ВЕСЬ МИР - ТЕАТР
Роман Богословский. Театр Морд. - М.: Дикси Пресс, 2014. - 192 с. - 1000 экз.
Читать о писателях всегда интересно. Особенно если о них пишет как раз писатель, знающий всю "творческую кухню" изнутри. Роман Богословский в повести "Мешанина" идёт, казалось бы, проторённой дорогой. Здесь привычные нам описания писательских дрязг, попоек, скандалов, но в то же время отчётливо проглядывает авторская ирония. Не будь этой иронии - и текст смотрелся бы как вторичный. Но Богословский прекрасно понимает, что одной чернухой сегодня никого не удивишь. Он и не пытается это сделать. Его цель - показать мир писателей изнутри. Да, несовершенный, да, в чём-то отвратительный, но другого-то нет. И тут уж, хочешь не хочешь, а приходится находить в нём какие-то положительные и даже забавные черты. В отличие от, допустим, Булгакова, попросту издевавшегося над писателями в "Театральном романе", Богословский своим героям сочувствует. Но и помочь им ничем не может.
Рассказы в книге чем-то дополняют повесть. Не только настроением, но и красками. Здесь уже главными героями выступают не писатели, но поскольку автор ассоциируется у нас с богемой, эти рассказы воспринимаются как отдельные главы, выпавшие из прочитанной повести. И в этом, надо сказать, большая удача самого автора, верно скомпоновавшего книгу. Читается она как единое целое, а это часто - фактор решающий. Будь здесь вторая повесть, то ещё неизвестно, как она "пошла" бы после первой. А рассказы "идут" вполне органично. Да и неплохие рассказы, скажем прямо. Или не скажем, чтоб автор не зазнавался.
ЗА КАМЕННОЙ СТЕНОЙ
Евгений Фоменко. Ярмарочный замок. - М.: Дикси Пресс, 2015. - 288 с. - 1000 экз.
Сборник повестей и рассказов Евгения Фоменко анонсируется как "книга-вызов". В какой-то мере это справедливо. Автор не избалован вниманием критиков, поэтому вполне понятно его желание как-то удивить читающую публику, выделиться из пишущей братии. "Здесь нет конкретного жанра - открывай и ищи для себя каждый что хочет. Нет канонов и шаблонов, в которые автору пришлось бы бесконечно втискиваться, пренебрегая своим языком и стилем только ради одного - чтобы напечатали" , - пишет в предисловии Игорь Вардунас. Собственно, приём не нов. Зрелые авторы всегда советуют молодым писать так, как будто до этого не было никакой литературы. Просто писать. А выйдет ли что - там видно будет.
У Фоменко, безусловно, вышло. Он хорошо владеет языком, остроумен, наблюдателен, поэтому его тексты - даже самые, казалось бы, нелепые - не воспринимаются как нечто высосанное из пальца. Напротив, читатель ищет в них скрытые смыслы и нередко находит. Тем более что эти смыслы там действительно есть. Но для того чтобы их разглядеть, нужно погрузиться в авторский мир, оказаться по ту сторону каменной стены, где многое станет тебе понятным и своим. К примеру, рассказ "Настоящие имперцы", начинающийся с описания рефлексии некоего солдата Мартина Пайпера, читается поначалу как притча. И лишь в последней трети текста всё проясняется - это рассказ об одном из эпизодов Первой мировой войны, о легендарной "атаке мертвецов", предпринятой чудом выжившими русскими защитниками крепости Осовец. Вот так и с книгой Фоменко - она может показаться странной, отрывистой, но вряд ли скучной.
АХ, ЭТА СВАДЬБА...
Игорь Яркевич - Евгений Попов. Мы женимся на Лейле Соколовой. - М.: Дикси Пресс, 2015. - 240 с. - 1000 экз.
Увлекательная переписка эпатажного Яркевича с относительно сдержанным Поповым не оставит никого равнодушным. Разве что тех, кто не знает о Лейле Соколовой. Но кто не знает Лейлочку? Лейлу знают все! Несколько лет назад Соколова, работавшая "детским экспертом-психологом", прославилась на всю страну тем, что обвинила в педофилии человека на том лишь основании, что его дочь нарисовала кошку с длинным хвостом. Любопытные блогеры кинулись копать информацию о Соколовой и выяснили удивительные вещи. Оказывается, в свободное от работы с детьми время Лейла подрабатывала девочкой по вызову, да ещё специализировалась на садо-мазо. Интернет заполонили её фото в коже и латексе, с хлыстами и прочими атрибутами нестандартных плотских утех. Как такой человек мог работать с детьми, кто и почему её трудоустроил - вопрос отдельный. Но это, к сожалению, реалии нашего времени. Приметы нашего безумного, безумного, безумного мира.
