Кухта подводит нас к группе молодых, загорелых рабочих:
— Вот это автогрейдерист Гриневич Николай. Это Боженов Федор Никитич — машинист экскаватора. Он работал на Волгоградской ГЭС, потом — в Братске был. А в прошлом году сразу с семьей махнул к нам. Имеет квартиру со всеми удобствами. Заработок хороший. Вот и Аркадий Щин — лучший водитель двадцатипятитонного самосвала, не обижается на свое житье в Майне. Кстати, название нашего городка не от Мая или Маи произошло. Майнэ — название рода хакасов. Аркадий с Урала приехал, где работал после армии восемь лет. У него два сына, две дочки. Жена учится на маляра, сам он в вечерней школе. У нас почти все учатся.
— Какая у вас норма выработки? — спрашиваю Щина.
— Восемнадцать рейсов на МАЗе за семичасовой рабочий день. В рейс беру кубометров двенадцать.
Вблизи МАЗ-525 кажется особенно большим, и, когда он подходит к краю «прижима», его чудовищные колеса почти нависают над пропастью, где бурлит Енисей. Как определяет водитель эту границу, когда опрокидывает кузов с породой?
— Хотите попробовать? — с улыбкой спрашивает Щин.
— Мы уже попробовали вчера… — Но от приглашения, конечно, не отказываюсь — подтягиваюсь и вспрыгиваю на немыслимо высокую подножку.
Даже смешно выглядывать из окна кабины. Сидишь в ней, как галка на крыше. Из-за борта кузова задних колес не видно, не видит их, наверное, и водитель даже в боковое зеркало. А ведь это не к парапету набережной пятиться! Отсюда Енисей, мчащийся у подножии насыпи высотою метров в пятнадцать, представляется особенно быстрым. Как шоферы крутятся над ним день-деньской на «прижиме» — крохотном пятачке для их гигантов машин?!
Толчок. Самосвал судорожно дергается. Кажется — мы слетим сейчас в реку, но летит с грохотом только раздробленный мрамор из кузова. Я вспоминаю, что у Аркадия четверо маленьких детей. Говорят, он очень любит их. На месте его жены я извелась бы от беспокойства. А он уверен, улыбается и вполне доволен своей работой.
— Это очень редко бывает, чтобы кто-нибудь сорвался. Привычка же: чувствуешь, где предел. Но, конечно, трезвость тут требуется абсолютная. Выпивка равносильна неисправности машины.
Вернувшись в поселок Майна, я сразу отправилась искать домик Щина, чтобы познакомиться с его семьей. Шагая по заново застроенным улицам, смотрела на хорошенькие коттеджи и многоквартирные дома, на зелень молодых садов, где щебетали детские и женские голоса и слышался веселый смех, и думала: «Вот еще одно место, открытое для себя, для души. Я тоже с великой охотой пожила бы в этом славном месте, среди зеленых и каменистых гор. Енисей, правда, очень уж сердит, но можно и с ним поладить, если без шуточек. Зато какая мягкая, чудесная вода. Везде водопровод — поливай сколько хочешь, а земля-то в Майнской котловине — луговой чернозем! И мрамор здесь, и кедры пушистые рядом с Майной и будущим городом Черемушками».
— А комаров нет потому, что их потравили, — сказала мне светловолосая и легкая, как девочка, Антонина Щин. — Мух у нас тоже нет. Чуть появятся — и то уничтожают.
Я застала ее врасплох: босиком, в открытом сарафане, она делала уборку во дворе своего маленького веселого домика.
— Коля (это старший — ему девять лет) уехал на велосипеде за хлебом. Девочки еще мелкие: одной шесть, другой пять лет, но тоже помогают. Пол подметут, за молоком в магазин сходят. Только Андрейка еще без работы — ему десять месяцев. Но будто чувствует, что мне некогда, уже учится ходить. И не капризничает — ему все ладно.
Уборка закончена. Антонина моет руки, поправляет пушистые стриженые волосы.
— Я еще поливкой занималась сегодня. Огородик. Очень хорошо все растет здесь. Ехали сюда в мае в прошлом году, думала — страшно, а сразу понравилось, Яблони цвели — белым-бело. Кто за садом любит ухаживать, у тех ягоды всякие. Чтобы ребятишкам было где купаться (на Енисей-то не пускаем), за поселком пруд сделан. Сейчас хотим свою баню построить. Казенная очень хорошая, да далеко ходить с маленькими.
— Вы не работаете, конечно?
— Сейчас пока нет. Но скоро мои родители приедут к нам, тогда сразу пойду на работу. У Аркадия отец погиб на фронте, а мать в колхозе. Он, как явится домой, все с ребятишками возится, хоть и устает: ведь в школе еще занимается. Зимой любит на охоту ходить. Нынче коз много было в горах… Он ходил, но только измучился. А вчера на рыбалке был, принес ведер пять карасей величиной в ладошку.
