– А вы пишете о том, что знаете сами?
– Когда меня спрашивают: почему все ваши повести и романы стали бестселлерами, я отвечаю: все очень просто, я никогда не думаю о том, что скажет критика, запретят мою повесть или нет, понравится ли она вообще. Главное, что меня лично в этот момент эта тема взволновала, и я об этом написал. А поскольку я нормальный человек, с нормальной социальной и прочей ориентацией, оказалось: то, что волнует меня, волнует и большинство народа. Если у меня за это болит сердце, меня это тревожит. Это тревожит, как потом выясняется, и моего читателя.
– Вы политикой интересуетесь?
– Знаете, меня политика интересует как писателя. В России писатель всегда был в политике, даже если объявлял, что он вне ее, это тоже был своего рода политический манифест. Этим, кстати, мы отличаемся от писателей, проживающих, например, в Америке или Англии. Там совершенно нормальным считается, если литератор пишет про свое заветное и политика ему до фонаря. А у нас в стране, переживающей пореволюционные времена, это невозможно. На встречах с читателями более половины вопросов всегда связаны с политикой и судьбами отечества. От русского писателя ждут не развлечения, а правды, но ведь правда и есть политика.
– Вы ведь и публицистикой занимаетесь.
– Да, публицистики у меня много, даже выходили отдельные книги, например, «Порнократия», где собраны мои статьи с восемьдесят седьмого по две тысячи четвертый год. Были у меня и публикации, которые имели серьезные политические последствия. Например, в девяносто третьем из-за моей статьи «Оппозиция умерла, да здравствует оппозиция!» закрывали «Комсомольскую правду». Ума хватило на следующий день открыть. Тогда это была единственная статья во всей открытой прессе (оппозиционные издания тогда наши «демократы» прикрыли), которая выступала против расстрела Белого дома. Недавно вышла моя статья «Зачем вы, мастера культуры?», она бурно обсуждается на самых высоких уровнях. Мне иногда после публикаций министры звонят, крупные государственные деятели. «Ну, ты дал…» – говорят. А я ничего не дал, просто честно написал, что происходит в стране и что я думаю об этом. Опять тот же принцип: написал о том, что меня волновало, не высчитывая, обидит это кого-то или нет. В статье есть и про либеральную интеллигенцию, и про патриотическую. В результате, на меня все обиделись. Но это нормально. Я не понимаю писателей, которые равнодушны к происходящему в Отечестве. Это какая-то творческая патология…
– Вы член президентского совета по культуре. Чем там занимаетесь?
– Советуем. Просим, чтобы государство было повнимательнее к культуре. Моя задача – добиться того, чтобы власть ко всем направлениям нашей культуры относилась с одинаковым вниманием и заботой. То есть, например, есть Сорокин – и пусть он будет, пока не начинает оскорблять общественную нравственность. Но давайте не забывать, что у нас есть еще и Распутин. А был такой период, что о нем забывали.
– Как вы попали в «Литературную газету»?
– Видимо, за свои взгляды. Либеральный курс прежних редакторов довел до того, что «Литературка» оказалась в глубочайшем кризисе – идейном, экономическом. Ее переставали читать в регионах, тираж падал. Акционеры рассудили, что если такая однобокая либеральная идеология заводит в тупик, то нужно пригласить человека с другими взглядами. Этим человеком оказался я. И тираж вырос в три раза. Причем без особых капиталовложений, только за счет изменения курса газеты.
– Какие у вас литературные планы?
– Сейчас сел писать новую пьесу – «Одноклассники». Пока не знаю, для какого театра… А потом можно будет передохнуть и садиться за новый роман. У меня две начатые вещи. Какая из них «пойдет» – не знаю…
– У вас тесные отношения с Театром Сатиры…
– Так сложилось. Там с успехом идет «Хомо эректус». Потом в экранизации «Козленка в молоке», которую делал Кирилл Мозгалевский, снялись лучшие актеры театра.
– Кстати, вы ведь в этом фильме даже сыграли…
– Пьяного в хлам писателя, страдающего манией величия. Очень типичный персонаж. Кажется, образ удался.
– Актером никогда не хотели стать?
– Нет, что вы! Крепостная профессия…
– Вы вообще в театры ходите?
