Лишь ножнички сверкали ярко
Из маникюрного набора.
Так длилось с полчаса примерно.
Она вставать не торопилась.
Я никогда не знал наверно,
Что на уме её творилось.
Чему-то молча улыбалась,
И, как рождественская сказка,
Прекрасней ангела казалась
Согревшаяся кареглазка.
Рок, над которым был не властен,
Я пробовал умилосердить,
И бесконечно верил в счастье,
Как верит праведник в бессмертье.
О Боже, как я был беспечен,
Мне было ничего не надо,
Кроме сошедшего под вечер
Рождественского снегопада.
Снежинки кружевом бумажным
Стелились по полу лениво,
Как в фильме короткометражном
Из довоенного архива.
Понять, что происходит с нею,
Я всё пытался сквозь потёмки.
Но становилось лишь мутнее
Изображение на плёнке.
И я признался, что навряд ли
Смогу остановить мгновенье.
Едва мелькнув в последнем кадре,
Она исчезла в затемненье.
Надежда КОСОВА
Родилась в Москве в 1976 г. Публиковалась в коллективных сборниках. Готовится к выходу книга «Лирика Московского Subway"я».
Ещё одна метель
* * *
Жёлтый домик стоит за рекой,
Пусть немного обшарпана краска,
Навсегда он остался родной,
И живёт в нём какая-то сказка.
По утрам запах вкусной кокорки,
И на грядках посадка с утра.
И придуманы мной отговорки,
Когда нам на прополку пора.
Аромат свежескошенной нивы,
Пол-июля – сплошной сенокос.
Солнце парит, вдруг дождь и – за вилы,
И мы дружно спасаем покос.
И загнав всю скотину, я сяду,
Подгонять их устала рука.
И с подойником бабушка рядом –
Попрошу у неё молока.
* * *
У настоящей грусти руки крепкие,
Хотя на ощупь нежные, как шёлк.
Сжимают сердце когти цепкие,
И одиночество – как шрам наискосок.
* * *
Ещё чуть-чуть, всего один шажок,
Всё заискрится, снова побелеет,
Ещё последний, маленький рывок,
И мы следами чертим по аллее.
И нам ещё одна метель дана –
Вновь девственна вчерашняя поляна,
Иду по снегу, не касаясь дна,
Моя любовь как снег – вся без изьяна.
* * *
Все люди в жизни, как карандаши,
Один ломается, другой заточен остро.
Вот этим – хоть роман пиши,
А этим – рисовать совсем непросто.
Вот этот дружен с радугой цветов,
И красками живыми мир наполнен,
А тот – лишь серость принимать готов,
И нет ему ни счастья, ни покоя.
Все люди в жизни лишь карандаши,
И каждый сам свой путь прочертит...
Как грифель, этот мир кроши,
Набросок рая создавая вчерне.
* * *
Осень – красивые парки,
Листьев с дождём хоровод.
Осень – и двое под аркой,
Ищут, где выход и вход.
* * *
И тебе давно уж не двадцать,
Но готов ты всё так же влюбляться.
Вечность кончится ровно в двенадцать –
За секунду до личного счастья.
Анна ЗАРУБИНА
Поэт и автор-исполнитель. Дипломант Московского фестиваля поэтической песни «Как на горушке стояла Москва», обладатель диплома Государственного литературного музея «За поэтическое мастерство». Автор книги «Разбросаю стихи по свету» с музыкальным приложением «Подарю стихам по нотке», музыкально-поэтического альбома «И оглянусь».
Параллельная кривая
Высоты не боюсь я с детства
На ладони твоей не страшно.
Высоты не боюсь я с детства!
Позолотой Восток окрашен,
В сине-розовом…
Вижу маленьких человечков,
Суету и… большие слёзы.
Вижу, как принимает Вечность
Это озеро.
Помню, кажется, в прошлой жизни,
В это озеро погружаясь,
Я в себе находила сходство
С парусом.
И теперь, от волны солёной
Отдаляясь, я… распрямляюсь!
