Рассматривая отечественную экономику XVII в., современные исследователи (О. А Платонов и др.) показали, что по принципам своего построения она во многом отличалась от западных моделей. В российской экономике (как и в социальной структуре общества) господствовал «общинный тип» организации. Ее ключевыми звеньями являлись те же сельские общины, рабочие артели, самоуправляемые городские концы, слободы, улицы, сотни. И даже западник Герцен вынужден был признать, что экономическая организация русских общин являлась полной противоположностью принципу Мальтуса — «выживает сильнейший». В общине для каждого находилось место за общим столом. А уж какое место — более или менее почетное, более или менее сытное — зависело от личных качеств человека. Это было не отставание от кого-то (или опережение кого-то), а просто своя самобытная модель, национальный стереотип взаимоотношений.
Основу экономики (как и в большинстве государств того времени, кроме Голландии) составляло сельское хозяйство. Причем сейчас доказано, что преобладание небольших хозяйств — поместий, черносошных деревень — гораздо лучше отвечало потребностям тогдашнего рынка, чем крупное землевладение. Эти хозяйства были легко регулируемыми в отношении количества и ассортимента продукции, могли перестраиваться с одной культуры на другую в зависимости от погодных условий, повышать и понижать площади запашки, соотнося ее с возможностью вывоза продукции и спросом. Могли, если это выгодно, частично переключиться на побочные промыслы. Например, крестьяне, жившие по Северной Двине, специализировались на мясном скотоводстве, каждая семья отправляла на продажу в год 2–5 быков и несколько телят, но параллельно тут традиционно занимались изготовлением древесного угля, извести, организовывали смолокурни. В различных местностях в крестьянских домах имелись прялки и ткацкие станки — ткани из шерсти, льна, конопли производились как для собственного обихода, так и на рынок. А многие астраханцы, как пишет Олеарий, разводили у домов виноградники, имея с них доход до 50 руб. в год, промышляли и на соседних соляных озерах — соль разрешалось собирать любому при уплате в казну пошлины — 1 коп. с 2 пудов.
Но существовали и крупные хозяйства — боярские вотчины, большие монастыри. Как правило, такие хозяйства имели сложную и разветвленную экономическую базу, включающую не только развитое сельскохозяйственное производство, садоводство, овощеводство, но и ремесленные, промышленные, торговые структуры. Так, в 1641 г. в закромах Троице-Сергиева монастыря хранилось 2 тыс. тонн зерна, на конюшнях числилась 401 лошадь, в кладовых — 51 бочка пива с собственных пивоварен, десятки тонн рыбы с собственных ловов, в казне насчитывалось 14 тыс. руб., а корабли, принадлежащие монастырю, можно было встретить и в Белом море, и у берегов Норвегии.
Главными центрами ремесленного производства были города. Ремесленные общины имели некоторое сходство с европейскими цехами, но существовали и заметные различия. Французский промышленник Фребе писал: «Цехи в России не подавляют талантов и не делают помех в труде». Как и в цехах, в русских общинах действовали свои внутренние законы, были свои праздники, патрональные церкви, осуществлялся контроль за качеством продукции. Но не было мелочной регламентации цен, количества изготовленных товаров, применяемых технологий и инструментов, положения подмастерьев и учеников. Их перевод в мастера, как и прием новых мастеров в организацию осуществлялись по сравнению с Европой довольно легко. Если имеешь достаточные навыки и средства — пожалуйста. Гораздо труднее, чем вступить в организацию, было выйти из нее — община лишалась «тягловой» единицы. Но многие ремесленные сотни и слободы более правомерно было бы сравнивать не с цехами — они представляли собой мануфактуры «рассеянного типа». Сбывали продукцию для перепродажи крупным торговцам, централизованно поставляли ее для государственных нужд или на экспорт.
Михалон Литвин признавал, что «московиты отличные хозяйственники». Нашим предкам было уже хорошо знакомо акционирование — многие предприятия, вроде соляных варниц, рыбных промыслов и др., являлись «обчествами на паях» с распределением расходов и прибыли на каждую «долю». Торговцы прекрасно умели пользоваться кредитом. Олеарий описывал, как оптовики скупали привезенные англичанами сукна по 4 талера за локоть — но в долг. И тут же перепродавали лавочникам по 3–3,5 талера — но наличными. А ко времени возврата долга успевали 3–4 раза пустить деньги в оборот, с лихвой покрывая прибылью начальный убыток.
