Как репортер я попал в несколько затруднительное положение. Я знал, где живет Чейз, но не мог раскрыть ее местонахождение. Однако я также знал, что в письмах Берковица имеются кое-какие доказательства, и хотел предоставить их Квинсу, если смогу. Решение нашлось в Северной Дакоте.
В ноябре Чейз несколько раз звонила Гарднеру. Лейтенант из Северной Дакоты убедил ее отправить ему по почте часть писем Берковица. Он также посоветовал ей связаться со мной, сообщив, что именно я и есть тот человек, который добился возобновления дела. Чейз позвонила мне, и мы проговорили больше часа.
«Дэвид хочет, чтобы дело раскрыли, – сказала она. – Он устал от того, что его называют Сыном Сэма – потому что это не так. Их там была целая куча. Но он боится давать показания в суде и боится, что культ убьет его семью, если он начнет высовываться. Вот почему он поступает таким образом».
Чейз убедила меня, что мне следует найти способ попасть в список корреспондентов Берковица, и согласилась прислать копии всех его писем. «Это ваше. Используйте так, как считаете нужным. Дело надо раскрыть. Но не сообщайте никому мое имя и номер телефона».
Херб Лейфер знал имя Чейз из списка корреспондентов Берковица и был недоволен тем, что я не помог им связаться. Впрочем, с ее разрешения, я передал ему отредактированные копии наиболее важных писем, заранее вымарав из них все личные данные. Таким образом, в офисе окружного прокурора наконец-то появились откровенные признания Берковица, которые нужно было обдумать и подшить в папку с доказательствами.
– Тут есть все, – сказал Лейфер. – Но кого же, черт возьми, нам надо арестовать? Карры и Говард Вайс мертвы, а обо всех остальных у нас слишком мало информации. Нам предстоит долгий и трудный путь. Мы могли бы, конечно, использовать кое-какие слова Дэвида о них, – добавил он. – Но нам также понадобится независимое подтверждение. Поскольку сам Дэвид является участником заговора, по законам Нью-Йорка нам нужно нечто большее, чем просто его заявление. Нельзя никого осудить, основываясь исключительно на показаниях сообщников Нам придется найти другие улики, которые подтвердили бы присутствие этих людей на месте преступления или их участие в группе.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – ответил я. – Берковиц рассказал о Джоне и Майкле, но заявляет, что не собирается давать показания. Таким образом, именно независимое доказательство будет иметь решающее значение.
– Знать, что что-то является правдой, и иметь возможность доказать это в суде – две разные вещи, – посетовал Лейфер. – В итоге нам придется просто продолжить работу.
Затем Лейфер прошелся по списку подозреваемых, который в последнее время расширился благодаря нескольким надежным зацепкам, поступившим от читателей после выхода газетных статей.
– Слишком много кандидатов, – решил он. – Если у нас есть этот культ, то в нем, похоже, так или иначе замешано более двадцати человек. Но кто из них стрелял, а кто стоял на стреме, и кто все это спланировал?
– Ну, – сказал я, – Берковиц точно стрелял, еще Джон Карр и, возможно, Майкл. Мы не знаем, кто стрелял в Стейси Московиц, поскольку улики и полицейские портреты свидетельствуют, что это был кто-то другой. Мы также знаем, что в нападении на Воскеричян участвовал Лыжная шапка, и это тоже не один из них.
– Думаю, Лыжная шапка вполне мог быть женщиной, – заявил Лейфер.
– Согласен. В тот вечер было тепло, но нападавший все же надел эту шапку, которая, насколько нам известно, не всплывала больше ни в одном другом случае. Шапка могла скрывать длинные волосы. И свидетель сообщил, что на вид этому человеку было от шестнадцати до восемнадцати лет. Возможно, он так подумал из-за более мягких черт лица, какие характерны для женщин. Берковиц там тоже был – это подтверждает другой полицейский эскиз – и признался, что именно он носил лыжную шапку. Это невозможно.
– Да, все так, – согласился Лейфер. – Он защищал Лыжную шапку. На первый план должен был выйти только Дэвид.
– Херб, ты начинаешь называть его Дэвидом, – поддразнил я его.
