что мужчина должен находиться сверху (что и сделал незамедлительно), а партнерша снизу. Что делать дальше, не знал, зато она знала великолепно, все-таки двух дочек не аист принес. Понимая мою неопытность, взяла и дело, и тело в свои руки. И ухнул я в яму безумной, безудержной страсти. Поскольку у меня подобное происходило впервые, я и расслабился раньше, чем она могла проникнуться мной, но, спасибо ей, виду не подала. Мне же о непременном проявлении взаимности как высшей формы контакта и мысли прийти не могло. Откуда им взяться?!
Потом мы торопливо приводили себя порядок, не глядя друг на друга, полные смущения и невзрослой стеснительности.
Расставаясь, успели договориться о встрече. Вечером она пришла в легкой белоснежной плиссированной юбочке, легком голубом свитерке с глубоким вырезом. Как говаривал классик-юморист, «вся такая воздушная и вся к поцелуям зовущая». Мы танцевали в парке ДК, пили в буфете пиво, жевали ватные бутерброды, перемежая всё это поцелуями украдкой. Иначе и не помыслить. Не то чтобы мы пуритане какие-то, нет. Просто не принято тогда было выставлять свои чувства напоказ. Это сейчас открыто целуются и обнимаются, и не только парни с девчатами. Чего стоят горячие объятья на грани истерики в спортивных состязаниях, когда здоровые мужики тискают друг друга и целуют во все открытые места.
Я, помнится, на одно из первых своих свиданий с дочкой лагерного физрука отправился с огромным букетом хризантем, выпрошенным у соседки по Чертовой лапе за полтинник. Они жили в собственном деревянном доме на Малой Пролетарской, что позади Федоровского собора. От дома до трамвая я пробирался полями позади всех Починковских и Твороговских линий, в трамвае букет прятал меж ног, но, выйдя из трамвая, вынужден был нести тот букет, как некий крест. Пространство вокруг Федоровского собора тогда сплошь в одно– реже двухэтажных деревянных домах. Улочки без какого-либо покрытия, заросшие травой, ограниченные по краям канавами. Меж канавой и домами – тропочка. Я пробирался ею, с замирающим сердцем, красной от стыда физиономией и негнущимися ногами. Одним словом, гусь в цветах. И все казалось, что за каждым полуоткрытым окном смотрели на меня осуждающие глаза толчковских обывателей. Но испытание стоило того. Едва открыв дверь и вручив букет, на глазах родителей удостоился горячего, совсем не товарищеского поцелуя. Что-то потом не срослось у меня с каштановой красавицей, но для родителей её я навсегда остался примером, и при встречах они оба непременно оказывали мне свое уважение. А отец даже, как-то подобрав меня совсем никакого у трамвайного кольца, чуть ли не на себе донес до дома на Закгейме…
После танцев мы не брели лениво по набережной Волги, как подобает отдыхающим от трудов праведных, а неслись по ней в поисках места, достаточно укромного и удобного. Мы хотели и хотели сильно. Настолько, что первый же встреченный на пути забор показался надежным приютом. А забор огораживал выход к спуску, предназначенному под котлован наземной части будущего моста через Волгу.
Спуск он и есть спуск. Едва мы спустили с себя то, что требовалось, как покатились вниз. То ли я проявил поспешность, то ли она выбрала неверную позицию, но стремительно спустились до основания и уже на ровной площадке завершили начатое. От ерзанья по траве её белоснежная юбка позеленела. Она только рукой махнула, мол, все равно темно. Хуже было то, что выбраться из будущего котлована оказалось куда тяжелей, чем спуститься. Карабкались вверх на четвереньках, уже не думая об одежде и внешнем виде. Главное, зацепиться не за что. Под руками только трава, та или скользит в руках, или вырывается с корнем.
Выбрались. Отряхнулись. Насмеялись. И захотелось повторить, да еще как захотелось! Набережная завершалась у железнодорожного моста проспектом Ленина, тогда совсем коротким, однако располагавшим весьма уютным детским парком. Самое то! Один неожиданный нюанс. На ночь парк не только закрывался наглухо, но еще и охранялся. Мы решили преодолеть препятствие со стороны глухого тупичка по левой его стороне. На что рассчитывали? На везение, да еще на вероятность пролома. Ну, не может в России существовать забор без дыры. Увы, ни дыры, ни щели не оказалось. Исключительной крепости ограда из кованой чугунной решетки более чем двухметровой высоты. Препятствие при наличии плиссированной юбки непреодолимое. И каким же сильным было наше влечение друг к другу, что мы таки его одолели. Вначале я на своих плечах подтянул её до самого верха, затем она осторожно и самостоятельно спустилась вниз. Мне было легче.
Сразу за забором густые заросли высокой травы, а может, каких-то цветов. Там и умостились. Хорошо! Темнота, тишина, ароматы… Почти на самом пике наслаждения, до которого оставались мгновенья, и сладостные всхлипы Гали должны были завершиться глухим вскриком, а я готов был закрыть рот её поцелуем, дабы не нарушить тишины и покоя вокруг, в тот самый момент сзади и надо мной почувствовалось нечеловеческое дыхание. Затем что-то уперлось мне в спину. Не прекращая работы, обернулся и увидел огромную морду овчарки, дышавшей тяжело, но не тяжелее нашего. В ночной темноте как-то пронзительно жутко белели её оскаленные зубы и блестели недоверчивые огромные глаза. Я понял без слов, что собака размышляла, с чего начать поглощение: с носа, уха, а может, и с чего-то ниже. От догадки то, что ниже, потеряло потенциал, соответственно пропал интерес к самому процессу. Кошмар!
Тут из темноты раздался голос: « Ты это, парень, извини, это… Думал, за цветами лезут».
Охранник значит, не сатанинское видение. Уже легче. Голос исчез вместе с собакой мгновенно, словно растворившись во мраке. И это хорошо. Плохо, что ворот нам не открыли, и назад пришлось выбираться тем же партизанским способом. Казалось, что нелепый кошмар навсегда лишит меня радости интимной жизни. Не тут-то было!
Преодоление препятствий, видимо, все-таки напрягло партнершу, но отнюдь не погасило огонь желания. Она решительно повела меня к улочке с красивым названием «Загородный сад», где родилась и выросла. Здесь по левой стороне стояли земские, еще деревянные двухэтажные дома бывшей губернской больницы для сотрудников с невысоким рангом. Сама Галя к тому времени обитала в современном доме на улице Салтыкова-Щедрина.
Глухой ночью дом стоял темным, безмолвным и менее всего располагавшим к тому, чем хотелось заняться. Но Галя уверенно постучала в одно из окон. Кто-то выглянул, молча выслушал горячий Галин шепот. После чего она махнула мне, стоявшему на углу, как «на стреме». Я приблизился. Одно из окон приотворилось.
– Валяй первым, – прошептала она.
Скачка с преодолением препятствий продолжилась. Мы оказались в маленькой, метров пяти, комнатке, где из