– Часто. Я же драматург. Когда я стал всерьез писать пьесы, обошел все театры, посмотрел современных авторов. Понял, что я на правильном пути, так как пишу совершенно по-другому. Главное различие в том, что им зритель не нужен, а только благосклонность жюри «Золотой маски». Мне же зритель необходим.
– Ваша дочь чем занимается?
– Растит внуков.
– По вашим стопам не пойдет?
– Нет, слава богу. Она с самого начала сказала, что ей это неинтересно. Да и стихов она никогда не писала… Художественный дар не передается по наследству. Федор Бондарчук заблуждается.
– Вы внукам собирались написать книжку. Это пока проект?
– Нет, я давно хочу написать сказку. Даже собирал материал, читал наш фольклор. Можно ведь написать забавную вещь, интереснее, чем занудный «Гарри Поттер». Но тут надо найти ход, поймать интонацию. Надеюсь, что к тому времени, как мои внуки начнут что-то соображать, я напишу. Сейчас внуку год и десять, внучке восемь месяцев.
– В свободное время чем занимаетесь?
– Люблю грибы собирать. Зимой почти каждый день хожу на лыжах, раз уж живу за городом, в Переделкине. В последние лет восемь-десять полюбил классическую музыку. Живописью интересуюсь. В свое время готовился в Архитектурный институт и посещал изостудии, но потом это ушло, а интерес остался. Коллекционирую издания, альбомы, монографии, посвященные прерафаэлитам. Поспать люблю, а кто не любит?
Беседовала Анастасия БАРЫШЕВА«Версия», № 6, август 2005 г.«Серьезная литература может стать коммерчески успешной»
Изобличив на заре перестройки неискренних комсомольцев в повести «ЧП районного масштаба», писатель Юрий Поляков с приходом Ельцина стал защитником советских ценностей. А точнее, государства, в котором родился. По Полякову, хороша лишь та идеология, которая служит интересам народа и страны.
– В одном из своих интервью вы рассказали: «Приезжаю я в Гатчину, и меня ведут в районную юношескую библиотеку. Вижу: стоят посылки. Спрашиваю: что это такое? А это, говорят мне, Сорос прислал книжки. Я говорю: а можно посмотреть?.. Во Франции они запрещены за непристойность, а Сорос издает их и присылает в юношескую библиотеку. Все это звенья одной цепи…» Хотелось бы понять, что вы имели в виду. Звенья какой цепи? Уж не масонского ли заговора, с которым иной раз связывают Сороса?
– Почему сразу заговора? Тем более – масонского. Все проще. Существует стремление воздействовать на общественную и культурную жизнь России если не противников, то, по крайней мере, ее геополитических оппонентов. Так всегда было. И мы тоже пытались воздействовать в свое время. Например, поддерживали коммунистических писателей за рубежом. Если по существу, то упомянутый эпизод – попытка вмешаться в наше культурное пространство. В юношескую библиотеку присылается книжка, которая называется «Четыре шага в бреду», маргинальная французская эротическая проза. Это та литература, которой в аналогичной библиотеке в самой Франции быть не может. А у нас Фонд Сороса эту книгу в юношескую библиотеку целенаправленно присылает. И что мне после этого думать? Мол, Сорос заботится о нравственном развитии нашей молодежи? В свое время, когда я опубликовал в газете «Труд» колонку под названием «Соросята», где высказал сомнения в бескорыстии подобных культуртрегерских акций, она вызвала очень серьезную реакцию. В «Труд» звонили, бранились, спрашивали, зачем вы в это вмешиваетесь. Я думаю, нам надо быть гораздо осторожнее и внимательнее в отношении такой на вид бескорыстной культурной помощи. Как правило, за ней стоят интересы, далекие от интересов нашей страны.
– Вы в своих интервью часто говорите, что ельцинский режим был антинародным. Путинский – вроде народный?
– Никто не спорит, что у нынешнего курса масса недостатков. Речь идет о том, что к ельцинскому режиму я был в непримиримой оппозиции, был родоначальником литературного антиельцинизма, потому что первое сатирическое изображение Ельцина (повесть «Апофегей») в отечественной литературе принадлежало мне. Что касается периода путинского, то, на мой взгляд, при всех сбоях это путь к восстановлению. Началась выработка государственной идеологии. Во всяком случае, над словом «патриотизм» в телеэфире смеяться перестали. Для меня это важно, потому что я считаю: патриотизм – иммунная система нации.
– Юрий Михайлович, раньше вы говорили о себе, что неверующий.
