и международные институты. Однако несмотря на то, что Китай способствует смещению баланса сил от Первого мира к Третьему, это, как мы ещё увидим, ощущается главным образом в торговых переговорах, а не в военной сфере. Китай ещё не предпринял тех военных инвестиций, которые позволят ему бросить прямой вызов Соединённым Штатам за пределами Восточной Азии, и даже в этом случае не вполне понятно, какая из держав будет иметь преимущество в конфронтации.
Таким образом, между Китаем и Соединёнными Штатами сохраняются симбиотические взаимоотношения. Китай снижает трудовые издержки, главным образом ограничивая мобильность и права жителей сельской местности. Недооценённая китайская валюта и низкие проценты, выплачиваемые по вкладам, также способствуют перемещению доходов от трудящихся и потребителей к государству и крупным корпорациям. Эти накопления отчасти направляются на строительство инфраструктуры и новых заводов в Китае, но значительная их часть экспортируется в Соединённые Штаты. Однако конкурентное преимущество Китая в столь большом количестве секторов обрабатывающей промышленности означает, что использовать этот приток капитала для вложений в промышленность Соединённых Штатов было бы плохим вариантом инвестирования, поэтому капитал направляется на гарантированное сохранение постоянного дефицита федерального бюджета США. Этот же капитал помогал поддерживать бум на рынке недвижимости, который обрушился в 2008 году. Хо-фун Хун делает мрачный прогноз: и Китай, и Соединённые Штаты, вероятно, будут переживать частые рецессии и финансовые крахи в рамках такой мир-системы, где соотношение сил внутри Китая гарантирует, что самая населённая страна мира не предпримет каких-либо серьёзных усилий, чтобы занять место доллара и военной гегемонии Америки. Лишь массовая мобилизация внутри Китая могла бы переориентировать его девелопменталистскую политику в более устойчивом и эгалитарном направлении, однако предсказание такого сценария выходит за рамки этой книги — а возможно, и за рамки возможностей научной социальной теории.
Тем временем, пока доллар остаётся глобальной валютой, могущество ФРС в регулировании мировой экономики и финансов остаётся главным образом беспрепятственным. Система «Базель III», внедрение которой странами большой двадцатки ускорилось в 2009 году в ответ на кризис, привела к появлению международного Совета по финансовой стабильности, однако действует он на консенсусной основе, что позволяет Соединённым Штатам и Великобритании блокировать любые предложения, которые бросают вызов заинтересованности этих стран в том, чтобы оставаться системно значимыми узлами в мировых финансах. Соединённые Штаты наложили вето на различные предложения Франции, Германии и стран Глобального Юга по механизмам императивного правоприменения. Так или иначе, меры Совета по финансовой стабильности имитируют реформы, провозглашенные ФРС и законом Додда-Фрэнка [1013]
Соответственно, когда Соединённые Штаты действительно хотят навязывать глобальные стандарты, они используют «клубы» приглашённых стран-членов, таких как Форум по финансовой стабильности, [1014] для создания «более жёстких финансовых кодексов и стандартов по целому ряду тематических блоков, включая банковский надзор, страхование, аудит, ценные бумаги и прозрачность данных». [1015] Эти «клубы» позволяли Соединённым Штатам расстраивать планы стран Третьего мира, которым наносили ущерб попытки дисциплинировать их банки и рынки, по использованию своих возможностей в рамках формальных или неформальных правил в существующих международных организациях для блокирования консенсуса по поводу предложений США. [1016] Кроме того, Соединённые Штаты сохраняют фактический контроль над Всемирным банком и другими транснациональными банками развития и могут требовать, чтобы эти банки предоставляли кредиты в зависимости от готовности их получателей приватизировать принадлежащие государству компании и заимствовать средства у частных банков (главным образом базирующихся в Нью-Йорке). При Джордже Буше-младшем при поддержке либеральных неправительственных организаций и демократов в Конгрессе на Всемирный банк и другие банки развития оказывалось давление с целью вынудить их предлагать наряду с этими кредитами и гранты, а также простить или реструктурировать прошлые займы. [1017] Это подразумевало, что кредиты частных банков бедным странам будут выплачены с большей вероятностью.
Финансовые стандарты США и те стандарты, которые Соединённые Штаты милостиво дозволяют или стремятся создавать на контролируемых ими площадках, являются единственными действующими глобальными стандартами. В результате Соединённые Штаты реализуют единственную значимую санкцию в глобальных финансах — исключение из банковской системы США. Это наказание поражает не только прямую цель, но и любую страну, которая пытается обходить эмбарго, возлагаемое Соединёнными Штатами на выбранную ими нацию. Именно этот механизм США крайне эффективно использовали при Обаме против Ирана, чтобы заставить его резко ограничить свою ядерную программу и подчиниться внешним проверкам.
Единственной сферой, где контролю США над глобальной экономикой был брошен действенный вызов, является торговля. Страны Глобального Юга под предводительством Китая, Индии и Бразилии смогли использовать свою способность препятствовать консенсусу внутри ВТО, потребовав, чтобы в рамках Дохийского раунда был расширен доступ на западные рынки для ведущих секторов их экономик — сельскохозяйственной продукции (Бразилия), ИТ-услуг (Индия) и товаров обрабатывающей промышленности (Китай). Инвестиции в Третьем мире и выборочные приобретения активов в других странах Глобального Юга позволили Китаю выстроить коалицию для противостояния западным странам в ВТО. Все крупные державы, как старые, так и новые, привержены либерализации торговли, однако они проводят её «избирательно», желая получить доступ на зарубежные рынки для своих конкурентоспособных секторов и при этом защищая отстающие отрасли на внутреннем рынке, в связи с чем переговоры заходят в тупик. [1018]
Мы уже видели, что в эпоху, продлившуюся с 1930-х по 2000-е годы, Соединённые Штаты были готовы предоставлять доступ к своему крупному внутреннему рынку ради открытия всего мира для своих наиболее прибыльных секторов, прежде всего финансов. Другие страны лишь в 1960-х годах начали развивать промышленность, имевшую достаточный масштаб для конкуренции с американскими компаниями на рынке США. Но даже в том случае, когда американские компании и работники несли убытки в абсолютном выражении, растущая сила финансовых элит гарантировала, что американская торговая политика останется приверженной открытию внутреннего рынка США в обмен на доступ к внешним рынкам. Такой американская политика остается и по сей день, [1019] но, несмотря на то что американская финансовая гегемония позволяет Соединённым Штатам устанавливать финансовые правила для всей планеты, их сокращающаяся индустриальная мощь затрудняет принуждение всего остального мира к подписанию односторонних торговых сделок, которые спасут определённые сектора американской экономики за счёт иностранных конкурентов.
При отсутствии новых глобальных торговых соглашений, а теперь, похоже, и в условиях краха Транстихоокеанского партнёрства и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнёрства, региональные торговые блоки под предводительством Евросоюза и Китая, а также торговые альянсы стран Латинской Америки могут создавать коммерческие зоны, которые ставят в невыгодное положение Соединённые Штаты и предлагают взаимные уступки другим региональным блокам. В той мере, в какой этим
