«крестьяне, которым наравне с боярами принадлежит заведование всяким управлением».
Из подобных «крестьян» можно назвать Строгановых — за огромную финансовую помощь при освобождении страны от поляков и восстановлении после Смуты им было присвоено особое звание «именитых людей». Гость Епифаний Светешников вел торговлю с Сибирью, эксплуатировал соляные промыслы в Усолье. Василий Шорин вел значительную торговлю внутри России, с Персией, Средней Азией, был таможенным головой в Архангельске. На соляных промыслах разбогатели и гости Шустовы, а на внутренней и внешней торговле — Патокины, Филатьевы. Впоследствии один из приказчиков Филатьевых, крестьянин Гавриил Никитин, отделился от них, сколотил состояние на пушнине и тоже стал гостем. В сибирской торговле заправляли торговые семьи Босых, Ревякиных, Балезиных, Панкратьевых, Усовых. В Новгороде ворочали делами Стояновы, во Пскове — Емельянов.
В торгово-промышленной иерархии за гостями следовали гостиная и суконная сотни. В них насчитывалось около 400 человек. Гостиная в основном вела торговлю с Востоком, суконная — с Западом. Входившие в них предприниматели тоже пользовались значительными привилегиями, занимали видное место в финансовых делах государства, имели свое самоуправление. Они становились выборными головами и старшинами на ярмарках, в городских и рыночных структурах. Ну а к низшему разряду предпринимателей относились выходцы из крестьян и жители черных слобод и сотен (так что набившее сейчас оскомину слово «черносотенцы» вовсе не носило нынешнего смысла — это были мелкие лавочники и ремесленники, платившие подати, оттого и «черные»).
Задолго до всяких «прорубаний окон» наша страна была крупнейшим центром международной торговли. Русские купцы постоянно бывали и вели дела в Копенгагене, Стокгольме, Риге, в городах Германии и Польши. Через Рязань на юг и далее по Дону каждую осень, когда идут дожди и в реке много воды, караваны купцов направлялись в Азов, Кафу, Стамбул. А через Астрахань добирались в Закавказье и Персию, в Шемахе существовала постоянная русская торговая колония. Кстати, в Персию и Турцию ездили и посредники, торговавшие от имени царя. В Иране — беспошлинно, как торговали и агенты шаха в России. Кроме того, на Руси и в Персии действовали одинаковые законы о беспошлинной торговле, если товары привезены с посольствами. Поэтому дипломаты, ежегодно ездившие туда-сюда, тоже торговали вовсю. (В Москве этим законом беспардонно пользовались англичане, возлагая посольские миссии на своих купцов.)
Иностранцы с товарами ехали отовсюду. Меховский в «Трактате о двух Сарматиях» сообщал, что Русь «богата серебром». Но своих серебряных приисков она тогда не имела, и Кампензе уточнял, что страна «богата монетою, добываемою более через попечительство государей, нежели через посредство рудников… Почти ежедневно привозится туда из всех концов Европы множество денег за товары». В XVII в. северными «воротами» России являлся Архангельск, западными — Псков и Новгород, южными — Астрахань, восточными — Тобольск. Немец Айрман в Москве был удивлен, описывая множество «персиян, татар, киргизов, турок, поляков… лифляндцев, шведов, финнов, голландцев, англичан, французов, итальянцев, испанцев, португальцев, немцев из Гамбурга, Любека, Дании», «которые частью поселились здесь же под защитой царя, частью проживают только ради наживы». «Эти нации все имеют свои особые лавки, открытые ежедневно, там видны чудеса за чудесами, так что по непривычке к их странным обычаям или национальной внешности часто более обращаешь внимание на их персоны, нежели на их чудесные товары». Любопытно и то, что если покупатель желал что-то у них выбрать и сторговаться, то он «в любое время найдет переводчика, который быстро сумеет навязать свои услуги». Поскольку тут же околачивались «многие» русские, умеющие говорить по-шведски, по— польски, по-фински. Только знатоков немецкого было мало, в этом случае приходилось переходить на шведский.
В Архангельск каждый год приходили десятки кораблей, везших сукно, часы, зеркала, вина, трикотаж. В Астрахань привозили из Ирана сафьян, бархат, платки, ковры, безоар, бирюзу, индиго, ладан, нефть, а главное — шелк-сырец. Шелковой торговлей занимались в основном армяне. Их много осело в Астрахани, да и в Москве возникли армянская и грузинская земляческие колонии торговцев и ремесленников. Отчего и остались следы в названиях улиц — Малые и Большие Грузины, Армянский переулок. Татары и ногаи вели в Астрахани большую торговлю скотом, ежегодно пригоняли в Москву на продажу огромные табуны коней — в качестве пошлины с них брали 10 % лошадей для русской кавалерии. В 1635 г. монгольское посольство Алтан-хана привезло в подарок Михаилу Федоровичу 2 пуда чайного листа. И этот напиток понравился, стал завоевывать популярность (в те же годы, что и в Европе).
