В окно
Залетают облака
Их ударом молотка
Обращают в сладкий блин
Един
Крик совы. Шумит тростник.
Воин головой поник
Лук стрелы потерял
Устал
Стрём зароется в песок
Загустел полночный сок
Время выгнулось дугой
Другой.
Заходящий в двери
Выходит в трубу
Он летит над землёю
Поёт свою песню
Два мира — два образа
Слава труду
Двум китам в одной банке
Всегда будет тесно
ДЕНЬГИ ЗАБЫТЫХ ПРЕДКОВ
Это личное дело начальника снов
Здравствуй, подлец, сегодня ты победил
Я остался во власти последних оков
Но солнце пока крокодил не проглотил
Тени забытых предков молчат у костра
Они не хотят говорить, если наш разум спит
Древняя сталь холодна и как бритва остра
Съеден зверями в Африке Айболит
Старый волшебник из пальца высосал смех
Он низко упал и больше не встанет с колен
В двери стучится древний и страшный грех
Смеётся, как всегда, старик Гуинплен
Симферополь
НАДЕЖДА ПАПОРКОВА
* * *
Прекрасна в тихой нежности земля
И золото берёз, и зелень сосен…
Наверное, ты любишь так же осень,
Как, милый друг, тебя любила я.
Но синь небес покрылась тяжкой мглой
И дождь уныло размывает краски…
Как поздно я увидела без маски
И осени лицо, и образ твой.
* * *
Не повторяй вчерашних песен,
В них счастья нет и боли нет.
Но как-то горестно чудесен
Опавших листьев тихий свет.
Когда ты счастлив, мне не больно.
Я даже слов твоих не жду.
Не жду. Печаль моя безвольна,
Как листья в стареньком саду.
* * *
Отцвели созвездия сиренью,
Под окном уснули фонари.
Что ж ты бродишь трепетною тенью,
Зыбкой тенью стынущей зари?
Иль тебе дарил мгновенье это
Безутешно-пламенный закат?
Или звёзды пристальней рассвета
Сквозь туманы сизые глядят?
Только он, печальнейший, о горе
С лёгкостью вседневной говорит.
Лишь сжигают небо эти зори,
И оно когда-нибудь сгорит.
ВЕСНА
Снегов небесных полумгла
И тихий свет земных проталин…
И чей-то взгляд ещё печален,
Но чья-то боль уже тепла.
На ближней станции одни
Мгновенья прошлого прекрасны,
И, ослепительно напрасны,
За ними вслед проходят дни.
И всё, не сказанное мной,
Так близко сердцу и так зримо.
И поезда проходят мимо,
Не оспоримы тишиной…
Рыбинск
Борис СЕМЁНОВ
СВИДАНИЕ С БОГОМ
Неожиданный холод идёт от окна,
Мы не знали, что думать о нём.
Так кому-то хотелось немного вина!
Потолок целовался огнём.
За дорогой горели дома и, конечно,
Их тушили холодной водой.
Я как был, так остался, наверное, грешным.
Грешный — значит, всегда молодой.
Было тёмное небо. Сугробы без снега
Закрывали собою порог…
Здесь когда-то, немного уставший от бега,
На ступеньке посиживал Бог.
Здесь красавицы тихо следы заметали,
А бомжи справляли нужду.
Эти странные стены от краски устали
В одиноко ушедшем году.
Нами поняты были дорог начертанья
И забыта пустая молва.
Мир томится в нелепом войны ожиданье…
Всё — любовь. Остальное — слова.
* * *
Эх, сегодня в степи денёк!
Конь дрожит, удирая от стрел,
Ночью не разведёшь огонёк,
Страх берёт — лишь бы враг не успел.
Кровь кудахчет в Яик-реке,
Не догнать казачкам меня.
Я один, да с мечтой налегке,
Да и ночь стоит, как броня.
Степняков я вязал полки,
Я держался за Волгой день,
Но забыли про то казаки,
Навели сами тень на плетень.
