нации) является определенный общественный строй, в данном случае – либеральная демократия. В этом смысле Фукуяму следует, видимо, признать, марксистом – с точки зрения методов социального строительства: каждому типу общественного устройства своя нация, социалистическому – социалистическая… Либерально-демократическому, стало быть, какая-то либерально-демократическая нация со своей особой идентичностью. В общем, повторю: поиск того, что есть нация и как ее называть, часто никакого отношения к науке (как области человеческой деятельности, направленной на выработку и систематизацию объективных знаний о действительности) не имеет. То, что до нас, простых граждан, в этой связи долетает, – чистой воды политические инсинуации.
Но если вернуться к этнологии, то принято считать, что есть два разных подхода, два направления в науке (временно соглашусь считать этнологию наукой). Одни считают, что нации исторически «складываются», другие – что их целенаправленно создают, конструируют. Мне кажется очевидным, что в генезисе наций всегда сосуществуют оба фактора: и исторически обусловленное «складывание», и целенаправленные действия. Иногда бывает так, что одно из них на каком-то отрезке истории превалирует над другим. Но это не повод для абсолютизации какого-либо фактора и объявления, скажем, именно и только конструктивизма единственным способом формирования наций.
Странно, конечно, что эти «направления» превратились в «научные школы», борющиеся друг с другом. Сейчас, например, в России вот уже лет 30 как «конструктивисты» правят бал. Понятно почему: новой (антисоветской) власти позарез нужно на обломке большой страны (в которой проживал – тоже сконструированный – советский народ) слепить новую политическую нацию. Самым естественным было бы действовать в соответствии с охватившей их целью разрушения всего советского и назвать новую общность «антисоветский народ», но это с очевидностью выглядело бы комично и политически бесперспективно. Решили попробовать ввести нейтральное «россияне». В результате одним из аспектов нашей жизни стала борьба за то, чтобы навязать всему народу определение: вы, граждане России, есть политическая нация под названием «россияне». Тридцать лет над этим работает упомянутый академический институт, поддерживаемый всей государственной властью. Власть же промывает нам мозги. А «тупой» народ сопротивляется… Каждый из нас про себя думает, что он – русский, татарин, чеченец, еврей… И не «россиянин», а гражданин России. Ладно: даже и на «россиянина» многие согласятся, но не в качестве нации! У нас, в нашей культуре устоялась связь между понятием «нация» и этничностью, языком, культурой, и разрывать ее мы не хотим, не видим в этом ни смысла, ни оправдания. И то, что в международном праве нацией называются граждане одного государства (например, «Организация объединенных наций»), никогда нам не мешало и никаких недопониманий не рождало: да, в ООН мы – СССР, Россия – нация. И по-английски мы все – Russian Nation. Ну и ладно, не переносите это толкование в наш внутренний обиход. Нам вполне хватает слов и словосочетаний «многонациональный народ», «граждане России», «сограждане», «соотечественники», просто народ, наконец.
Очевидно, что проблемы использования понятия «народ» порождаются фундаментальными политическими проблемами – уровня модели государственного устройства, его онтологии. У нас не существует русского государства, есть многонациональное государство, в котором живет и русский народ, причем в большинстве. И это – большая политическая проблема. Особенно если ее не решать, а усложнять и запутывать. Когда мы говорим, например, «татарский народ» – все ясно: это этнические татары. А когда говорим «русский народ» – возникает немало неопределенностей. Потому что русские определяют себя, как правило, не по «крови», а по некой сумме признаков, ни один из которых не является доминантным: тут и этничность, определяемая на уровне самооценки, и язык, и культура, и гражданство, и отечество… Причем не обязательно, чтобы все эти признаки присутствовали одновременно. Скажем, т. н. русскоязычные в бывших союзных республиках считают себя русскими. Встречаются и русские (считающие себя таковыми), не родившиеся и не живущие в России, не являющиеся ее гражданами, не знающие русского языка и даже в этическом отношении имеющие весьма отдаленное, а то и никакого отношения к русской крови – типа какого-нибудь американца, заявляющего, «я – русский», потому что «моя прабабушка была из России». Прабабушка при этом могла быть еврейкой из под польского Белостока, покинувшей Российскую империю в XIX веке… Впрочем, хочет считать себя русским – пусть считает.
В СССР действовала юридически закрепленная национальная идентификация: по национальности отца или матери, указанной в паспорте. В мире широко распространена национальная идентификация по гражданству: француз – это любой гражданин Франции, хоть бы он был африканским негром, алжирцем, русским и т. д. Это в чистом виде формирование политической нации. Похожим образом поступают, например, в Румынии: гражданство Румынии может получить каждый, чьи предки проживали на территории, бывшей Королевством Румыния, до 1940 года. Сюда попадают жители современной Молдавии и Украины в тех ее регионах (часть Одесской области, например), которые были некогда Бессарабией в составе Румынского королевства.
Иной подход – идентификация по этническим корням: немец – это тот, у кого родители немцы и он сам себя считает немцем. Похожим образом поступают в Польше, выдавая т. н. паспорт поляка гражданам других стран. Действуют подобные программы и в Греции. Этническая идентификация сегодня практически повсеместно превратилась в культурную: немец (русский, голландец и т. п.) – это тот, кто существует в немецкой, русской, голландской и т. д. культурах. Прежде всего – языковой культуре.
Величественным и древним исключением из всех правил являются евреи (см. Евреи), у которых самоидентификация основана только и исключительно на крови, в первую очередь – по материнской крови, но при мягком подходе – и по крови отца. Кровь – это не эквивалент этнической принадлежности, во всяком случае, для всех, кроме евреев. Русский по крови, укоренившийся во французскую культуру, в лучшем случае знает о своем русском происхождении, но с каждым последующим поколением все меньшее значение этому придает. Евреи же, существуя во всех культурах мира и во все времена, никогда не теряют собственной кровной идентичности. Есть, разумеется, частные случаи ассимиляции евреев, утраты ими подобной самоидентификации, но как народ в целом, евреи демонстрируют исключительную устойчивость и твердость в сохранении кровной самоидентификации. Возможно, здесь важно и то, что религия евреев – иудаизм – в основе своей сохраняет кровный признак: иудеем можно родиться, хотя существуют и определенные обряды. Однако, чтобы принять иудаизм не рожденному евреем, нужно пройти длительный и весьма недружелюбный обряд (гиюр). Думаю, однако, что главным фактором является то, что душа в представлении иудеев (и евреев) находится в крови. Душой наделяет Бог. Кровное единство евреев обеспечивается именно этим – еврейской божественной душой, передающейся и связывающей всех в единое метафизическое целое.
С «нашими» евреями вообще
