Как и Ходорковский, Смоленский умело воспользовался “костылями”, позволявшими не возвращать долги иностранцам в течение моратория и даже после его окончания. Российские вкладчики “СБС-Агро”, доверившие ему свои сбережения, тоже лишились своих денег. После кризиса они регулярно проводили многотысячные митинги, давая волю своему гневу. Они раздавали листовки, описывавшие загадочное похищение активов банка, от которого осталась только вывеска, делились друг с другом своим горем. На одну из встреч пришла Людмила Исаева, пожилая женщина в аккуратной серой куртке, с очень прямой осанкой. Ее волосы были стянуты в тугой пучок, как у балерины, а губы накрашены розовой помадой. В руках она сжимала пачку документов. До выхода на пенсию Исаева работала профессиональной переводчицей; она положила на счет в “СБС-Агро” десять тысяч долларов. Эти деньги она копила в течение многих лет в надежде обменять свою квартиру на большую с доплатой. После гиперинфляции начала 1990-х она забрала деньги из государственного банка, в котором ее сбережения обесценились так, что на них можно было купить “только хлеб, молоко и колбасу”. Во время бума 1997 года она стала искать коммерческий банк, чтобы внести в него все свои сбережения. “Такой, чтобы был надежным”, — сказала она, много раз повторив это слово — “надежный”.
Она внимательно читала журналы, чтобы выяснить, какой коммерческий банк самый надежный. “Банки имели рейтинги A, Ai, А2. Рейтинг В был менее хорошим. У “СБС-Агро” рейтинг все время был Ai, — рассказывала она. — Он постоянно занимал место среди лучших коммерческих банков”. По ее вкладу в “СБС-Агро” ежемесячно выплачивались проценты, которые она получала в местном отделении банка. Она месяц за месяцем продлевала срок своего вклада. “Поскольку я приходила в одно и то же отделение каждый месяц, его сотрудники стали меня узнавать. В конце концов они убедили меня положить деньги в банк на год. Годо-вой срок заканчивался в июле 1998 года, и я собиралась забрать свои деньги. Я решила наконец купить квартиру”.
За деньгами она пришла в начале августа. “Они сказали, что в их кассовых аппаратах нет такой большой суммы, и предложили прийти через пять дней”. Под тем же предлогом ей отказали еще несколько раз, каждый раз выдавая письменное обязательство заплатить.
В пятницу вечером, 14 августа, она смотрела по телевизору, как находившийся в Новгороде Ельцин заверял, что ситуация “контролируется”. А в понедельник разразился кризис, и больше она этих десяти тысяч не видела. “Мне просто не повезло”, — говорила она через год после кризиса, стоя в толпе обманутых вкладчиков во время пресс-конференции.
Пятидесятилетняя Татьяна Казанцева, работавшая экономистом в другом банке, сказала, что потеряла в “СБС-Агро” двадцать тысяч долларов. Ее зарплата автоматически переводилась в обреченный банк. “Я обвиняю правительство, но я обвиняю и Смоленского, — сказала она после двух лет неудачных попыток вернуть свои деньги. — Мы доверяли ему. Мы хотели походить на цивилизованных людей. Мы не клали деньги под подушку. Мы доверяли”. Услышав эти грустные истории, я вспомнил, что всего двумя годами раньше для Смоленского был организован выпуск еврооблигаций на 250 миллионов долларов в расчете на то, что он сможет убедить россиян доверять своим банкам. В октябре 2000 года Эндрю Хиггинс из “Уолл-Стрит джорнал” спросил Смоленского об иностранных кредиторах, потерявших в “СБС-Агро” больше миллиарда долларов. Смоленский ответил, что им достанутся “от мертвого осла уши”{567}.
Это был год ушей от мертвого осла. Березовский потерпел фиаско как политический посредник, и его хитроумные ходы дорого обошлись всем, отвлекая внимание от приближающегося к России экономического кризиса. С самого начала олигархи манипулировали политической властью в своих интересах, но теперь дело повернулось неожиданной стороной. Чубайс, чья упрямая решимость в прошлом сослужила ему хорошую службу, на этот раз был ослеплен ею. Он так долго добивался устойчивости рубля, что не смог вовремя пожертвовать ею. Теперь Чубайс выучил, что приговор рынка может оказаться скор и суров. Но урок стоил дорого. Иностранные инвесторы, осыпавшие русских легкими деньгами, поняли, что их обманули. Они и сами обманули себя, когда недостаточно внимательно отнеслись к изучению заемщиков. Положение олигархов после кризиса было неодинаковым: одни находились в состоянии агонии, другие пострадали в меньшей степени, третьи восстанавливали утраченные позиции. Впереди их ждали самые трудные месяцы их короткой карьеры. Они больше не соберутся вместе, как это было на Воробьевых горах или в Давосе. Они оказались в тяжелом положении, но построенная ими разновидность дикого капитализма выдержала испытание. Рев драконов не уничтожил ее.