– Учитывая, со сколькими людьми я поговорил, мне кажется, что я знаю его жизнь чуть ли не лучше своей собственной. Совершенно не понимаю, как ему сошла с рук эта чушь с собакой-демоном. Они просто хотели, чтобы все поскорее закончилось. Лишь бы выпить шампанского, раздать награды и отправиться домой героями.
* * *
В тюрьме Аттика Берковиц совершенно не беспокоился о Лейфере. Его по-прежнему занимала затеянная им кампания рассылки улик. А потом он получил из Нью-Йорка письмо от своей подруги Дениз. «В новостях говорят, что окружной прокурор Голд с самого начала знал о присутствии в деле оккультной группы, еще когда тебя только арестовали, но не стал использовать это в суде, – написала Дениз. – И можешь себе представить, Карр, его дочь, Кассара и та женщина из Бруклина, что тебя видела, получили денежную награду. Забавно, тебе не кажется?»
Берковиц немедленно написал Чейз, сообщив ей: «Ли, Голд знал все это время».
Затем Берковиц признался, что связался с проповедниками и попросил прислать ему материалы по оккультизму. «Мне было что сказать, и я стараюсь действовать очень осторожно, потому что никогда никому (даже тебе) не рассказывал о том, что сообщил [им]. Надеюсь, [они] надежны и проявят заинтересованность. Однажды ты узнаешь правду. О ней трудно говорить. Не то чтобы я не мог подобрать слов, просто беспокоюсь о своем отце – о его безопасности. Как бы то ни было, события развиваются быстро, хотя я не имею к этому никакого отношения. Я НЕ заговорил, но плохие люди могут подумать, что это так. Власти либо кто-то другой узнает правду. Если они не смогут из этого ничего извлечь, тогда я в дерьме. Меня прямо здесь и похоронят».
Берковиц также написал: «Сразу после того, как меня арестовали, мистер Боррелли [капитан], глава тех, кто расследовал убийства, второй после Дауда, лично спросил меня, кто еще в них замешан. Это правда. Он задал мне вопрос об одном человеке, потому что тот человек позвонил в Департамент полиции, когда меня поймали. Телефонный разговор встревожил Боррелли. Это было очевидно. Он что-то почуял, но не мог понять, что именно. Если ты сомневаешься в моих словах, позвони ему. Я уверен, что в полицейском управлении и на Рокфеллер-плаза [„Ассошиэйтед пресс“] знают, куда его перевели, и участок, где он сейчас работает».
* * *
8 ноября Берковиц получил нашу статью от 24 октября о культе в парке Антермайер и его связях с письмами Сына Сэма. Он тут же переслал ее Чейз. «Прикладываю очень важный фрагмент газеты. Хочу получить его обратно без промедления», – написал он.
Двенадцатого числа на горизонте забрезжили первые признаки беды. Берковиц переосмыслил собственные чувства по поводу того, что отправленные им Гарднеру подсказки оказались опубликованы. Он раскритиковал «Пост» за искажение его намерений, а затем заявил Чейз: «Я очень расстроен тем, что эта информация появилась в газетах. Думал, шериф будет молчать. Очевидно, он был так взволнован, когда обнаружил главную подсказку [о Джоне Карре и F-106] в этой, казалось бы, незначительной статье, что ему просто нужно было с кем-то поделиться. Несомненно, „Майнот дейли ньюс“ может претендовать на получение Пулитцеровской премии в области журналистики. Что ж, тогда она бы стала первой и, безусловно, последней наградой в истории этой газеты. В Майноте никогда ничего не происходит!»
Но потом он добавил: «Шериф проделал прекрасную работу, потому что наконец все понял, хотя я и вынудил его какое-то время поломать голову над разгадкой». Затем Берковиц рассказал о загадке в «первом предложении письма Бреслину» и его «скрытых подсказках» [элементы Черной мессы и ссылка на парк Антермайер].
Несколько дней спустя Берковиц получил записку от Дениз. Офис Сантуччи презрел достигнутое нами соглашение и связался с ней, как и Гарднер, решивший, что анонимный звонок от Чейз поступил от Дениз. Последняя, как я отлично знал, реагировала на все очень нервно.
