«Задержание» ОМОНом
— Что мы будем делать? Может, уедем, или ты будешь настаивать на 8 августа? Спрашивает Сакинат.
— Только после 8 августа. День села не отменен. Со всех концов страны приедут сельчане, а я уеду?! Возможно, добираться нам придется тяжело, возможно дорогу на днях взорвут, чтобы блокировать здесь армейские силы. Будем добираться до Ботлиха пешком. Но мы останемся.
— А если повторится перестрелка? Если они займут район?
— День села состоится. В любом случае праздник не отменен. Праздник не идеологический, мы не будем праздновать оккупацию района мятежниками или несостоявшееся освобождение. 8 августа ДЕНЬ СЕЛА. Он не связан с режимом правления. Тлондода, как село было при коммунистах, есть при дерьмократах, точнее — казнокрадах, будет и при исламистах.
— Если, в самом деле, начнутся взрывы дорог, мостов, пойдет перестрелка — что мы будем делать?
— Успеем, — все вместе поднимемся в Тлондода, нет — вы в подвал, а я займусь гуманитарной деятельностью. Нейтральная гуманитарная деятельность, врачебная деятельность. Голодного покорми, раненому помоги, гонимого приюти. Аллаху Акбар!
— Да тебя тут же прикончат наши же!
— Кого ты имеешь в виду «наши»? Для меня и мятежники наши, и милиционеры наши, и солдаты наши. В этом и вся беда конфликта.
— Я имею в виду дагестанские силовые структуры, ФСБ, местную мафию.
— Но я стрелять не буду. Ни при каких обстоятельствах я оружие в руки не возьму. Если меня найдут мертвого с автоматом, — не верь, — подложили.
Вот так проходят последние дни отпуска. Отдохнули. Надо бы встретиться с военным комендантом. С тем, о котором сегодня говорил Саид-Хусен на молитве. Только — как? Не примет. Не станет дискутировать, не станет слушать. А то и посадит, как пособника. Наверняка знают, что я встречался с боевиками. Да и Шарип студент Университета Короля Саудовской Аравии. Для них все саудовцы — «ваххабиты». Короче, мы все ненормальные, нас будут сторониться. Нет. Примет он меня сам попросит немедленно явиться! У меня созрел план! Чтобы не тревожить домашних, — я ведь без разрешения мамы не могу выйти никуда, такой домашний арест, — я беру дочку, кинокамеру и направляюсь из дома.
— Куда это ты направился? — уставилась мама.
— Да я прогуляюсь с дочкой, пойду к речке.
Мы с Фатимкой прогулочным шагом движемся в сторону большой реки. На базарную площадь. К спортзалу. От этой площади поднимается ввысь тропа к краю Агвали, к единственной автодороге, пересекающей село от начала до конца, далее следующая к границе Грузии, заканчивающаяся в непроходимых ущельях, не доходя до Грузии. В 100–150 м от края села окнами на эту дорогу расположено РУВД, ныне штаб силовых структур. Поднимаясь по тропе к краю села, я включаю кинокамеру и снимаю расположение бронетехники на площади. Меня замечает российский офицер, но особого внимания не обращает. Продолжая снимать, поднимаюсь выше. Солдаты топят полевые печи, двое женщин в военной форме готовят еду. Несколько солдат поднялись на кузов КРАЗа и чистят ствол орудия. На краю дороги над нами несколько любопытных жителей Агвали наблюдают за техникой. Они сверху как на ладони видят и нас, и расположение армии.
— Доченька, когда мы поднимемся на ту дорогу, к нам могут подойти солдаты или милиционеры. Ты не бойся. Они просто хотят провести нас к одному моему знакомому. А он такой шутник, что хочет нас напугать. Будто нас арестуют, заберут в милицию, будут на нас кричать, ругаться. А в самом деле, — это шутка. Он давно меня не видел, соскучился по мне и хочет со мной поговорить, чайку попить.
— А зачем нас забирать в милицию? Он не может к нам позвонить и пригласить к себе, если он хочет тебя видеть?
— Нет, доченька, я же тебе говорю — он — шутник. Он любит преподносить сюрпризы. Как в кино. Сначала пугают, чуть ли не в драку лезут, а потом обнимаются, смеются и садятся пить чай. Так что ты не бойся. Те, кто придут нас приглашать к моему приятелю могут и в самом деле ругаться, руки могут мне скрутить. Но это будет игра, шутка. Ты не бойся.
Дочь обещала не волноваться. Она готова к спектаклю. Мы уже поднимаемся к дороге, меня еще не «берут». Странно, неужели агентуры нет в селе, ведь нас видят десятки людей. Помимо любопытствующих на дороге, десятки окон выходят на эту площадь. Поднял трубку и позвонил в милицию или в ФСБ: «Тут один тип снимает военную технику, не шпион ли?». Поднявшись до дороги, мы сворачиваем в сторону Агвали. Встречаю бывшую работницу РК КП СС, вечно улыбающуюся, обаятельную и веселую Рашидат.
