. На первом же занятии были разобраны основные формы коллектива: „песок“, „глина“, „камень“, переходные и смешанные формы. Было сказано, что перед тем, как формировать управляемый коллектив, нужно разрушить все спаянные коллективы (имеющие форму крепких „камней“), из которых формируется управляемый коллектив, до уровня „песка“ (можно оставить крепкие „камни“, чья масса составляет незначительную часть от общей массы коллектива). Далее, из этого „песка“ с помощью активной идеологической обработки можно замесить „глину“, после чего в этот „замес“ можно допустить мелкие „камни“, которые не удалось раздробить до уровня „песка“. Далее из этой массы формируется управляемый коллектив нужной формы, который в результате „закалки“, получаемой в ходе совместной работы под руководством своего руководителя, постепенно превращается в камень, обладающий заранее заданными руководителем свойствами. Я посетил несколько занятий: были лекции и практикумы. Я лекции законспектировал и передал своему комсоргу, перед этим показав их своему приятелю, который в пионерские годы был членом „совета дружины“ и летом был в спецлагере „Океан“. Он сказал, что им, „лидерам пионерии“, в „Океане“ читали аналогичные лекции, и они проходили аналогичные практикумы. Кстати, комсорг моего класса после школы служил в ФСБ и вышел на пенсию, имея звание подполковник».
Читатель, надеюсь, помнит сетования Р. А. Фадеева 70-х годов XIX столетия об отсутствии «связного русского общества», приведенные в четвертой главе. Конечно же инструктор райкома ВЛКСМ и те «товарищи», которые ее образовывали, Фадеева не читали, но какое поразительное совпадение в терминологии: «песок», «камень»!.. И главное – какая продуманная стратегия разрушения любых естественных низовых общностей буквально на клеточном уровне. А ведь это 1986 год, система была по сравнению со сталинским периодом дряхлой и беззубой, начиналась перестройка… И особенно замечательно, что комсорг затем сделал карьеру в ФСБ, в недрах предшественницы которой, собственно, данная методика и была, скорее всего, придумана. При таких изощренных приемах «работы с населением» удивительно ли, что та атомизация русского социума, которую произвели большевики, и не снилась старорежимной России? Как проницательно заметил в дневнике 1938 г. Пришвин: «…в условиях высших форм коммунизма люди русские воспитываются такими индивидуалистами, каких на Руси никогда не бывало».
Подобное беспрецедентное – даже для русской истории – давление на общество объясняется прежде всего тем, что «советская» власть не была народной, популярной властью. История СССР как минимум до 1941 г. – это в том числе и история противостояния коммунистического режима и русского большинства, которое этот режим своим не считало и потому воспринималось руководством компартии как «единая реакционная масса», в борьбе с которой все средства хороши. «Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно или даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки (самые надежные) дорисовывают эту картину», – писала в 1920 г. З. Н. Гиппиус. Можно, конечно, не доверять свидетельству ярой противницы «красной тирании», но ведь и сам Ленин «отмечал, что большевики подобны меньшинству оккупантов в завоеванной стране и соответственно ведут себя» (А. Грациози). Пришвин зафиксировал в дневнике 1920 г. характерный разговор с Л. Б. Каменевым: «…говорил ему о [большевистском] „свинстве“, а он в каких-то забытых мной выражениях вывел так, что они-то (властители) не хотят свинства и вовсе они не свиньи, а материал свинский (русский народ), что с этим народом ничего не поделаешь». Очевидно, этот разговор произвел сильное впечатление на писателя, ибо он вернулся к нему в дневнике в следующем году, увидев в тезисе своего собеседника отрицание всего прежнего интеллигентского дискурса о «народе»: «Каменев мне сказал, что декреты хороши, а народ плох. Раньше мы говорили, что хорош народ, дурно правительство, теперь хорошо правительство, дурен народ».
В голодном 1922 г. продотряды применяли для исправления «плохого народа» следующие воспитательные меры: «Повсеместно арестованных крестьян сажают в холодные амбары, бьют нагайками и угрожают расстрелом. Крестьяне, боясь репрессии, бросают хозяйства и скрываются в лесах. 156-я проддружина и 3-й продотряд приказали жителям нескольких сел собраться на общее собрание. Собравшихся кавалерийский отряд начал избивать нагайками и обнаженными шашками. Не выполнивших полностью продналог гнали через село и топтали лошадьми. После чего сажали голыми в холодные амбары. Многих женщин избили до потери сознания, закапывали голыми в снег, производили насилие… Продотряды… производили повальное беспощадное избиение крестьян, среди которых были 60 стариков… райуполномоченный 4-го района в с. Самойловском арестовал… почти все население. Крестьян гнал с красным знаменем за 20 верст до штаба, отстающих подгоняли прикладами, угрожая расстрелом… Крестьяне избиваются шомполами… председатель сельсовета был посажен голым на лед, отчего умер» (из информсводок ВЧК по Сибири).
