Маккарти покачал головой:
– Нет, не нужно быть Эйнштейном, чтобы решить такое уравнение. Но мы не сможем доказать это в суде. И до тех пор, пока не сможем, Джонсон просто займет место в нашем списке. Тут нам бы мог помочь Дэвид, но он молчит.
– Вроде того. Я несколько раз писал ему, а он не отвечает. И этот ублюдок не спустился в комнату для посетителей, когда я ездил к нему в августе.
– Что с ним происходит? Я думал вы с ним скорешились, – пошутил Лейфер.
– Он напуган и объяснил, почему перестал говорить. Нам придется смириться с этим. Не знаю, что, черт возьми, тут еще можно сделать. Все, кого мы могли бы прижать, уже мертвы.
Маккарти внес предложение:
– Если бы ты придумал способ убедить его, что не станешь раскрывать его личность, он бы зашевелил булками и ответил на наши вопросы.
В словах Маккарти был свой резон. Не считая информации об отправленных им лейтенанту Гарднеру в Майнот брошюрах, мы не передали общественности ничего из рассказанного Берковицем о «деле 44-го калибра» и Арлис Перри.
– Мы ничего не публиковали уже несколько месяцев, – ответил я. – Решили залечь на дно, но, возможно, сейчас самое время.
– Это не повредит, – сказал Лейфер.
В «Ганнетт» разработали план с участием ответственного редактора Джо Унгаро, меня и Майка Цукермана, высококлассного репортера, позже перешедшего в редакцию газеты «Ю-эс-эй тудей».
Нам с Цукерманом предстояло подготовить серию из четырех статей, в которую должны были войти данные, доказывающие, что бруклинский прокурор Юджин Голд знал об обвинениях в причастности к культу Джона Карра и его связи с Берковицем за несколько месяцев до того, как Берковиц признал себя виновным. Другой материал показал бы, что капитан полиции Нью-Йорка Джон Планскер официально призывал продолжить прерванное расследование Департамента полиции по вновь открытому делу. Отчеты Планскера всплыли во время ведомственного расследования против детектива Хэнка Чинотти, и по его окончании мы смогли их получить.
Еще одной статьей мы собирались показать Берковицу, что нам стоит доверять. Осужденного убийцу предполагалось представить в ней в качестве неназванного источника, описавшего обстановку в квартире на Пайн-стрит. Берковиц, увидев, что его конфиденциальность защищена должным образом, расскажет больше фактов, способных помочь расследованию; во всяком случае, мы на это надеялись.
Опубликованная серия материалов получила неплохое освещение в средствах массовой информации. Однако Берковиц, которому почтой отправили копии всех статей, продолжал молчать. В данном случае отсутствие новостей не могло считаться хорошей новостью. И нас уже ждала новая порция неутешительных сведений.
* * *
Двадцатидевятилетнего Джека Грэма в «Майнот дейли ньюс» любя прозвали «бородатым гигантом». Носивший очки рослый репортер с каштановыми волосами, уроженец Вашингтона, округ Колумбия, с большой страстью участвовал в деле Сына Сэма, пытаясь прояснить его связи с Майнотом. На протяжении года он тесно сотрудничал с Джеффом Нисом и мной. Помимо прочего, он сыграл важную роль в розыске друга Джона Карра, Фила Фалькона, на Западном побережье.
В августе и сентябре 1980 года мы с Джеком занимались Ларри Миленко, связанным с сектантами приятелем Джона Карра, который работал в лесу вместе с Джерри Бергом, когда упавшее дерево раздавило того насмерть. В начале сентября на вечеринке, куда ему с трудом удалось проникнуть, у Джека произошла яростная стычка с Миленко. «Мы доберемся до тебя, ублюдок», – заявил ему Джек.
Две недели спустя Джек поехал в Мичиган, чтобы навестить родню в Ист-Лансинге и посетить свадьбу Джеффа Ниса, проходившую в пригороде Детройта. В понедельник, 22 сентября, он двинулся обратно в Майнот. На заднем сиденье его «датсуна» лежали свадебные подарки, которые он вез домой в Северную Дакоту по просьбе отправившихся в медовый месяц Нисов.
Около 20:30 двадцать второго числа Джек заехал в гости к своему мичиганскому другу Нилу Колберну. С прибытием он задержался, поскольку по дороге у него возникли проблемы с машиной.
