В «Нищете философии» (написанной в 1847 г.) Маркс дает блестящий пример того, как в идущем все дальше разделении труда надо выявлять положительные стороны этой тенденции. Маркс пишет там о том, что «разделение труда внутри современного общества характеризуется тем, что оно порождает специальности, специалистов, а вместе с тем и свойственный им профессиональный идиотизм» (курсив наш. — Н. К.).
Приводя факт профессионального идиотизма, Маркс в то же время отмечает, как дальнейшее развитие разделения труда помогает изжитию этого идиотизма. В «Нищете философии» он говорит о влиянии автоматической фабрики (не всякой, а именно автоматической) на развитие рабочих:
«Разделение труда на автоматической фабрике характеризуется тем, что труд совершенно теряет здесь характер специальности. Но как только прекращается всякое специальное развитие, является потребность в универсальности, чувствуется стремление индивидуума ко всестороннему развитию. Автоматическая фабрика стирает специальности и свойственный им профессиональный идиотизм»[152].
Маркс любил детей. В книжке «К критике политической экономии», вышедшей впервые в 1859 г., есть одно замечательное место о детях, правда сказанное мимоходом, но тем не менее проливающее свет на то, почему Маркс так любил детвору и что он в ней видел. Говоря об искусстве, он между прочим писал:
«Мужчина не может снова превратиться в ребенка или он становится ребячливым. Но разве не радует его наивность ребенка и разве сам он не должен стремиться к тому, чтобы на высшей ступени воспроизводить свою истинную сущность. Разве в детской натуре в каждую эпоху не оживает ее собственный характер в его безыскусственной правде?»[153]
Маркс не был узким ученым специалистом. Он прекрасно знал литературу, понимал искусство и понимал детей.
Многие ли умеют с этой точки зрения наблюдать детей? Это умел делать Лев Толстой, смотревший на детей глазами великого художника, но у него была та беда, что он не мог понять своей эпохи. Маркс понимал и эпоху и детей. Глубокому пониманию ребенка должен учиться у Маркса каждый современный педагог.
Любовь к детям заставляла Маркса особенно сильно возмущаться капиталистической эксплуатацией детского труда. Но не в одной любви к детям причина того, что Маркс уделяет так много места в первом томе «Капитала» положению детей при капитализме. В одной только глазе «Рабочий день» Маркс приводит более двадцати с лишним примеров возмутительнейшей эксплуатации детей на фабриках, причем факты берутся из официальных документов (из отчетов фабричных инспекторов, судебных дел, законодательных постановлений). Вопрос об эксплуатации детского труда занимает не меньше места и в главе «Машины и крупная промышленность».
Необычайно ярко рисует Маркс всю мизерность государственного законодательства Англии по охране детского труда; он показывает, как капиталисты находят тысячу путей, чтобы обойти даже эти мизерные законы, как и умственно и физически калечится подрастающее поколение.
Маркс писал обо всем этом потому, что в вопросе о детском труде, как в капле воды, отражалась тенденция капиталистического уклада к безмерной эксплуатации масс.
Изучая, с одной стороны, развитие промышленности, влияние тех или иных изменений ее на рабочие массы, а с другой — положение ребят на производстве, Маркс стремился найти начала, которые помогли бы так поставить общественное воспитание, чтобы подрастающее поколение оказалось способным в корне реорганизовать капиталистическое общество.