— Сними, пожалуйста, меня, направь камеру на меня, — говорит Рашидат, и я выполняю ее просьбу.
— Разве нам нужны были эти «ваххабиты»? Зачем они нарушили наш покой, кто их звал? Посмотрите, что делается, к чему все идет? — не переставая, глаголет она.
На заднем фоне окуляра за спиной Рашидат я вижу, как два здоровенных мужика в камуфляжной форме бегут к нам. Я выключаю камеру, вешаю на плечо и продолжаю идти на встречу к людям в форме. Не убавляя темп, будто я убегаю, они подбегают ко мне, один из них без всяких слов хватает камеру.
— Стоп, камеру не трогать, она слишком дорогая, в случае чего не расплатишься. В чем дело?
— Что ты снимал? Почему ты ходишь с кинокамерой? — спрашивает один из них.
— Все понял. Я законопослушный гражданин, видимо сам того не понимая, нарушил какой-то порядок, а именно — снимал расположение воинской части. Ну что ж, я готов нести ответственность, признаю свою халатность и невнимательность к соблюдению Российского закона, готов следовать с вами к Вашему начальству. Там мы или сотрем запись, или уничтожим пленку при вас.
Один из них опять протянул руку к камере и попытался забрать у меня камеру.
— Нет, камеру я Вам не доверю, она моя, я ее сам донесу туда, куда Вы прикажете.
— Ты откуда сам? Кто ты? — спрашивает меня человек в форме, и мы делаем первые шаги в сторону Агвали, точнее в РУВД.
— Я отсюда. Я когда-то имел несчастье родиться здесь. А живу и работаю в Москве. Вы откуда сами?
— Мы тоже цумадинские.
— Что же мы тогда говорим по-русски? — и я перешел на аварский.
Прошагав мимо бывшего кинотеатра, куда мы в детстве иногда позволяли даже убегать с уроков, мы прошагали в милицию. Вокруг милиции сотни работников ВД в бронежилетах, все здание окружено ДЗОТами, на чердаках близлежащих домов, на крыше даже курятника Хасбуллы, жившего рядом с милицией, мешки с песком, за ними с направленными на главную дорогу автоматами постоянно лежат милиционеры. При входе во двор милиции КПП, при входе в само здание РУВД — КПП, проходим в коридор. Темно, суета, беготня, каждый о чем-то говорит, бегают по кабинетам. Меня провели в кабинет в глубине коридора справа.
— Товарищ капитан! Вот гражданин, снимал военную технику, — докладывают мои спутники на русском языке.
— Проходи, садись, спокойно говорит хозяин кабинета.
— Да, имею такой грех, готов повиноваться. Или забирайте кассету, или давайте я включу камеру на стирание и при вас сотру все, что снимал. Пока запись не попала к врагам.
— А что ты снимал?
— Базарную площадь снимал. И в прошлом году я ее снимал. Ну, так получилось… Давайте при вас я включаю камеру, к черту стираем эту запись.
— Ну, включай, — говорит хозяин кабинета.
Я перематываю пленку на самое начало, включаю «Запись» и спокойно кладу камеру на стол с закрытым объективом. В этот момент заходят двое, начинают докладывать:
— В ту ночь (ночь со 2 августа на 3, когда в 1. 5 км от Агвали шел бой) в Кучали где-то около часа ночи в одном из домов периодически включался и выключался свет. Нам об этом доложил житель поселка Кучали. Не сигнальные ли были эти мигания света в доме в столь поздний час? Не плохо бы обыскать и проверить хозяев дома.
Я в этот момент, проявив вежливость и культуру привстав, сказал:
— Я не буду мешать вашим разговорам, пойду перекурю на улице, пока камера стирает?
— Пожалуйста, идите.
Камера-то моя работает, значит записывает! Я покинул кабинет и у входа в РУВД под окнами курю. Тут я встречаюсь с торопливо выходящим из здания РУВД начальником Зикрулой. Он на ходу протягивает мне руку, говорит:
— Я в курсе о твоем задержании. Сейчас всеми управляет зам. министра. Неплохой он человек, только я тебя прошу, — не груби, объясни, все должно быть нормально.
Он помчался куда-то и через пару минут в таком же темпе зашел обратно. Я про себя думаю: «Может быть тот доносчик, который наблюдал за соседями в столь поздний час, САМ томился в ожидании «боевиков», сотрудничал с ними, в случае их успешного прорыва хотел присоединиться к ним? Зря органы его не арестовали до выяснения обстоятельств и причин его бессонницы». Тут я понял, что дальнейшие мои рассуждения пойдут по типу изложения Хармса или Войновича, и оборвал эту мысль.