Широко практиковались договорные отношения. Скажем, до нас дошла «Подрядная запись» строительной артели из 26 мастеров: «Поручились есмь друг по друге круговою порукою и дали мы на себя сию запись Боровского уезда Пафнутьева монастыря архимандриту Феофану да келарю старцу Пафнотию з братией в том, что подрядились мы, подрядки и каменщики, в том Пафнутьевом монастыре сделать колокольню каменную». Оговаривались все детали. И стоимость работы — 100 руб. И даже выдача перед началом строительства «ведра вина наперед». И возможность взыскать неустойку: «Ежели… самым добротным мастерством не сделаем… или учнем пить и бражничать или за каким дурном ходить… взять им, архимандриту Феофану и келарю старцу Пафнотию з братией по сей записи за неустойку 200 рублев денег».
Существовало в общинах и внутреннее страхование. Хуан Персидский сообщал, что у муромских кожевников дубление кож производится «в тысячу и одном доме», где закладывается «по тысяче и одной коже», и если у кого-то они сопреют, коллеги дают ему по одной коже, и получается у всех по тысяче. Цифры, разумеется, для пущего эффекта придуманы автором, но дают представление и о значительном размахе производства, и о порядках взаимовыручки.
Первые значительные предприятия мануфактурного типа стали возникать в нашей стране в XVI в., примерно в тот же период, что и в Европе. Например, канатные дворы в Холмогорах и Вологде — один лишь Холмогорский поставлял канаты для четверти кораблей британского флота. Тогда же организуются Пушечный двор, Печатный двор, предприятия Строгановых, Оружейная палата, царские и патриаршие рыбные ловы на Каспии, использовавшие наемный труд. Но начало настоящей промышленной революции в России относится именно к эпохе Михаила Федоровича и связано с деятельностью правительств Филарета и Черкасского.
Уже упоминалось о реконструкции Пушечного двора, который стал, по оценкам иностранцев, крупным «литейным заводом», о строительстве в Москве двух «пороховых мельниц». При Михаиле были расширены Золотая, Серебряная, Оружейная палаты, появляются казенные швейные мануфактуры — Царская и Царицына мастерские палаты, шелковая мануфактура — Бархатный двор, довольно солидными для своего времени предприятиями были Верхняя (т. е. главная, государственная) типография, Хамовная изба — где трудились десятки ткачей. Их работники являлись «бюджетниками», жили на оклад от казны, и Олеарий не без удивления сообщает: «В Москве принято, чтобы по приказанию великого князя ежемесячно все царские чиновники и ремесленники получали в срок свое жалованье; некоторым оно даже приносится на дом». Стоит подчеркнуть и то, что государь считал долгом заботиться о благополучии своих работников. Например, мастер ствольного и замочного дела Афанасий Вяткин подал царю челобитную, указывая на свой многолетний безупречный стаж и жалуясь, что в результате пожара разорился, не может обеспечить приданое дочерям. Царь пожаловал ему на приданое 20 рублей — без отдачи.
Был построен еще один канатный двор, в Архангельске, на этом предприятии трудились 400 человек. Обеспечивая развернувшееся после Смуты городское строительство, возникают и расширяются кирпичные заводы — казенные, частные, монастырские. Так, потребности Москвы обеспечивал завод в с. Калитникове недалеко от Спасо-Андроникова монастыря. В разных городах действовали красильные и белильные мастерские. Появляются столь крупные центры народных промыслов, как Палех, Хохлома, Холуй, центр керамического производства в Гжели. На поморском Севере и больших реках (на Волге — во всех городах) функционировали судоверфи. Разрабатывались рудники — свинцовые, оловянные, в Угличе, Ярославле и Устюге добывали селитру, в Вятке серу. На Урале нашли медь.
В процессах промышленной революции, естественно, играла активную роль торгово-деловая верхушка. Если в XVI в. у Строгановых действовали 27 соляных варниц, то в XVII в. — более 200, ежегодная добыча соли составляла 7 млн. пудов, обеспечивая половину потребности страны. Их владения в Соли Вычегодской стали важным экономическим и культурным центром, здесь существовали свои училища для подготовки специалистов по солеварению, разрабатывались настоящие технические инструкции. Велась также торговля железом, мехами, развивалось строительство, художественное ремесло. Гостю Светешникову принадлежали большие кожевенные предприятия в Нижнем Новгороде, Емельянову — мастерские по выделке льняных тканей во Пскове. На Руси не чуралась таких занятий и знать. Бояре Романовы, Морозовы, Одоевские создавали в своих вотчинах поташные, винокуренные и другие заводы. Князь Пожарский являлся совладельцем нескольких соляных варниц, ему же принадлежало «сельцо» Холуй с мастерскими иконописцев и художественных росписей.