Бухарские купцы везли хлопчатобумажные ткани, лучшую в мире бумагу, изготовлявшуюся в Самарканде, китайские товары — фарфор, шелковые изделия. Через Среднюю Азию торговали и индусы — в Бухаре был целый квартал купцов из Пенджаба и Раджпутаны. А в 1630-х гг. они поселились и в Астрахани. Им разрешили основать свой «Индийский двор», он был обнесен стеной, внутри были построены дома, лавки, даже действующий храм Вишну, и в Россию потекли индийские драгоценности, благовония, пряности. У нас их называли «агрыжане» — от Агры, столицы Великого Могола. Они устраивались основательно, женились обычно на татарках, их представительства возникли в Москве и Нижнем Новгороде, они занялись торговлей не только своими, но и кавказскими товарами, заняв второе место после армян. (Лишь в XVIII в., когда связи с Индией прервались, «агрыжане» постепенно обратились в христианство и ассимилировались с русскими.)
России международная торговля приносила тройную выгоду. Во-первых, обогащала казну. Так, в Архангельске и Астрахани таможенные пошлины составляли 5 %. В целом же среднегодовая прибыль от пошлин в Астрахани была около 12 тыс. руб. А в Архангельске рекордным считался год, когда она достигла 300 тыс. руб. (что составляло б тонн золота). Во-вторых, развивалось и богатело отечественное купечество. Потому что торговать напрямую друг с другом, «через голову» русских, иноземцам запрещалось. Да и вообще каких-либо особых преимуществ на Руси им не давали и садиться себе на шею не позволяли. Когда британец Марш не уплатил вовремя долг, у него запросто конфисковали товары. А могли в таких случаях и на правеж поставить, невзирая на подданство. Голландцы пробовали было хитрить и обманывать — самим же хуже пришлось. Сразу лишились полученных поначалу льгот.
Ну а в-третьих, пересечение в России потоков товаров со всех сторон света создавало картину того самого сказочного изобилия, которое поражало зарубежных наблюдателей. Когда даже женщины из простонародья позволяли себе наряжаться в шелк и бархат. Когда дорогущие в Европе пряности оказывались простолюдинам тоже доступны, их добавляли в выпечку. А в состоятельных домах корицу за столом подавали прямо палочками в качестве лакомства — бери и грызи, и перец стоял в перечницах — насыпай себе сколько хочешь. Чех Таннер ахал: дескать, в Москве «мелкие граненые рубины до того дешевы, что продаются на фунты — 20 московских или немецких флоринов за фунт». Австриец Гейс насчет русского богатства замечал: «А в Германии, пожалуй что, и не поверили бы». А француз Маржерет делал вывод: «Подобного богатства нет в Европе».
Конечно же, Россия не только ввозила товары, но и сама немало производила. Экспортировала воск — 20–50 тыс. пудов в год, смолу, деготь, меха, зерно. Вывозились также сало — 40—100 тыс. пудов, мед, пенька, конопля, соль, аир, ревень, моржовая кость, ворвань (тюлений жир), рыбий клей, слюда, речной жемчуг. Икра тогда экспортировалась «преимущественно в Италию, где она считается деликатесом» (Бурх). Туда же поставлялась древесина — северной торговли корабельным лесом еще не было, его еще не истребили в самой Европе. А итальянцы брали русские дубы, клены и сосны для изготовления красивой мебели. «Стволы этих деревьев, будучи распилены, представляют в разрезе удивительную и прелестную смесь цветов, наподобие волнистого камлота. Купцы наши вывозят их в большом количестве в числе прочих товаров из Москвы и продают по весьма дорогой цене» (Кампензе). За рубеж продавались и льняные ткани, до 100 тыс. кож в год, выделанная юфть, войлок, канаты, мешки, ювелирные украшения, оружие, конская сбруя, изделия резчиков по дереву, оружейников.
Рассматривая отечественную экономику XVII в., современные исследователи (О. А Платонов и др.) показали, что по принципам своего построения она во многом отличалась от западных моделей. В российской экономике (как и в социальной структуре общества) господствовал «общинный тип» организации. Ее ключевыми звеньями являлись те же сельские общины, рабочие артели, самоуправляемые городские концы, слободы, улицы, сотни. И даже западник Герцен вынужден был признать, что экономическая организация русских общин являлась полной противоположностью принципу Мальтуса — «выживает сильнейший». В общине для каждого находилось место за общим столом. А уж какое место — более или менее почетное, более или менее сытное — зависело от личных качеств человека. Это было не отставание от кого-то (или опережение кого-то), а просто своя самобытная модель, национальный стереотип взаимоотношений.
