в ней, как в народе, живет и крепнет нравственная сила.
Английский критик Ральф Фокс, погибший в Испании, говорит в своей книге «Роман и народ», что многие английские и французские писатели сворачивают с пути гуманизма, уходят от великих западных традиций. Это так, ибо фашизм, прежде чем ворваться в Европу с танками и бомбардировщиками, привел ее в состояние морального паралича работой «пятых колонн». И вот вам – роман «Путешествие на край ночи», точнее его нужно было бы назвать: «Путешествие Франции на край ночи, от Робеспьера к Лавалю».
Нет, путь советской литературы – гуманизм. «Пролетарское по своему содержанию, национальное по форме, – таково общечеловеческое искусство, к которому идет социализм», – сказал Сталин. Бесклассовое общество, которое мы строим, есть необходимая предпосылка для торжества гуманизма. Человек – цель всех наших усилий. Фашизм есть падение человека. Гитлеровские армии – это армии мертвецов, штурмующих живое человечество. Красные щиты преградили им путь с той великой нравственной силой, которую не пройти.
Девятьсот советских писателей – романистов, драматургов, поэтов, очеркистов, журналистов – находятся в рядах Действующей армии, среди воюющего советского народа. Помимо непосредственных задач борьбы, – они проходят ту суровую школу художественного опыта, которая, при наличии трех основных слагаемых нашей литературы – социалистической идейности, народности и многонациональности, обусловливает ей мировое будущее.
Черные дни гитлеровской армии *
Вот какие встревоженные голоса понеслись в эфир из Центральной Европы:
«…На Восточном фронте происходит самое ожесточенное сражение этой войны, – одновременно оно является самым великим сражением в истории… Нажим русских войск поистине страшен по своей силе… Русские сражаются с необычайной яростью… Положение на фронте весьма серьезно…»
Мы всегда утверждали, что Гитлер – дилетант в политике и войне. Несмотря на наличие у него опытных политических советников, он умудрился вооружить весь мир против фашистской Германии; несмотря на наличие опытных генералов, умудрился привести германскую армию на край гибели, куда – в черную бездну – она в непродолжительном времени и свалится без остатка, увлекая за собой и Гитлера, и фашизм, и все немецкое счастье… Как истый дилетант, он уверяет, что земной шар у него уже в кармане, что стоит ему сказать: «Сталинград будет взят» – и Сталинград у него тоже в кармане.
Несмотря на то что Гитлер уже три раза назначал сроки взятия Сталинграда и в октябре и в ноябре, – муштрованные немцы ему еще верили. «Этой зимой, – пишет один, – никакого отступления не должно быть. Фронт здесь удерживается любой ценой, порукой тому – немецкий „сталинградский гренадер“, это звание присвоено нам фюрером»… «Уж зиму-то эту мы выдержим, будем зорко следить, чтобы русские не были слишком нахальны, как в прошлом году…» – «За все время русского похода русский солдат ни разу еще так не оборонялся, как в Сталинграде, но дерется и упорствует он напрасно, на девяносто процентов город – в наших руках… Все же, дорогая Клара, пройдет еще несколько дней, когда ты прочтешь экстренное сообщение: „Сталинград взят…“»
Письма с этими строками – от середины ноября, как раз перед тем, как на немецкие головы неожиданно грянул русский гром. Немцы скучают в Сталинграде, война треплет им нервы, они раздражены тем, что русские «невообразимо упорны» и все стреляют из своих щелей и подвалов. «Иногда во мне вскипает такая злоба, что я готов все перебить… К тому же эта постоянная трескотня и связанная с ней опасность. Война – это самое отвратительное, что есть в мире…»
В самом деле, какого черта эти русские все еще цепляются за какие-то клочки своей земли? Все равно Сталинград – немецкий город и немцы никогда отсюда не уйдут. Пора понять, что немцы приходят и никогда не уходят… Так сказал фюрер.
«Хочу описать тебе, дорогая Грета, что делается вечерами у нас в блиндаже… У одного в руках – рубашка, у другого – кальсоны, каждый занят подсчетом наличного состава живности, называемой нами „танками“, – работаем молча… Я не могу думать о будущем, тогда мне становится совсем непереносимо; я надеялся этот день моего рождения провести с тобой, но, увы, провожу его в печальной обстановке… Ну, как тут не разреветься…»
В эти лирические настроения скучающего Карла, превращенного Гитлером в профессионального бандита, но все еще сохранившего за тихим занятием – обшаривания своей рубашки – склонность к меланхолическому раздумью, ворвался гром пушек наступающей Красной Армии. Откуда она взялась? Ведь Гитлер на весь свет трижды побожился, что под Сталинградом уничтожаются ее последние остатки… «У русских даже уже больше нет авиации, – по ночам летают и бомбят какие-то „тихоходные кофейные мельницы…“» (Это «У-2»-то «кофейные мельницы»!) Ну, ладно! Во всяком случае, Красная Армия откуда-то взялась, и взялась так серьезно, что у немцев получилась полнейшая путаница в сознании – ножницы между победными обещаниями Гитлера и жуткой действительностью.
Вместо победоносно нападающей стороны Шестая армия в составе двухсот пятидесяти тысяч человек, отборная – косточка к косточке – немецкая (за исключением двух румынских дивизий), непобедимая, уверенная в Гитлере и в самой себе, – в несколько дней стала обороняющейся стороной. Ее сшибли с правого берега Дона, отшвырнули от Волги – и с юга, запада и севера стали прижимать к Сталинграду.
Нужно отдать справедливость, что в конце декабря Гитлер сделал попытку, и очень серьезную, разорвать окружение Шестой: на выручку ей со стороны Котельникова – с юго-запада – устремилось восемьсот танков с соответственным количеством артиллерии, мотопехоты и автоматчиков, к ним навстречу из окружения вытянулись языком мощные бронетанковые силы Шестой армии. Немцы были уверены в успехе прорыва. Казалось, выдержать такое встречное чудовищное давление – между молотом и наковальней – не могли бы никакие человеческие силы. Но Красная Армия выдержала. Думать надо, что наше командование предвидело этот немецкий маневр и ожидало его. Русские отсекли вытянутый из окружения бронетанковый язык Шестой армии и уничтожили его на берегу Дона в чудовищной танковой битве, затем разгромили и погнали на юг танковые дивизии, спешившие от Котельникова на выручку. Кольцо вокруг Шестой наглухо и навсегда замкнулось и стало смертельно сдавливать ее.
Началась битва, какую не знала мировая история, – «Красный Верден», как ее назвали немцы. Но Верден был механической мясорубкой, немецкие и французские дивизии по очереди проходили через его огненный котел, сменяясь через несколько дней. Верден поглотил не один десяток дивизий, но не повлиял на исход войны ни в ту, ни в другую сторону. Здесь, под Сталинградом, сцепились тело к телу два противника – русский и немец, – решая судьбу мировой войны, судьбу свободы и счастья человечества,
