посуду не тащили к мойке, а ставили на ленту транспортера, делившего обеденный зал пополам. Самым вкусным блюдом здесь показались нам сосиски с тушеной капустой либо макаронами. Одна порция – две сосиски, мы брали по две порции с одним гарниром и кофе. Отличный завтрак.
Там же, в столовой, мы предложили Фуаду поужинать дома, мол, принесем с собой что-нибудь русского. Тот согласился, добавив, что в свою очередь приготовит рыбу по-иракски. На том и расстались. Задержавшись в центре Москвы, к вечеру, довольно позднему, мы помчались на улицу Горького, нынешнюю Тверскую, где в угловом магазине «Подарки» купили приличный марочный портвейн, две бутылки по 0,7 за пятерку. Прихватили хлеба, сыра и чайной колбасы. С тем и заявились.
Собрались в нашей комнате, уж больно у Фуада не прибрано. К столу он принес огромную сковороду какой-то каши. Оказалось, что это мелко порезанная рыба, кажется, палтус, приправленная рисом с луком и густо политая томатным соусом. Тогда еще не знали слова «кетчуп».
Порезали принесенное быстро и крупно, разлили по стаканам, хотел сказать, граненым. Нет, здесь стаканы тонкого стекла и даже с легким рисунком. Для иностранцев всё без грани, надо понимать. Не заморачиваясь в деталях, подвинули стакан и к Фуаду, тот отчаянно замахал руками.
– Нет-нет. Коран запрещает.
– Да разве это алкоголь, – дружно возразили мы, – всего-то 17 оборотов.
– Что значит оборотов?
– Ну, крепости значит.
– То есть это не алкоголь?
– Напиток, называется портвейн. Ты на бутылки посмотри, разве в таких огромных емкостях может быть алкоголь? У нас об отношении к выпивке отвечают так: если это вопрос – нет, если предложение – да! Последний аргумент убедил его окончательно. Он взял стакан в руки. Пригубил.
Мы со Стасиком двинули по полной и осторожно стали пробовать неприглядное на взгляд месиво. Оказалось, очень вкусно…
Фуад, меж тем, преображался, как аленький цветочек. Глазки, и без того как у всех арабов масляные, стали всепрощающе мечтательными, а сам он чуточку отрешенным.
– Я, наверное, пойду к себе. Можно стакан взять с собой?
– Какой разговор, бери.
Он принес из своей комнаты тарелку, положил немного рыбы, мы сунули туда же пару бутербродов, и он удалился. Нам ничего не оставалось, как доделать оставшееся и лечь спать.
Рано утром, часов около шести, раздался осторожный стук в дверь. Тихо вскочив, я быстренько убрал со стола бутылки.
– Кто там?
– Фуад, можно зайти?
– Давай!
Он зашел, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Вы меня обманули. Это все-таки было вино, Я всю ночь не спал, глотал понемногу, и так хорошо было, так хорошо!
– Ну. А мы что тебе говорили: пей, не пожалеешь.
– Теперь не жалею. Я зашел спросить: вы сегодня вечером чай собирать будете?
– Как вчера?
– Да, как вчера. Очень-очень хорошо…
– Будем. Только ты денег подкинь.
Фуад вынул, видимо, уже приготовленную десятку. На неё мы взяли четыре бутылки. Вечером всё повторилось, но уже полстакана Фуад выпил в нашем присутствии. Он опять поалел, разговорился. Оказывается, его отец – друг и приятель руководителя Ирака, Абдель Керим Касема, пришедшего к власти в результате переворота. Как раз тогда же, то ли накануне нашего приезда, то ли чуть раньше, Касема сверг очередной любитель порулить страной. Что с отцом, Фуад не знал.
– Что делать собираешься?
– Учиться до конца, ведь деньги за мое обучение перечислены в самом начале полностью, а мне всего два курса осталось.
– А потом?
– Вернусь на родину.
– И что там будешь делать?
– В тюрьме сидеть.
Сказано это было спокойно, как о чем-то совершенно обыденном. Чисто восточная покорность судьбе.
– Да, тут без стакана не разберешься, – подвел Стасик итог.
Мы подняли стаканы. Фуад ополовинил. Мы проглотили полностью. Чаепитие, как и неизбежный в таких случаях разговор по душам, продолжились. Уходил наш друг араб походкой нетвердой и обнадеживающей.
Чаепитие продожалось. И к нашему отъезду Фуад не просто познал суть русского застолья, он полностью погрузился в него. Мы расставались уверенные: теперь «сын Солнца» – действительно наш человек.
Фуад – не единственный иностранец, с которым довелось общаться. Нина Желтухина, уже пару лет переписывалась с вьетнамцем, который, кроме писем, иногда присылал ей посылки с бананами. Она, добрая душа, угощала нас. Так что с экзотическим фруктом мы познакомились гораздо раньше, чем он появился на прилавках. А теперь оказалось, что её вьетнамский друг учится в Московском университете, более того, они договорились здесь встретиться. Но как его найти? Нина обратилась за помощью к нам со Стасиком. Для начала выяснили, что зовут его Нгуен Зуй Ти, а искать его надо в соседнем мужском корпусе.
– Ребята, найдите его, а то неудобно получается, – и дала нам маленькую его фотографию.
Отправились мы, уверенные в быстром завершении поисков: имя известно, местонахождение установлено, фото в наличии, всё – привет! Увы… Вышедшие к нам в хол вьетнамцы все как один не только на одно лицо, но и в совершенно одинаковой одежде, одинаковых сандалиях, галдели, словно грачата на весенней грядке.
– Тихо, – гаркнул я.
Они стихли и глядели на меня во все глаза, но без испуга.
– Нам нужен Нгуен Зуй Ти… Знаете такого?
– Нгуен Зуй Чи?
– Ти, а не Чи.
Они долго чикали-чирикали, куда-то уходили, кого-то приводили, да все не то. Нгуен Ти, но не Зуй; Зуй Ти. но не Нгуен, и так часа полтора. Наконец привели того, что назвался в полном соответствии с искомым. Вынули фотографию, сравнили – не тот. Посовещались: а может, все-таки тот? Решили идти за Ниной, пусть сама сравнивает и выбирает своего жениха по переписке. Оказалось, да, тот самый, нужный. Нгуен пригласил нас вместе с друзьями на послеобеденный чай.
В такой же точно малогабаритной комнате, что и у нас, собралось никак не меньше десятка вьетнамцев. Сидели гуртом, но три места для нас держали свободными. Было шумно и скучно. Нина общалась со своим Нгуеном, остальные вьетнамцы – друг с другом, и больше на родном языке. Нам оставался только чай. Но это совсем не тот напиток, к которому привыкли. Конечно, мы знали, что азербайджанский чай лучше грузинского, в котором всякого мусора – только успевай сплевывать. Душе отрада – индийский чай со слоном на пачке. Я к тому, что вроде бы разные чаи пивали, оказалось – нет. Вьетнамский чай – нечто совершенно иное. В маленькую чашечку на три-четыре глотка наливается прозрачно-синеватая вода с плавающими поверху цветами. Вкус соломы, да и запашок, как от пыльного снопа. И никакого сахара, песочку, не говоря о конфетах. В блюдечке сушеные бананы. Хватило ненадолго, мы засобирались…
– А как