Приведем выдержку из главы «Машины и крупная промышленность», говорящую о том, что современная промышленность требует всесторонне развитого рабочего:
«Принцип крупной промышленности: всякий процесс производства, взятый сам по себе и прежде всего безотносительно к руке человека, разлагать на его составные элементы, создал всю современную науку технологии. Пестрые, по-видимому лишенные внутренней связности и застывшие виды общественного процесса производства разложились на сознательно планомерные, систематически расчлененные, в зависимости от желательного полезного эффекта, области применения естествознания. Технология открыла также те немногие великие основные формы движения, в которых неизменно движется вся производительная деятельность человеческого тела, как бы разнообразны ни были применяемые инструменты, — подобно тому как механика, несмотря на величайшую сложность машин, не обманывается на тот счет, что все они представляют постоянное повторение элементарных механических сил. Современная промышленность никогда не рассматривает и не трактует существующую форму известного производственного процесса как окончательную. Поэтому ее технический базис революционен, между тем как у всех прежних способов производства базис был по существу консервативен. Посредством машин, химических процессов и других методов она постоянно производит перевороты в техническом базисе производства, а вместе с тем и в функциях рабочих и в общественных сочетаниях процесса труда. Таким образом она столь же постоянно революционизирует разделение труда внутри общества и непрерывно бросает массы капитала и массы рабочих из одной отрасли производства в другую. Поэтому природа крупной промышленности обусловливает перемену труда, движение функций, всестороннюю подвижность рабочего»[154].
«…Сама крупная промышленность своими катастрофами делает вопросом жизни и смерти признание перемены труда, а потому и возможно большей многосторонности рабочих, всеобщим законом общественного производства, к нормальному осуществлению которого должны быть-приспособлены отношения. Она, как вопрос жизни и смерти, ставит задачу: чудовищность несчастного резервного рабочего населения, которое держится про запас для изменяющихся потребностей капитала в эксплуатации, заменить абсолютной пригодностью человека для изменяющихся потребностей в труде; частичного рабочего, простого носителя известной частичной общественной функции, заменить всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции представляют сменяющие друг друга способы жизнедеятельности. Одним из моментов этого процесса переворота, стихийно развившимся на основе крупной промышленности, являются политехнические и сельскохозяйственные школы, другим — «écoles d'enseignement professionnel» (профессиональные школы), в которых дети рабочих Получают некоторое знакомство с технологией и с практическим применением различных орудий производства. Если фабричное законодательство, как первая скудная уступка, вырванная у капитала, соединяет с фабричным трудом только элементарнее обучение, то не подлежит никакому сомнению, что неизбежное завоевание политической власти рабочим классом завоюет надлежащее место в школах рабочих и для технологического обучения, как теоретического, так и практического. Но точно так же не подлежит никакому сомнению, что капиталистическая форма производства и соответствующие ей экономические отношения рабочих стоят в полном противоречии с такими ферментами переворота и с их целью — уничтожением старого разделения труда»[155].
Таким образом, мы видим, какую крупнейшую роль отводит Маркс в деле реконструкции капиталистического общества, в социалистической перестройке общественному воспитанию подрастающего поколения. Это общественное воспитание должно выращивать всесторонне развитых людей. Это требование вытекает из самого характера крупной промышленности. Ребятам надо овладеть большой суммой знаний и надо учиться работать. Изучение истории фабричного законодательства Англии в отношении охраны детского труда привело Маркса именно к такому заключению.
«Уже в 1840 г., — пишет Маркс в первом томе «Капитала», — была назначена парламентская комиссия для обследования детского труда. Ее отчет 1842 г., по словам Н. В. Сениора, развернул «такую ужаснейшую картину жадности, эгоизма и жестокости капиталистов и родителей, нищеты, деградации и разрушения организма детей и подростков, какую едва ли когда-либо видывал мир… Этот отчет (1842 г.) пролежал без внимания двадцать лет, в течение которых детям, выросшим без малейшего представления как о том, что мы называем моралью, так и о школьном образовании, религии, естественной семейной любви, — этим детям позволили стать родителями теперешнего поколения»[156].
Комиссия требовала регулирования фабричного труда детей законодательным путем.
«Интеллектуальное же одичание, — пишет Маркс, — искусственно производимое превращением незрелых людей в простые машины для фабрикации прибавочной стоимости, которое легко отличить от первобытного невежества, оставляющего ум девственно-нетронутым, но не причиняющего вреда самой его способности к развитию, его естественному плодородию, — это одичание заставило, наконец, даже английский парламент провозгласить начальное образование обязательным условием «производительного» потребления детей до 14-летнего возраста во всех отраслях промышленности, подчиненных фабричному законодательству»[157].