Был я в дальних краях рождён,
Убаюкан дыханьем птиц,
Знал добычи дикой закон,
Но не помнил родных ресниц.
Я — не трус, но в руках моих
Не дано уж мечу гулять.
Легче нынче даётся стих,
Легче нынче любовь понять,
Легче петь и плясать огню,
Чем его разжигать в сердцах,
Легче злобу рвать на корню,
Чем рубить теремок с крыльца.
Эх, сегодня в степи денёк!
Кровь кудахчет в Яик-реке.
Ночью не разведёшь огонёк,
Я один, да с мечтой налегке.
ХУННУ
Воины-гунны, множьте ряды!
Вами потеряны вены-следы,
Радостный остров удалой Европы
Вашим быльём не зарос.
Узкие очи, приведшие смену
Тысячам кельтских крестов,
Вы лишь забыты и брошены в пену
Ярких загадочных снов.
Эти другие остались, разжились,
Могут теперь и без вас.
Острым мечом вы до смерти трудились —
Вот этот меч и погас.
И не придёте по млечному тракту,
Пылью полнеба покрыв.
Вас вырезали, как катаракту,
Словно гниющий нарыв.
Кони не здесь и не помнят героев,
Волки забыли Луну,
Тени собрались и траурным строем
Снова идут на войну.
Черкесск
Наталья Макеева СТРАННЫЕ ЛЮДИ
ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ ПАТРИАРХА
I
В один из тех странных дней, когда осень затихает в предчувствии первого снега, он в кои-то веки вышел на улицу — посмотреть, как живет народ, эта аморфная масса, в чьей воле и силах в любой момент поднять кровавый бунт. И снова гордо понести вперед знамя свободы с его портретом в красно-черных тонах. Снова скандировать его имя, превращаясь под гусеницами танков в вопящее месиво. Он сновал суетливой лисицей по злачным местам боевой юности, пил и вникал в жизнь мира, давно ставшего для него чужеродной экзотикой — забавной, но далекой. "Эй, а ты похож на Самого!" — сказал ему подвыпивший мужчина в одной из многочисленных дешевых забегаловок. "Да, так уж мне не повезло", — ответил Правитель и растворился в гогочущей толпе своих отдыхающих подданных. Просто еще один человек, зашедший пропустить кружку-другую перед тем, как заявиться домой — в маленький ад с криками, битьем посуды и скрежетом зубовным, еще один посетитель этой огромной душной комнаты, где, кажется, все пропиталось кислым запахом несвежей еды и дешевого пива. "Снег-то когда пойдет?" — спросил его кто-то.
"Когда надо, тогда и пойдет..."
II
Тихим осенним днем, замершим в ожидании наступления белого безмолвья, она шла по улице, погруженная в свои мысли, подобно предсмертно сонным рыбам медленно плавающие в мозгу, не трогая, не будоража... Лишь случайные образы — мимолетные, блеклые — изредка всплывали из глубин подсознания, тут же растворяясь в нерешимых проблемах плавно текущего времени. "Прошла любовь, завяли помидоры", — да, кажется ей, именно так в свое время называли ее все эти глупые дети из соседнего квартала, уже много лет бегающие за ней, обзывающие обидными словами, наталкивающие на нехорошие мысли. Помидоры завяли — вялые стебли мертвенно висят. Эти вонючие плети еще предстоит собрать в дырявое ведро, пахнущее бесплодной землей и гнилыми яблоками. Собрать, отнести на помойку, а потом долго отмывать руки от этого въедливого запаха душистым мылом, которое мать бережет в дальнем углу шкафа. Мыть осторожно, ведь если она заметит, то ударит тряпкой. Будет обидно. Эта обида, затаенная в осени, пройдет через всю долгую зиму с ее навязчивыми праздниками и просочится в весну, затаившись в червоточинах злопамятных зрачков. А запах все равно не исчезнет.
