Эдит с детства находилась в среде, где торжествовало наряду с развратом, преступлениями и невежеством суеверие и мистика. И это осталось на всю жизнь. В книге "Моя жизнь" она подробно пишет о том, какое значение имели для нее предсказания астрологов (их в Париже тьма-тьмущая, и они там богатейшие люди!).
Эдит выбирала в секретарши только женщин, родившихся в месяце, отмеченном созвездием Рыбы. Это созвездие соответствовало созвездию Стрельца, под которым она родилась сама, и ей казалось, что с такой секретаршей ей будет в жизни везти.
Счастливым днем ее был четверг, а воскресенье - несчастливым. Она верила в счастливые начальные буквы С и М, и если ее знакомили с человеком, имя которого начиналось на эти буквы, она настораживалась. Она верила в спиритизм, вертела столы, разговаривала с загробным миром, вызывая духов своего отца, Сердана, своей дочери. Перед каждым концертом выполняла целый ритуал сгибалась до пола, касаясь его руками, показывала пятым и вторым пальцем правой руки рожки злому духу, во избежание неудачи гладила свой спиритический стол, который шофер возил в машине на каждый концерт. Эти и множество других чудачеств одолевали Эдит. Амулеты, талисманы, заветные безделушки лежали в ее сумке. Она отдавала много времени и сил соблюдению всяких суеверных обычаев. И все ото были следы той ненормальной страшной среды, в которой она родилась и выросла.
Сейчас грустно и смешно говорить об этом, но когда вспомнишь, что сделала эта талантливая актриса для искусства Франции, то сбрасываешь со счетов все ее человеческие недостатки, всю дисгармонию на ее жизненном пути, все странности и дикость, необузданность и истеричность, невежественность и малограмотность. Она была непревзойдена и неповторима в своем высшем - в искусстве петь!
СНОВА НА КРАЮ ПРОПАСТИ
Здоровье Эдит сильно пошатнулось. Участились приступы ревматизма, которым она страдала с юности. Ноги переставали слушаться. На каблуках стоять было невыносимо, Эдит стала выступать в простых черных сандалетах. Это было уродливо, но по крайней мере не больно. А публике было абсолютно все равно, в чем Эдит выходит на сцену, лишь бы пела!..
К тому же она дважды попадала в автомобильные аварии. Оба раза с Шарлем Азнавуром, который водил тогда ее машину. Первый раз они ехали в открытой машине, и, когда Азнавур налетел на телеграфный столб, их обоих выбросило далеко в поле. Машина разбилась вдребезги, а они оказались невредимыми. Во второй раз не обошлось так удачно. У Эдит были помяты ребра и сломана рука. Она долго лежала в госпитале. И с той поры к ревматизму прибавились ноющие боли в подреберье и в правом локте.
После разрыва с Жаком Пилем снова одиночество и тоска довели Эдит до отчаяния, и она начала пить. Алкоголь заменил "дозу". Она не могла выступать, не опрокинув несколько рюмок коньяку перед выходом.
Пела она все так же великолепно. Голос звучал безукоризненно. К репертуару прибавлялось все больше и больше новых песен. Марсель Блистен рассказал мне, что к ней постоянно приходили авторы с предложениями новых песен.
Однажды к Эдит пришли два молодых автора с песенкой. Она была любовная и, что называется, "голубая". Эдит внимательно выслушала авторов. Потом встала между ними и, положив им руки на плечи, сказала:
- Песня у вас прелестная. Мне нравятся и музыка и слова. Но, дорогие мои друзья, эта песня не для меня. Она слишком хороша и светла... Ну, посмотрите на меня! Кто мне поверит, что я могу быть счастлива в любви!.. Ведь если я выйду на публику с такой радостной и светлой мелодией, мне же никто не поверит!.. Нет, друзья, моя тема - сарказм... Мне жизнью уготованы только поиски любви. Всегда только поиски. Одни поиски... А песня ваша хорошая, и ее будут петь. Но только не я...
Репертуар Эдит становился все более трагичным. Ей теперь удавались, как никому, песни одинокой, брошенной женщины. Песни, полные сарказма, тоски и жажды светлых дней.
Публика продолжала боготворить ее, но теперь алкоголизм разрушал здоровье.
Временами она бросала пить, а потом начинала снова. И в 1953 году в Париже, в казино де Руайо, имел место небывалый скандал. Эдит выпила перед концертом лишнего, и, когда оркестр проиграл вступление, она начала петь вместо слов "шагаю под непогодой" - "шалаем, балуем на воду". Эдит была зверски пьяна. Кто-то из публики крикнул:
- По-каковски она поет?
Публика не могла примириться с падением кумира. Поднялся невообразимый скандал. И те, кто выл от восторга на ее концертах и, захлебываясь, колотил в ладони, сейчас свирепо орали и топали ногами: "Вон! Вон с эстрады!"