…А стоять на твоей ладони –
Радостно!
* * *
Остановиться. Посмотреть в глаза
Друг другу.
Вглубь проникнуть – узнавая,
И сердцем простучать, и осознать,
Что рядом – параллельная… кривая!
Судьба – с судьбой. Теплее, холодней –
Всё параллельно. Дальше – по спирали –
Витками, повторяемостью дней –
Взлёт радостей и долгий ход печалей…
Остановиться. И… не рассмотреть.
…Как трудно заживает след от пули!
Теперь – успеть. Подняться и успеть
Стать – снегом – в январе, дождём – в июле,
Сквозь сумерки пробившимся лучом,
Порывом ветра – в зной, и полным, новым,
От плевел отделившимся зерном,
Несущим во плоти живое слово...
И – радуйся, земля, когда оно
Со смелостью летит первопроходца!
…Я быстро брошу взгляд…
Туда, на дно
Чужой души бездонного колодца.
Я брошу взгляд. Тихонечко звеня,
Игольчатые звёзды мне сияют.
И плачу я, что выбрали меня.
И – только с этим плачем – прорастаю.
Теги: Пётр Дегтярёв , Андрей Галамага , Надежда Косова , Анна Зарубина
Без божества, без вдохновенья…
Маруся Климова. Моя <анти>история русской литературы. - М: АСТ, 2014. – 352 с. – (Без цензуры). – 3000 экз.
В местах общественных частенько попадаются странные типы, бросающие в прохожих ругательства, эти городские сумасшедшие обозлены на весь мир, им важно выплеснуть негатив или втянуть кого-то в орбиту своего гнева, но их, как правило, не замечают. Маруся Климова, чья книга "Моя <анти>история русской литературы" вышла в издательстве АСТ, действует схожим манером. Отрицательная приставка в названии и стилизованный штамп «Без цензуры» призваны предостеречь читателя – такому в школе не учат, всё предельно субъективно да ещё и изложено без обиняков – в общем, концепция книги вполне в духе времени. Тут же на обложке для наглядности приведена цитата: «Ваш Пушкин – идиот». Нате! Пощёчина общественному вкусу. Впрочем, это не ново. Даже простительно, когда с палубы корабля современности сбрасывает классика кто-то из талантливой молодёжи. Но Маруся Климова персонаж далеко не юный, однако продолжает эксплуатировать старые приёмы, как телевизионный комик с «бородатыми» репризами.
Маруся Климова – это, конечно, псевдоним, автор-фантом, взявшийся за перо герой воровского фольклора. Гротескному имиджу надо соответствовать, назвался хулиганом – изволь устраивать сцены, регулярно скандаль, эпатируй публику. Многие годы удобряла она поле петербургского андеграунда: устраивала фестивали декаданса, дружила с мастерами перформанса, издавала журнал «Дантес» и писала романы о «фриках» – то есть находилась в авангарде борьбы с буржуазностью и обывателями, готова была тусоваться до полной победы над мещанством.
С годами возрастает риск стать заложником образа, со всеми вытекающими. Когда образованная женщина в возрасте использует лексику пэтэушницы, то ей можно лишь посочувствовать. А ведь она удостоена французского Ордена литературы и искусства! Не куртуазно выражается кавалер, не изящно. Хотя удивляться тут нечему. Генезис этого нарочито шариковского языка станет очевидным, если знать заслуги Маруси Климовой перед галльской словесностью. В одной из своих ипостасей Маруся занимается переводами. Так, её стараниями переведён на русский почти весь Л.-Ф. Селин, она же возглавляет Российское общество друзей писателя. Поэтому уже не кажутся странными ежестраничные панегирики Селину в книге о русской литературе. Ядовитое творчество человеконенавистника Селина оказало несомненное влияние на язык его главного популяризатора, правда, причудливо преломившись: в своих штудиях Маруся стилизует письменную речь под бурчание парижского клошара с советским прошлым, при этом рассуждает на серьёзные темы с хлестаковской «лёгкостью необыкновенной в мыслях».