Антонина смеется, щуря светлые зеленоватые глаза. Совсем не похожа она на мать большой семьи.
В комнате ковер на стене, есть радиоприемник, даже телевизор.
— Но видно плохо: горы кругом, — говорит Антонина, расхаживая из угла в угол и прибирая мелкие вещички, разбросанные детишками. — Я их приучаю к порядку, а они заиграются — забудут.
— А чем вы развлекаетесь?
Светлые глаза женщины как бы распахиваются, становятся задумчиво-мечтательными.
— Я книги люблю читать.
Выходим вместе во дворик, устланный новыми, еще желтыми, досками. Жаль уходить, не повидав всех ребятишек, и Андрейка разоспался после обеда — не будить же его!
— Прижились теперь здесь?
— Да. А ведь в поселке с каждым днем все лучше становится. У нас даже целая улица, молодоженов есть. Для них, молодых, раздолье тут. И культурные развлеченья: клуб большой, славный такой, кино постоянно, артисты разные приезжают.
Не спеша иду по направлению к клубу: предстоит, несомненно, интереснейшая встреча с читателями — жителями Майны.
После этой встречи был у нас еще один разговор с майнцами и секретарем парткома Лазаревым, которого здешняя молодежь не только уважает, но и любит. Это чувствуется на каждом шагу.
— Почему будущая ГЭС названа Саяно-Шушенской?
— А помните, Ленин и Лепешинский писали, что из Ермаковского и Шуши видны белые зубцы Саян? Так вот эти зубцы здесь, — ответил Лазарев. — От нас до Шушенского прямиком километров семьдесят. Но Шушенское ниже по Енисею, в Минусинской котловине. По хакасскому преданию, наш район Майны был местом самой жестокой борьбы хакасских батыров с иноземными захватчиками: монголами, джунгарами, китайцами. Бои шли в этих горах. В районе Означенного, в Койбальской степи (где канал) много курганов. Там жил род Койбала, а племя, вождя которого звали Означин, занимало «ворота Енисея». Позднее поселок переделали в Означенное.
— Вы были в Туве? — спросил нас один из здешних старожилов.
— Нет, но подумываем.
— Очень советую. Дорогу через Саянские перевалы и столицу Тувы — Кызыл надо посмотреть. Енисей ведь рождается в Тувинской области. Сначала он течет двумя реками. Правый его исток Бий-Хем — Большой Енисей — берет начало километрах в шестистах от Кызыла, в хребте Восточный Саян. Потом он проходит через Тоджинскую котловину, куда можно попасть только на самолете. Там леса, где добывается семьдесят процентов всей тувинской белки и соболя, и высокогорные тундры, где развито оленеводство. Вот где интересно! Только комаров много и медведей. В прошлом году на Кызыл было настоящее нашествие косолапых. Что-то им помешало залечь в берлогах, и они сотнями двинулись в степи… Кызыл стоит на слиянии обоих истоков Енисея: Бий-Хема и Ка-Хема — Малого Енисея. Там центр Азии — на берегу поставлен обелиск. Ниже наша река идет к Красноярскому краю по степям Тувинской котловины, а возле устья реки Кемчик снова попадает в горы, заросшие тайгой. В Туве горы часто полупустынные…
Мы навострили уши:
— Значит, по ту сторону перевалов леса в Саянах уже вырублены?
— В Саянах и там тайга, но много голых, каменистых склонов, издавна покрытых травой или колючками. А в междугорье степи, где пасутся верблюды да овцы. В засушливые годы нет ничего и для овец. Тяжелый климат! Только сарлыкам все нипочем. Сарлыки — это одомашненные яки, с острыми, громадными рогами и хвостами, как у лошадей. Очень мощные и злые животные. Корма не требуют, помещения им не надо. Волки, даже медведи их боятся. Поэтому у тувинцев сарлыки ходят с настоящими коровами для охраны стад.
— Майна тоже относится к «Сибирской Швейцарии», о которой говорил Ленин?
— Безусловно. — В голосе Лазарева прозвучала гордость саянского патриота. — Ермаковское, где жил Лепешинский, почти напротив Означенного, а Шушенское — еще ближе.
— А кедры у вас тоже рубят?
В разговор вмешивается пенсионер Иван Ваганов, который строил здесь первый «водовод» для орошения означенских полей еще в 1926 году.
— По всему югу Красноярского края велся подсчет запасов древесины. Вырубать лес положено по плану, и по правилам рубки лесхозы должны оставлять острова плодоносящих деревьев для воспроизводства. Только плохо выполняются эти правила: сметают все подряд, а кедр не растет без лесной шубы.