«Это ему мешало, – сказал Колберн. – До приезда сюда он остановился и кое-что отремонтировал, но по-прежнему беспокоился. Потом он вышел, чтобы проверить автомобиль, вернулся и сообщил, что все снова не очень».
Пару часов Джек и Колберн предавались воспоминаниям. Джек выпил бутылку пива и два ирландских кофе, после чего примерно в 23:45 отправился спать.
«Он был в хорошем настроении, – вспоминал Колберн. – Рассказал, что поймал подвязку на свадьбе Джеффа. Шутил, что теперь воспользуется случаем».
Однако Джеку не суждено было узнать, привела бы его эта традиция к свадьбе или нет.
На следующее утро, оставив на кухонном столе по долларовой купюре для каждого из троих детей Колберна, Джек еще до рассвета отправился в путь. Четыре с половиной часа и примерно 250 миль спустя, неподалеку от небольшого городка Вулкан в Мичигане, его автомобиль на повороте шоссе пересек сплошную и столкнулся со встречным восемнадцатиколесным большегрузом, чей водитель не пострадал.
Находившегося без сознания Джека вытащили из разбитого «датсуна» и доставили в мемориальную больницу округа Дикинсон в Айрон-Маунтине. Он не выжил.
Мне позвонила подруга Джека, одна из тех, кто помогал нам в расследовании.
– Вы же знаете, что он охотился за Миленко, – плакала она. – Он сказал это тому прямо в лицо. Майкл Карр тоже погиб в результате аварии – вы должны с этим разобраться! Вы просто не можете бросить все как есть.
Мы и не бросили. Я позвонил майнотскому соседу Джека по квартире, репортеру, который уже был ошеломлен трагичной новостью.
– Джек не сможет подойти к телефону ни сегодня, ни когда-либо еще, – всхлипнул он, отвечая на звонок.
– Я в курсе, Том. Мне только что сообщили. Даже не знаю, что сказать.
Я действительно не знал. Инстинкт подсказывал мне сначала действовать, а уж потом давать волю чувствам. От Тома я узнал имя Нила Колберна и, связавшись с ним на следующее утро, насколько мог точно восстановил последние часы Джека.
Я подробно обсудил его маршрут с лейтенантом Терри Гарднером, а Гарднер связался с полицией Мичигана, чтобы запросить тщательный осмотр автомобиля Джека. «Датсун», однако, был практически уничтожен, так что никаких признаков постороннего вмешательства обнаружить не удалось. Что бы мы ни подозревали, это ни к чему не привело. Вполне возможно, что тогда имел место несчастный случай.
– Но если машину намеренно вывели из строя, это могли сделать до его отъезда из Майнота, – сказал я Гарднеру. – Если у него там что-то отключилось на большой скорости, как уже происходило раньше, Джек мог на несколько секунд потерять управление, из-за чего все и случилось.
– Твоя правда, – ответил Гарднер. – Он ехал всего в паре футов от разделительной линии, вполне достаточно. Там ведь не было следов заноса. Он даже не жал на тормоза.
Вопрос так и повис в воздухе, и невозможность избавиться от этого неприятного сомнения изрядно нас угнетала. Что бы тогда ни случилось, еще один человек, причастный к расследованию дела Сына Сэма, теперь был мертв. И он умер насильственной смертью всего через две недели после стычки с подозреваемым. Джек покинул Майнот спустя несколько дней после той вечеринки и больше не вернулся.
Покончив с расследованием, я предался скорби о Джеке Грэме вместе с другими близкими ему людьми. На следующий вечер я попытался объяснить жене свои смешанные чувства.
«Из-за этого проклятого дела накопилось столько эмоций – страх и гнев, восторг и печаль, а еще неприятное разочарование. И они не отпускают, только все копятся и копятся. Я уже, черт возьми, не знаю, куда их девать».
Бесцельно шатаясь по квартире, я откопал две присланные мне Джеком аудиокассеты с записями бесед, проведенных для расследования. Бобины, вращаясь, стирали настоящее. Голос на них еще вчера принадлежал живому человеку.
Запись была сделана Джеком во время организованной нами трансконтинентальной телефонной конференции, участники которой находились в трех разных городах – он в своей обычной манере призывал Фила Фалькона сотрудничать. Жизнерадостный голос Джека с учетом событий последних сорока восьми часов теперь казался полным горькой иронии: «Дело близится к развязке, Фил. Все близится к развязке».
