Ли, все, что для этого нужно, – здравый смысл. У тебя есть здравый смысл. К сожалению, остальные не все им обладают. Давай на мгновение вернемся к моменту, когда меня арестовали. Помнишь ту истерику? Не мою, а жителей Нью-Йорка. Помнишь, как они требовали моей казни? «Убейте его». «Сдохни, Берковиц, сдохни». Помнишь окружных прокуроров и их обещания об обвинительном приговоре любой ценой? Не стоит забывать о прессинге, ужасе, безумии, широкой огласке, давлении на полицию, чтобы та наконец закрыла дело и поймала нужного человека, мерзкой прессе и прочем. Держа все это в уме, мне легко понять, почему они так много упустили. Мелкие детали, которым следовало бы терзать ум следователя. Все эти незначительные, но своеобразные истории, которые намекали на то, что кроется внутри. Странные происшествия и прочее. ВСЕ ЭТО СКРЫЛИ И ОТБРОСИЛИ. Это невозможно было объяснить. Ответов у них не было. Поэтому они это ПРОИГНОРИРОВАЛИ.
Но время идет. Давление спало. Раны начинают заживать, а истерический ужас постепенно проходит. Люди снова стали «нормальными». <…> Так что теперь пришло время все перепроверить. Теперь пришло время заново пересмотреть и проанализировать всю поступившую информацию и доказательства. И ТЕПЕРЬ больше нельзя игнорировать найденные несоответствия. Они сейчас могут обнаружить, что очень, очень, очень многое упустили. Я в тюрьме, а копы в Нью-Йорке вернулись туда, откуда начали. Это не моя вина. На самом деле, и не их тоже. Тогда ни у кого не хватило здравого смысла осознать все доказательства.
Что ж, пусть так. Посмотрим, что будет дальше. Знаешь что? Я только что услышал по радио, что детектива, расследовавшего это дело, отправили на психиатрическое освидетельствование. [В полиции Нью-Йорка] объявили о приостановке расследования по причине «психического состояния этого офицера». Клянусь. Я только что об этом услышал. Теперь мне придется дождаться, когда газеты расскажут подробнее. Эти тридцатисекундные новости / радиопередачи особо не раскрывают подробностей. Завтра больше.
На том и закончился октябрь 1979 года.
* * *
Наступил ноябрь, детектива Хэнка Чинотти продолжали терзать, полиция Нью-Йорка вышла из дела, а расследование Сантуччи продвинулось вперед. Мы с Гилроем сообщили окружному прокурору об убийстве Арлис Перри, и в офисе Сантуччи решили предоставить им заниматься Гарднеру, Майку Нупу и мне. Департамент шерифа Санта-Клары поставили в известность о ведущемся следствии. Тамошние детективы-сержанты Кен Кан и Том Бек согласились подождать и пока не высовываться. В разговоре с Каном я упомянул, что Берковиц рассказал кое-что полезное, и посоветовал ничего не предпринимать. «Мы не хотим его спугнуть», – встрял в нашу беседу Гарднер.
Вся закулисная работа велась вне поля зрения общественности. Однако в начале ноября я посоветовал Гарднеру публично объявить, что Берковиц отправил ему подборку сатанинских материалов.
«Только это мы и сообщим, – пообещал я. – Но текст, по крайней мере, даст людям понять, что Берковиц в курсе происходящего и ничего не отрицает».
Гарднер согласился, и в понедельник, 5 ноября, «Ганнетт» и «Майнот дейли ньюс» рассказали о происходящем. В Северной Дакоте, которую теперь вовлекли в дело Сына Сэма, статья вышла на первой полосе, под огромным заголовком: «БЕРКОВИЦ – ГАРДНЕРУ: ВЫ СРАЖАЕТЕСЬ С СИЛАМИ САТАНЫ». Материал сопровождался фотографиями лейтенанта и Берковица. В Вестчестере мы разместили эту историю в нижней части первой страницы.
И снова «Нью-Йорк пост» взяла нашу статью, позвонила Гарднеру и напечатала собственную версию во вторник, 6 ноября. В заголовке «Пост» утверждалось, что Берковиц отправил Гарднеру «издевательское послание» и приложил записку, написанную «детским» почерком. Я понимал, зачем «Пост» использовала такое слово – чтобы указать на различия почерка Берковица и аккуратных печатных букв в письме Бреслину, – но самому Берковицу это совершенно не понравилось.