Глава 16. Крутые меры и серебряные пули
Машина грез Владимира Гусинского стартовала 22 ноября 1998 года с мыса Канаверал, всего через пять лет после того, как он с двумя отчаявшимися тележурналистами разработал невероятный план создания собственного телевизионного канала. На побережье Флориды Гусинский с тревогой наблюдал за тем, как ракета “Дельта II” вывела на орбиту его новый спутник “Бонум-1” весом 1425 килограммов, способный передавать сигналы десятков телевизионных каналов непосредственно в дома жителей европейской части России. Вглядываясь ввысь, Гусинский испытывал огромную гордость: его спутник был первым спутником, построенным американской фирмой для клиента из бывшего Советского Союза{568}. После запуска мощный спутник модели “Хьюз-376” развернул круглую антенну двухметрового диаметра и начал полет, рассчитанный на одиннадцать лет, передавая новостные и развлекательные программы в цифровом формате на фирменные зеленые спутниковые антенны НТВ-Плюс.
Гусинский мечтал о том, что антенны НТВ-Плюс покроют территорию России, связав миллионы зрителей с его спутником. Эта мечта была неразрывно связана с судьбой российской экономики. Гусинский рассчитывал на появление нового среднего класса, на то, что миллионы семей захотят — и смогут себе позволить — заплатить 299 долларов за спутниковую антенну, чтобы иметь возможность круглые сутки смотреть кино, спортивные состязания, новости, детские программы и другие каналы, которые он надеялся им когда-нибудь предложить.
И в техническом, и в финансовом отношении планы Гусинского были чрезвычайно амбициозными. Управление спутником осуществлялось с новой наземной станции, построенной им под Москвой. Гусинский собирался также построить новую просторную студию для выпуска телевизионных программ НТВ. За год он выпускал триста часов телевизионных мыльных опер. Всего через пять лет после создания НТВ он уже считал себя владельцем одной из крупнейших медиакомпаний в Европе.
Он старался охватить сразу три уровня российского телевидения: спутникового, НТВ-Плюс, передающего сигнал непосредственно в дома телезрителей; традиционного, транслирующего сигнал его флагманского канала НТВ через телевизионную башню; и кабельного, с помощью недавно созданной телевизионной сети ТНТ, начавшей осваивать российские регионы.
Но 17 августа 1998 года, в самый неподходящий для Гусинского момент, произошло падение рубля. Первая волна девальвации побудила зарождавшийся средний класс уменьшить расходы на посещение ресторанов, приобретение электроники и на развлечения. Гусинскому это напомнило автомобильную катастрофу, снятую замедленной съемкой; потребовалось какое-то время, чтобы осознать случившееся, но оно было неизбежно. В конце 1998 года количество подписчиков НТВ-Плюс достигло 180 000, но через год оно снизилось до 109 000, хотя первоначальный план предусматривал полмиллиона подписчиков или больше. Хуже того, многие из подписчиков Гусинского не могли оплатить свои счета. Тогда же, в конце 1998 года, потерпел крах рынок телевизионной рекламы, причем произошло это особенно болезненным для Гусинского образом. Девальвация внезапно сделала импортные товары более дорогими, а ведь именно они были основными объектами телевизионной рекламы, предлагавшей американскую зубную пасту и японскую электронику. После 17 августа доходы НТВ от рекламы сократились на две трети{569}.
Гусинский внес коррективы в свои планы: отказался от дополнительных студий НТВ, отказался от мечты о строительстве кинотеатров и оставил надежду на то, чтобы выпустить в обращение свои акции на Уоллстрит, что являлось важнейшей частью его стратегии расширения. “Начался кризис, и все было кончено”, — сказал он мне спустя несколько лет. Гусинский пострадал из-за того, что неудачно выбрал время и возлагал слишком большие надежды на будущее, он пострадал из-за внезапного падения уровня благосостояния среднего класса, на который он так рассчитывал. Гусинский был продуктом собственного стремительного роста на начальном этапе. Он действовал по принципу: создавай — и клиенты придут. План создания собственного спутникового телевидения был основан на европейских и азиатских моделях, предусматривавших интенсивные инвестиции в течение первых пяти лет. Прибыль ожидалась позже, на седьмой или восьмой год. У Гусинского прибыльные годы еще не наступили. Теперь, как во время отлива, денежные потоки изменили направление; затраты Гусинского были велики, а доходы сокращались. Ему приходилось расплачиваться за дорогой спутник, на покупку которого он занял 123,7 миллиона долларов у американского Экспортно-импортного банка, не получая ожидаемой прибыли. “Что такое бизнес, особенно тот, который создал ты сам? — рассказывал мне Гусинский, оглядываясь на свои прошлые беды. — Его можно сравнить с велогонщиком, стремительно мчащимся вперед. Он наклоняется вперед и быстро крутит педали... потому что если он не будет их крутить, то упадет и сломает себе шею. Чтобы стать первым, нужно двигаться быстро”.
