беспошлинно. А импортные пошлины на полуфабрикаты и запчасти должны быть ниже тарифов на готовые изделия — для стимулирования в первую очередь производства последних. Такая протекционистская система позволяет, помимо всего прочего, не утрачивать связь с внешним рынком: даже при таком высоком уровне пошлин предприятия все равно будут понимать, что им нельзя отставать от технологического уровня зарубежных конкурентов. Ведь при современных темпах научно-технического прогресса цены на многие изделия снижаются очень быстро, и если местные производители будут «спать», то им не поможет и высокий уровень импортных пошлин. Но именно он позволит им самостоятельно, или, при необходимости, совместно с иностранными производителями, наладить передовое технологическое производство. Ведь для иностранного производителя намного выгоднее будет создать совместное предприятие внутри страны, чем ввозить туда товары, произведенные за границей, которые будут облагаться высокими пошлинами. А значит — результатом такой модели развития будет рост в соответствующих странах собственного производства и занятости, а не та картина, какую мы наблюдаем сегодня, когда собственное производство во всех странах мира вымывается импортом из нескольких стран, и во всех странах, кроме этих последних, растет безработица и нищета.
Читатель может спросить: в какой мере эти идеи будут понятны предпринимателям и инвесторам. Ведь именно от них будет зависеть успех экономического развития. Мой опыт общения с международными предпринимателями и инвесторами показывает, что как раз им эти идеи очень понятны, в отличие от международной олигархии, или, как сейчас говорят, космократии, которая, как будет показано в следующей главе, всеми силами старается вести против этих идей непримиримую борьбу. В подтверждение могу привести следующие примеры. Как только в начале 2000-х гг. Россия ввела пошлины на импорт легковых автомобилей (в размере всего лишь 20–25 %), более десяти ведущих автомобилестроителей (Ford, Volkswagen, General Motors, Toyota, Nissan, Mitsubishi и другие) приняли решение о строительстве в России автомобильных заводов. Строительство этих заводов создаст тысячи новых рабочих мест и в дальнейшем может дать толчок к развитию десятков или сотен смежных отраслей и производств, конечно, если они также будут иметь протекционистскую защиту. В противном случае все это ограничится «отверточной» сборкой из импортных компонентов. Вот еще один пример. В середине 2000-х гг. я общался с представителем крупного японского банка, который рассматривал возможность финансирования строительства в России новых мощностей (или реконструкцию старых) в области нефтепереработки. Но его смущала неопределенность российской государственной политики. Вот если бы, — сказал японский банкир, — государство четко определилось, что оно будет при помощи налогов и тарифов стимулировать производство в России нефтепродуктов, а не как сегодня, экспорт сырой нефти с последующим ввозом в Россию нефтепродуктов по цене намного большей, чем цена нефти, то мы бы были готовы предоставить большие размеры финансирования для нефтепереработки.
Глава XIII. Запретные темы западной исторической и экономической науки
Возникает вопрос — почему западная историческая наука, несмотря на ее высокий профессиональный уровень и огромные размеры выделяемого ей финансирования, не смогла приблизиться к решению тех исторических загадок, о которых шла речь выше: начиная с загадки гибели Западной Римской империи, исчезновения римлян и возникновения феодализма в Западной Европе, и кончая загадкой экономического и демографического кризиса XVII века? Слишком мало было сделано на Западе и в области исследовании процессов глобализации в истории [195], что помогло бы правильной оценке перспектив современной глобализации. Наоборот, вместо решения или попытки решения этих загадок, в последние десятилетия она все больше занималась их замалчиванием или даже сокрытием тех закономерностей, которые однажды уже были открыты или описаны.
Так, после того как я уже написал главу V о причинах возникновения феодализма, я прочитал статью американского историка Е.Домара. Оказывается, он самостоятельно пришел к тем же выводам относительно причин возникновения крепостного права. Но более того, после того как он уже это сделал, он обнаружил, что еще в течение XIX века вышел целый ряд исторических трудов, в которых на примере большого фактического материала было доказано, что крепостное право всегда возникало в условиях редкого населения: [150];[172];[206]. А крепостное право — одна из основных черт феодализма. Однако эти труды были преданы забвению — как пишет Е.Домар, они не содержатся ни в одной библиографии современных авторитетных западных исторических сборников. Более того, когда американский историк собрался написать статью о своем открытии, то какой-то исторический авторитет отсоветовал ему ее писать — на том основании, что об этом уже не раз писали, и что это — всем известный факт. В итоге он смог опубликовать свою статью о причинах возникновения крепостного права лишь спустя 12 лет. Что это за всем известный факт, — спрашивает Е.Домар, — который так хорошо скрывается, что о нем нигде нельзя прочесть? ([107] рр.31–32)
Недавно Кембриджский университет (Великобритания) выпустил обновленный сборник исторических трудов, посвященных раннему средневековью — Новую Кембриджскую средневековую историю (1-й и 2-й том, соответственно в 2005 г. и в 1995 г.). Указанный сборник охватывает период с 500 г. по 900 г. н. э. и содержат около 60 трудов разных авторов и около 2000 страниц ([166];[167]). Казалось бы — хорошая возможность для того, чтобы внять призывам английских историков Р.Ходжеса и Д.Уайтхауса о пересмотре существующей исторической концепции (см. главу IV), или хотя бы для того, чтобы осветить и подвергнуть анализу тот обширный археологический материал, на базе которого они пришли к своим выводам (см. главу III). Но в двух толстых 1000-страничных томах не только нет никаких попыток увязки исторической концепции с данными археологии, но не приведено и малой части того археологического материала по поздней античности — раннему средневековью, который Р.Ходжес и Д.Уайтхаус систематизировали в своих книгах еще в начале 1980-х годов. Зато предпринимаются попытки (не приводя всего набора фактов, а приводя лишь выборочные факты!) оспорить мнения историков об упадке Западной Европы и Средиземноморья в конце античности и раннем средневековье. То есть пересмотр концепции осуществляется, но совсем не в том направлении, что вытекает из массы археологической информации, а в прямо противоположном!
Так, Р.Гербердинг пишет, что никакого упадка античности, скорее всего, вообще не было. И обосновывает это тем, что в Римской империи было много «средневековых» черт: многие улицы, даже в Риме, были немощеные, многие дома не имели водопровода и канализации. На многих улицах был дурной запах (из-за нечистот) и было полно нищих, так что они были опасны для прогулок, особенно состоятельных людей ([166] рр.25–28). Хотелось бы в связи с этим отметить, что в сегодняшнем мире, далеком от средневековья, в эпоху научно-технической революции, в подавляющем большинстве стран: от Бразилии до Индии, не говоря уже об Ираке, Афганистане
