и неясных ожиданий, посещающих нас на протяжении жизни, – которые следует или можно назвать метафизическими и тем самым как бы – хотя бы пассивно, а не целенаправленно – формировать для самих себя то пространство смыслов и эмоций, которое люди, интеллектуально неосторожные или более знающие, уверенно называют метафизикой.
Большую часть моей жизни слово «метафизика», хоть и присутствовало в моем словаре, но никаким уважением не пользовалось. Оно играло роль антитезы к понятию диалектика. Причем диалектика – это хорошо, это шаг вперед в познании природы, это осознание целостности мироздания, взаимосвязанности и взаимообусловленности как предметов и явлений в мире природы, так и идей в мире ментальном. Метафизика же казалась неполноценным предшественником диалектики, описательным методом познания природы, в которой отсутствуют взаимосвязи. Метафизика – это плохо.
На самом же деле метафизика сложнее, богаче и полезнее, чем то представление о ней, которое я вынес из поверхностного знакомства в период формального изучения марксистско-ленинской философии, включенной в программу обучения на физическом факультете университета.
Слово «метафизика» введено в оборот две тысячи лет тому назад, и возникло оно в связи с разбором и систематизацией рукописей Аристотеля, умершего за три столетия до этого, в 322 году до н. э. Судьба рукописей Аристотеля драматична. После его смерти личная библиотека философа, включая и его рукописи, была разделена между двумя ближайшими учениками: Евдемом и Теофрастом. Большая часть досталась Теофрасту, меньшая – Евдему, который увез ее на свой родной остров Родос. Библиотека Теофраста после его смерти досталась другому ученику Аристотеля – Нелею, который ее почти целиком передал в Александрийскую библиотеку, где она и сгорела в знаменитом пожаре в 47 году до н. э. Посчастливилось лишь тем немногим рукописям, которые Нелей в память об учителе и друге увез в свой родной город Скепсис. Потом рукописи были куплены торговцем, затем ими завладел не кто иной, как император Сулла, завоевавший Афины в 86 г. до н. э. Он перевез библиотеку в Рим, там она вызвала интерес, с ней ознакомился вывезенный из Греции пленный ученый Тиранион, от которого рукописи попали его ученику Андронику, увезшему их на Родос, родной и для него тоже. Так, уцелевшие части наследия Аристотеля встретились вновь, а Андроник навечно вошел в историю как человек, вернувший человечеству имя Аристотеля, собравший, систематизировавший и издавший его рукописи в период между 20 и 40 годами н. э. Распределив рукописи по общепринятым тогда разделам (логика, физика и этика), Андроник сформировал также том, который не включил ни в один из них, но не предложил никакого тематического, смыслового названия. Поместив его после томов из раздела «Физика», он назвал его по месторасположению: «То, что после физики», по-гречески – «та мета та физика» (τά μετά τά φυσικά). Так и появилось слово «метафизика». А я стал еще одним из сотен других, пересказавших эту историю, историю про рукописи Аристотеля, историю, которая ни на йоту не приблизила нас к ответу на вопрос, что такое метафизика.
В рукописях, собранных под общим названием «Метафизика», Аристотель рассуждает о первоначалах, высших первопричинах бытия. Он говорит, что люди от природы стремятся к знанию, при этом нельзя знать всё, но можно знать причины всего. За две тысячи лет метафизика превратилась в весьма густонаселенное мыслителями пространство. В истории метафизики выделяют различные периоды – от античного до современного. Все гении и звезды мировой философской мысли значительную часть своих размышлений посвятили именно метафизике: Кант, Гегель, Фихте, Шеллинг, Ницше, Маркс, Хайдеггер, Гуссерль… И сегодняшнее состояние философской мысли можно охарактеризовать как нарастающую тягу и интерес к метафизике, к метафизическим вопросам.
Вот несколько признаков метафизичности вопросов. Если вопрос уводит нас за пределы чувственного опыта, за пределы возможности, скажем, измерить, ощупать и т. д., а предлагает просто поразмышлять о чем-то, чего, быть может, и не существует, мы или на пороге или уже внутри метафизики. «Есть ли бог и каков он?» – вопрос, разумеется, метафизический. Вообще, все религиозные представления о мироустройстве, о мире невидимом, потустороннем, о душе и пр. – вопросы метафизические. Если мы на подобные вопросы даем мифологизированные ответы, которые к тому же объявляем истиной, то у нас получается религия, вероучение. Если мы не будем ответы догматизировать, а продолжим рассмотрение, не боясь противоречий, отказа от предыдущих ответов, мы остаемся в сфере метафизической философии.
В религиозной практике встречаются такие явления, как вполне чувственный опыт общения с «потусторонним»: с Богоматерью, Ангелами и т. п. Переживший подобное считает все произошедшее явью. А не галлюцинациями или чем-то подобным. Он «реально» видел, слышал, разговаривал, ощущал… Он не согласится считать все это какой-то там метафизикой, а назовет это религиозным опытом и даже знанием Бога (а не просто верой в Бога). Я соглашусь с такой постановкой вопроса: она глубоко материалистична. Христианская церковь вообще – пример последовательного материализма во всей практической деятельности. Церковь предпочитает «работать» не с миром идеального, а с миром телесным. Вся ритуально-обрядовая сторона деятельности церкви – таинства и повседневная жизнь – непременно тактильны и аудиовизуальны. Теоретически возможность общения бестелесной души с бестелесным Богом в идеальном мире не отрицается, но на практике осуществляется иное.
Многие философские вопросы, «не ставшие религиями», типа взаимосвязи между идеей предмета и самим предметом или вопрошания о том, что есть начало всех начал или причина всех причин, и многие другие, призывающие выйти за пределы опыта, метафизичны. Метафизический вопрос несет в себе нечто идеальное, какую-то мыслеформу в реальности в виде предмета не существующую.
Но даже в такой принципиально материалистической науке, как физика, этой самой метафизики полным-полно. Все математические модели, описывающие реальные явления и процессы, метафизичны: основаны на идеализированных образах реальности. От системы координат, в природе не существующей, от точки, прямой, отрезка и т. д. до представлений об электромагнитных и гравитационных полях, о корпускулярно-волновом дуализме, о волновой функции и т. д. – сплошная метафизика, ибо она оперирует несуществующими абстракциями, заменяя ими реально существующие природные явления. Математическое моделирование природных явлений – вполне себе метафизический прием, хотя об этом как-то говорить не принято. Метафизика в обыденном понимании находится все-таки где-то рядом с религиозными мракобесами, чертями и ведьмами, а не рядом с уравнениями Максвелла и осциллографом. Но нет, метафизика присутствует повсюду. Это мы ее замечаем лишь тогда, когда начинаем о ней спрашивать. Есть метафизический вопрос – появилась и метафизика!
Метафизические вопросы – это и есть главное. Именно сами вопросы! Ответы – это увлекательный процесс размышлений, в котором сам процесс важнее искомого ответа. Собственно, метафизика – это вопрошание о метафизике.
