Архиепископ Иоанн Кировский и архиепископ Филарет Денисенко запрещают священникам крестить и причащать детей.
Поцелуй Иуды в Гефсиманском саду.
Это о них говорил преподобный Серафим Саровский: "Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, прося Господа помиловать их. И просил лишить меня, убогого Серафима, царствия небесного, нежели наказать их, но Господь не преклонился на молитву убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо они будут учить "учениям и заповедям человеческим, сердце же их будет стоять далеко от Меня"" [80].
Церковь не может отмежеваться от них или осудить! Но различна их благополучная судьба от тех, кто смеет говорить правду.
4. Vir et vir (мужество и мужество)?
Многих смущает позиция Патриарха. Отчего Патриарх сносит поцелуи Иуды и карает тех, кто жертвует собой во имя Церкви? Наша информация о Патриархе ограничена догадками и слухами. Неудивительно, что мнения расходятся.
Близкие к Патриарху люди говорят, что он не спит ночами. На одном из осенних заседаний Синода в 1974 году Патриарх некоторое время прислушивался к ожесточенному спору двух иерархов по хозяйственному вопросу. Потом с волнением встал:
— О чем вы спорите? Все, все не наше!
И вышел из зала.
Ответственность слишком велика. Прав никаких. Экспериментировать невозможно. Риск нельзя оправдать. Ошибка подобна смерти.
Господь принял поцелуй Иуды, но удержал верную руку Петра, взявшего нож. С какой‑то стороны к этой позиции примыкает о. Сергий Желудков: "Покойный патриарх Алексий, не имевший возможности ответить на обличение двух московских священников словом, ответил им делом — запретил их священнослужение и тем невольно подтвердил их относительную правду" [81]. В своей законченной форме эта позиция выглядит так: отцы Глеб и Николай совершили подвиг. За подвиг они несут страдания вот уже 10 лет. Страдания за подвиг нести естественно и закономерно. Иначе в чем подвиг? Они счастливее тысяч и тысяч русских священников, которые исповедали веру свою, глядя в глаза смерти, которые лишились христианского погребения. Их имен мы никогда не узнаем и могил не найдем. Подвиг отцов Глеба и Николая увенчан славой. Но святейший Патриарх превзошел их в мужестве. Он молча выслушал обличения и запретил обоих в священнослужении. Чтобы пренебречь человеческим судом, нужно иметь мужество. Давать советы легче, чем принимать решения. Разная мера ответственности. Такая позиция претендует на благородство.
В центре — патриарх Алексий (Симанский), справа — председатель Совета по делам РПЦ Георгий Карпов
5. Главная опасность
Многие сомневаются, что такая позиция соответствует исторической правде. Недолгое время спустя, был опорочен, удален с кафедры и заточен в монастырь достойнейший из иерархов, архиепископ Ермоген. В свою очередь, епископ оказывается вынужденным удалять священников вопреки своей воле. Именно в этом вопросе многие усматривают различие между лояльностью патриарха Тихона и лояльностью его преемников. Святейший патриарх Тихон не смещал с кафедры арестованных архиереев. Находясь в тюрьме, архиерей оставался правящим. Его имя возносилось за богослужением. Это был неприятный для Советской власти факт.
Возношение за богослужением имени осужденного архиерея признавалось уголовно–наказуемым деянием.
"Если же эти действия не представляют из себя указанного выше демонстративного характера, они во всяком случае могут явиться основанием для постановки вопроса в исполкоме о возможности оставления в силе договора с группой верующих, взявших в пользование храм, в виду ее нелояльного отношения к постановлениям судебной власти Республики" [82].
Начальник 6-го секретного отдела ОГПУ Е. А. Тучков
Первый уполномоченный по религиям Тучков после смерти патриарха Тихона пытался договориться с митрополитом Кириллом (Смирновым) о новой практике:
— Если какой‑либо иерарх окажется для нас неприемлемым, Вы должны его заменить.
— Я подчиняюсь и скажу ему: "Брат! Я ничего не имею против тебя, но гражданские власти требуют…".
Тучков замахал руками.
— Нет, нет! Так не нужно! Вам следует подыскать для удаления церковные мотивы.
Тогда митрополит Кирилл произнес свою знаменитую фразу:
— Вы не пушка, а я не ядро, чтобы разрушать Церковь!
Тучков нашел митрополита Кирилла неподходящим на пост патриарха и отправил в Сибирь.
6. На чаше весов
Требовавшуюся Тучкову практику ввел митрополит Сергий (Страгородский). Это и есть капитуляция. Своими руками Московская Патриархия надела себе на шею петлю, в которой сегодня задыхается. Живая жизнь православия, как и всякая жизнь, раскрывается в конкретных формах. Но сохранность форм не гарантирует сохранности живой жизни. Приходится делать выбор между духом и формой. Формы сохраняет и засохший цветок, и мумия. Если живая жизнь уйдет, и останутся только формы, кому они нужны? Жизнь есть, пока есть живые люди, преданные Церкви и болеющие за ее судьбу.
Советское государство это понимает. Ему мешают не традиции, а дух православия. Потому оно стремится искоренить в Церкви сильных духом, способных самостоятельно мыслить, готовых принести в жертву собственное благополучие.
Советскому государству симпатичнее те, кто дорожит своим личным благополучием.
Священномученик митрополит Казанский Кирилл (Смирнов). Был расстрелян в Чимкенте
Удалять из Церкви неугодных ему лиц Советское государство предпочитает руками Церковной власти. Пышно разрастаются в РПЦ карьеристы, приспособленцы и откровенные мошенники. Удушая своими руками лучшие церковные силы, Московская Патриархия совершает самоубийство. И встает неизбежный вопрос, что лучше: принять мученическую кончину или наложить на себя руки?
Архиепископ Ермоген (Голубев)
Архимандрит Борис Холчев, 1960 год
Духовенство Ташкентского собора 1958–1959 гг.: первый ряд, в центре — архиепископ Ермоген (Голубев) и архимандрит Борис (Холчев), слева направо — Серафим (Суторихин), прот. Федор (Семененко), архимандрит Клавдиан (Моденов)
Справа — дьякон Павел Адельгейм, г. Ташкент
Ташкентский кафедральный собор Успения Пресвятой Богородицы, выстроенный владыкой Ермогеном в 1958 году
Жировицкий монастырь — место заточения владыки, в котором он провел 18 лет, вплоть до своей кончины