Книга Яркевича и Попова - это издёвка над идиотизмом современной жизни. Любопытно то, что сами либералы набрасываются на либералов без всякой пощады. Авторы глумятся над известными медийными персонами, представителями культуры, общественниками, высмеивая двуличие и ханжество. При этом - что примечательно - осмеянию подвергаются не столько чиновники и официальные лица, сколько деятели так называемого либерального лагеря: Виктор Ерофеев, Андрей Макаревич, Ксения Собчак, Дмитрий Быков, которого авторы уничижительно величают Димой. Впрочем, в аннотации говорится, что "все совпадения с реальными лицами считаются случайными". Но нам так не кажется.
В центре повествования - намерение Яркевича жениться на Лейле Соколовой. С Поповым они обговаривают детали предстоящей свадьбы, тщательно отбирают гостей на торжество, обсуждают место бракосочетания, предположительную сервировку стола, количество закусок и т.д. Тем не менее свадьбы не получается. А вот почему Яркевич не смог жениться на Соколовой - вы узнаете, дочитав книгу до конца. Впрочем, сюжет тут не главное. Эту переписку можно читать хоть с середины. Авторы остроумны, язвительны, порой чрезмерно желчны. Но как же иначе, если завтра вас вдруг может обвинить в педофилии детский психолог, следующий заветам не доктора Спока, а простите, маркиза де Сада? Тут даже на возмущение сил не хватает. Остаётся только ёрничать и зубоскалить, что авторы с превеликим удовольствием и делают.
Теги: литература , книгоиздание , книготорговля
Вечное противоядие пепси и пицце
Марк Поднос. Два в одном ("Философский пароход"). - М.: Издательство "Интересная книга", 2015. - 416 с. - 1000 экз.
Серебряном веке написано немало: и самими писателями, участниками событий, и нынешними литературоведами и филологами. Читать первых интересно и радостно, настолько сильно в их текстах обаяние субъективности: это и "Курсив мой" Нины Берберовой, и "Петербургские зимы" Георгия Иванова, и "Живые лица" Зинаиды Гиппиус, и другие мемуары. Исследования же учёных в основном рассчитаны на специалистов, изобилуют многочисленными сносками и подробностями, свидетельствующими о многолетней кропотливой работе. Часто это дело всей жизни. Однако подчас таким работам не хватает увлекательности и искромётности, что делает чтение подобных текстов не менее сложным занятием, чем их создание.
Писатель Марк Поднос занимает особую нишу. Помните "Занимательную физику" Перельмана? Так вот, "Философский пароход" - это своего рода занимательное литературоведение, где, с одной стороны, есть личностное отношение автора к своим героям, с другой - необходимая объективность, подкреплённая внушительным корпусом текстов, изученных для написания данной книги. Поднос взялся решить серьёзную задачу, не побоявшись трудоёмкости: рассказать о двенадцати наиболее ярких представителях первой эмиграции, писателей и философов, покинувших Россию на "Философском пароходе", точнее на двух пароходах в 1922 году. Это люди, которые не смогли принять новую послереволюционную действительность, люди, покидавшие свою родину с болью и растерянностью, люди, тосковавшие по ней всю оставшуюся жизнь. Некоторые вернулись. Некоторые остались жить за границей. Автор никому не выносит приговор, дескать, вот то было правильным поступком, а то - нет, он просто размышляет, внимательно следит за событиями из столетнего далека, чутко вчитывается, вслушивается в теперь уже ставшие классикой страницы.
В первом томе речь идёт о Василии Розанове (он здесь исключение в том смысле, что умер в своей стране), Дмитрии Мережковском, Зинаиде Гиппиус и Николае Бердяеве. Одна из важных задач книги - привлечь интерес читателей к теме Серебряного века, особенно молодёжи. Поднос сам пишет об этом в предисловии: "Искренне надеюсь, что среди сотен тысяч молодых людей, погружённых в "откровенные разговоры" по телеящику, "новую волну" песенного творчества, восторги по поводу жизни звёзд и поглощения пепси и пиццы найдётся десяток-другой тех, кто захочет узнать о ярком, но малоизвестном прошлом нашей Родины".
Есть в предисловии и философская предпосылка к книге, где автор размышляет о двойственности человеческой личности, в частности своей собственной: "Сколько помню себя, во мне всегда были двое. Один судил-рядил, а другой стоял где-то рядом и частенько одёргивал первого" . Любопытны взаимоотношения между "я" и "анти-я", они всё время спорят друг с другом, дружат и враждуют одновременно. И их занимательный спор также ненавязчиво присутствует в книге, придавая ей живость. Поэтому она и называется - "Два в одном".