Он заявил Чейз, что ни над кем не «издевался»; лишь пытался помочь. «Так уж вышло, что эти детские каракули – мой способ писать. Извините». Вдобавок Берковица разозлило, что его переписка с Гарднером стала достоянием общественности. Чейз позвонила Гарднеру, после чего тот написал Берковицу и заверил, что такое больше не повторится.
Кроме того, Берковиц с иронией прокомментировал приведенные в наших статьях слова графолога Чарльза Гамильтона о его почерке и правописании: «Бездельник! Это наглость с его стороны – заявлять, что я недостаточно умен и что рассудительные тексты мне не под силу. ХА. Надо же, какой наглый. Честно говоря, меня это слегка задело. Я не такой уж тупица, я имею в виду, не дурак, разве нет?»
Чейз напрягало, как много фотокопий ей приходится снимать для Берковица, и она написала ему об этом. Он не пришел в восторг. «Ладно, я уловил намек. Можешь забыть о фотокопиях. Это ведь не какое-то „пустячное“ предприятие. Эти двое, один из Нью-Йорка, другой из Северной Дакоты, пытаются прижать сатанинский ковен. И это не погоня за химерой. Все по-настоящему. Они действительно не знают, что ищут, и твои материалы могли бы им помочь. Но, ладно, брось все.
Один из парней, что пытаются раскрыть эту оккультную группу, – тот самый человек, что исследовал „сатанинский аспект“… сразу после того, как меня поймали. Если бы ты только знала ВСЕ, что он накопал, уверен, ты бы сразу побежала помогать ему в Нью-Йорке».
Берковиц имел в виду Гилроя. Он все еще не связывал меня с вопросами, заданными ему в Марси.
Несколько дней спустя у Берковица возникла проблема, которой он решил поделиться с Чейз. «Очевидно, мой отец внимательно следит за этим новым расследованием. Он обеспокоен и постоянно задает вопросы. Ему нужны ответы. Я пытаюсь уклониться, но он настойчив. Естественно, он хочет, чтобы я заговорил. „Дэвид, скажи правду“. Ну, это ведь не так просто. Ты понимаешь, почему. Ты знаешь об опасностях. Так что забудь об операции „Фото“. Я мог бы заговорить хоть завтра. Но подтвердить мои слова будет нелегко – это совсем не то, чего хочет окружной прокурор. Все они! Сантуччи откусил больше, чем может прожевать. Несомненно, теперь он это понимает. Доказательства настолько очевидны, что только идиот может игнорировать их, отрицать или оставлять без внимания. Доказательства налицо. Но кто же виноват? Кто еще, кроме Берка? Им нужны имена, даты, места и другие свидетели, чтобы признать и согласиться друг с другом по поводу фактов».
* * *
Джон Сантуччи, возможно, и не «откусил больше, чем может прожевать», но очень быстро обнаружил, что дело представляет собой запутанный лабиринт многих сюжетных линий. Тем не менее расследование окружного прокурора продвигалось вперед. Херб Лейфер, Джордж Берд, Том Малдериг, Майкл Армиенти, Том Маккарти и другие помощники трудились сутками напролет.
Как-то раз ноябрьским утром Маккарти позвонил мне и сообщил, что следователи собираются связаться с подругой Берковица Дениз, чтобы допросить ее. Я объяснил, что было бы разумнее оставить ее на время в покое. «У нее с ним очень близкие отношения, – сказал я. – И он думает, что она в панике. Это скорее навредит, чем поможет делу».
Маккарти передал трубку Майку Армиенти, и мы обсуждали этот вопрос еще десять минут. В конце концов Армиенти согласился пока не трогать Дениз.
Однако в другом вопросе подчиненные Сантуччи проявили гораздо меньшую сговорчивость. Зная, что Берковиц в письмах Чейз упоминал вполне конкретные подробности, они попытались разыскать ее и обнаружили, что она переехала, не оставив адреса для пересылки корреспонденции – намеренно. Берковиц предупредил Чейз, что Сантуччи будет ее искать.
Следователи Сантуччи раскопали немало информации о братьях Карр и других людях. Однако доказательств, которые могли бы связать тех, кто еще жив, с деяниями Убийцы с 44-м калибром, было недостаточно. Именно поэтому они хотели заполучить копию переписки Чейз и Берковица.