Эдит увезли в больницу. Она была невменяема. Она видела чертей, разговаривала с духами, рыдала и пела ночами, бегала по коридорам от воображаемых гномов. За ней установили круглосуточное дежурство. Боялись, что она в припадке выбросится в окно.
К тому же теперь у нее появились приступы болей в печени, пораженной алкоголизмом. Видимо, начинался цирроз.
Она пролежала около трех месяцев. Но на этот раз она вышла из больницы совсем здоровая и счастливая тем, что вновь может работать. Только в этом она находила спасение от пропасти, по краю которой ходила.
"ЧЕЛОВЕК НА МОТОЦИКЛЕ"
Я никогда не видела кошек такой породы. Это кот светло-коричневой гладкой масти с черными подпалинами на животе и лапах. Он сидит в передней на стуле и смотрит на меня обиженными светло-голубыми главами. Зовут его Люпио.
Его хозяйка Аннет Видаль, крохотная семидесяти летняя секретарша покойного Анри Барбюса, принимает меня в своей квартирке.
На горбоносом лице, словно высеченном из желтого камня, блестят живые черные глаза.
- О-о-о! Какая прелесть! - восклицает она, всплеснув трясущимися руками, когда я разворачиваю пакет с подарками от москвичей. Тут банка зернистой икры и большая нарядная коробка шоколада "Поздравляем с Первомаем!".
- Сэ формидабль! (Это великолепно!) - Она, как ребенок, радуется тому, что в Москве ее помнят. Из передней палевый кот недвижно, словно чучело, глядит на нас обиженными глазами.
Из окон однокомнатной квартирки на бульваре Макдональд виден весенний рабочий квартал. Здесь живет эта крохотная француженка-коммунистка. Она до сих пор работает по архивам Барбюса. По воскресеньям сидит на улице и продает газету "Юманите - Диманш". Она полна энергии и работает секретарем ячейки по месту жительства. Она сотрудничает в газете Республиканской ассоциации бывших участников войны.
Ее искреннее радушие сразу подкупает вас, и вы чувствуете, что попали к другу. А это редко здесь, в Париже.
Мы садимся к столу. Каждые десять минут у двери звонят, и Аннет стучит своими старомодными каблучками в направлении передней. И слышится:
- О-о! Мадам, ландыши! А вы знаете, у меня гостья из Москвы... И это так приятно... Москвичи меня помнят!.. Спасибо за ландыши...
Она возвращается с букетиком ландышей. Эти букетики у нее стоят повсюду. Традиционные ландыши к Первому мая.
- Вы видите! Что делается... Соседи закидали меня цветами.
И дрожащими руками она сует еще один букетик в глиняную чашу на столе, уже полную цветов.
Кажется, никто больше не придет. Мы садимся с Аннет за стол. Но тут кот вдруг тяжело бухается со стула и идет к двери, требуя, чтобы его выпустили погулять по крышам Парижа.
- О-о! Но ты же недавно гулял! - Аннет все ясе выпускает кота.
Наконец-то можно посидеть спокойно. Беседуем о Москве, о новостях. Потом я сажусь на своего конька.
- Вы хотите писать о ней? Но она же умерла, бедняжка...
- Тем более, мадемуазель Видаль, мне хочется, чтобы об этой гениальной певице осталась память не только во Франции.
- Во Франции, к сожалению, о ней уже начинают забывать. Хотя никто не заменит ее на сцене... Вы знаете, я мало слышала ее, но однажды в Каннах, на большом фестивале песни, она меня поразила. Я ведь сама из Канн! Так вот, пошли мы в театр с подругой. И когда увидели эту особу в черном трикотажном платьишке, моя подруга заявила: "Не на что смотреть! Пойдем отсюда". Но публика вдруг так начала аплодировать и кричать, что нас взяло любопытство. Минут пять ей не давали раскрыть рта. А потом оркестр просто врезался в это неистовство и начал интродукцию. И представьте, это было волшебство!
Эдит пела довольно страшную песенку о мотоциклисте. И она так артистично изображала этого человека на мото, со всеми ему присущими движениями... Мне просто казалось, что я сама мчусь куда-то, неизвестно куда, и подо мной дрожит эта Дьявольская машина...
Ах, какой голос был у Эдит Пиаф! Какая экспрессия... И самое интересное было то, что с первыми звуками оркестра лицо ее преображалось... Это - чудо, когда уже не видишь ни фигуры, ни сутулости, ни изможденности... Все ваше внимание сосредоточивалось на том, что она поет, чем хочет вас удивить, чем хочет поделиться с вами. И вы верите ей и вместе с ней горюете, жалеете, радуетесь... Дивная была актриса!
