Рыков, в частности, заявил: «Опыт шест лет убедил меня в полной невозможности систематического, планового правления страной, в особенности же руководства экономикой страны, опираясь на ту систему, которую мы имеем в настоящее время. Мне думается, что все хозяйственное развитие нашей республики и будущая система административно — хозяйственной организации Советского государства должны будут покоиться на организации областей… Более того: я лично совершенно убежден в том, что дальнейшее развитие хозяйственной жизни нашей страны чем дальше, тем больше будет покоиться на все большей спецификации отдельных районов на тех или других хозяйственных и экономических задачах. Это относится не только к Донецкому району. Это относится и к Уралу, это относится и к Сибири…»[1269].
Рыков предложил съезду уже в ближайший год провести эксперимент по созданию таких самоуправляющихся, более автономных в экономическом смысле регионов «в двух крупных наилучше организованных областях», имея в виду Донбасс и остальную Украину, и «организовать там областные исполнительные комитеты, предоставить им целый ряд финансовых и налоговых прав, заставить Совнарком передоверить часть функций центрального правительства областным исполкомам». По мнению Рыкова, таким образом достигался бы «максимальные синтез — безусловно полнейшее использование всех сил области, всех сил района, полный учет его местных ресурсов, специальных навыков местной культуры с теми общефедеративными и общесоюзными задачами, которые стоят перед Республикой»[1270].
Практически данное предложение повторяло идею создателей ДКР: единый Донецко-Криворожский регион, имеющий широкие административные и экономические права и, что немаловажно, напрямую подчиняющийся (хотя бы в хозяйственных решениях) общероссийскому Совнаркому. Съезд поддержал идею Рыкова, приняв резолюцию «О районировании», которая гласила: «XII съезд РКП… поручает ЦК партии новый план административно — хозяйственного деления республики провести для начала, кроме производящихся в этом направлении работ на Украине, в двух районах (промышленном и сельскохозяйственном), с организацией в них областных исполкомов. По отношению к остальным областям, национальным республикам и губерниям поручает ЦК партии ограничиться продолжением разработки плана районирования, не допуская его фактического проведения в жизнь до учета опыта в указанных двух областях»[1271].
Казалось бы, элиты Донецко-Криворожского региона должны были бы быть довольны подобным решением в случае его реального воплощения в жизнь. Однако XII съезд закрепил еще два положения, которые сводили на нет данный экономический эксперимент — о непринципиальности границ внутри СССР и о внедрении политики «коренизации» в национальных республиках (в применении к Украине — украинизации).
О том, что границы внутри будущего общероссийского государства нет смысла принципиально обсуждать, говорилось уже давно. Еще в 1919 году в программе РКП(б) было записано: «Как одну из переходных форм на пути к полному единству, партия выставляет федеративное объединение государств, организованных по советскому типу»[1272]. То есть федерация рассматривалась как переходная форма — и не более того. Причем речь шла о «полном единстве» в мировом масштабе!
Всегда, когда представители ДКР пытались обсудить границы и формы своей возможной автономии, им приводили тезис о скорой «всемирной революции», когда не будет ни государств, ни границ. Скажем, на II Всеукраинском съезде Советов, прошедшем в 1918 г. в Екатеринославе, в резолюцию «О государственном устройстве» (ту самую, которая объявляла львиную долю ДКР частью советской Украины) было записано, что федеративные отношения в будущем общероссийском государстве будут «формальными», поскольку «все советские республики объединятся в единую мировую социалистическую федерацию»[1273].
Когда меньшевики критиковали идею создания ДКР, они также говорили о будущем мировом государстве: «Экономические силы развились теперь настолько, что им тесно в пределах даже всей страны, поэтому экономически подготовляется почва для превращения всей Европы, а затем и всего земного шара в единое государственное целое… Это соответствует и нашему идеалу мирового государства. Стремиться же к мировому государству и в то же время ослаблять степень уже достигнутого объединения, как это делают большевики, по крайней мере нелогично»[1274].
И уж, конечно, не мог того же не заявлять Н. Скрыпник, яростно боровшийся против идеи существования ДКР. Он также убеждал всех вокруг о том, что «все советские республики объединятся в единую мировую социалистическую республику». Ну, а если скоро объединятся, то зачем же сейчас спорить о каких — то мелочных границах? Скрыпник писал: «Есть три лозунга, которые сейчас борются на протяжении революции между собою. Первый — самостоятельная республика украинская. Этот лозунг является лозунгом петлюровщины, шовинизма украинского, который идет против пролетариата. Второй лозунг — «Единой неделимой России», лозунг буржуазии и мещанства русского, — мы его знаем, с этим лозунгом приходил Деникин. Ни того, ни другого мы не принимаем. И те и другие — наши враги. Враг нам и Деникин, враг нам и мелкая буржуазия, и украинская, и русская. Только наш пролетарский лозунг проводим мы в жизнь, и только он отвечает нашему заданию объединить все силы пролетариата, а именно — тесный союз пролетариата, наитеснейшее объединение сил всех существующих республик, в первую очередь русской и украинской, а далее, вообще, всемирная федерация советских республик»[1275].
Старались ту же мысль насадить и различные представители Москвы, наезжавшие в Донецко-Криворожский край. К примеру, Бухарин, выступая в Екатеринославе, заявил: «Вам, товарищи, не нужно сейчас думать о том, почему центром Красной Украины является не Киев, а Харьков, и пусть многие из вас не скорбят о том, что нет одной Красной Москвы, без красных центров Харькова, Азербайджана, Минска и Ташкента, а думайте, товарищи, о том, что скоро и очень скоро вырастет мировым колоссом одна интернациональная коммунистическая власть трудящихся всего мира— Лондона, Парижа, Нью — Йорка и Берлина — с одним интернациональным красным Центром — нашей русской коммунистической Москвой!!»[1276].
Ну, а на этом основании не было никакого смысла волноваться о границах и территориях. Военный нарком Н. Крыленко заявлял: «Какое нам дело до того, заботится или не заботится Германия о наращении или ненаращении территории? Какое нам дело — будет или не будет существовать сама Россия в том виде, как это доступно пониманию буржуазии? Наплевать нам на территорию! Это — плоскость мышления буржуазии, которая раз навсегда и безвозвратно должна погибнуть»[1277].
Эта логика влекла за собой откровенные авантюры, в которых разменной монетой не раз становился Донбасс. По мнению командующего 2–й Советской армии А. Скачко, в апреле 1919 г. большевики могли бы не сдать Донецкий бассейн Деникину, не превратить этот край в арену очередных кровавых битв, если бы не авантюрный поход в «иностранную» Галицию (или Галичину — как кому больше нравится) ради разжигания там «пожара мировой революции». 19 апреля он отправил Антонову — Овсеенко полное горечи письмо, в котором требовал немедленной переброски дивизий с Запада, которому ничего не угрожает, в Донбасс. Командарм, используя свой талант бывшего военного корреспондента, с пафосом писал: «Когда я сейчас получаю известия, что Каменец — Подольск взят, что мы уже в пределах Галиции, не радостное, но злобное чувство овладевает мною. Мы сами уходим туда, куда нас вытесняет из России реакция, мы побеждаем для того, чтобы в чужих странах, в которые мы сейчас входим как победители, оказаться в роли жалких изгнанников, потерявших свою страну, отдавших ее во власть реакции, благодаря увлечению широкими планами».
Но увлеченный походом «к славе международной арены» Антонов, как всегда, самоуверенно отвечал: «Ваши соображения о западе — слабоваты: там наш толчок развязывает новые силы, которые сами доделают свое дело… Вся задача в организации удара, способного сокрушить последние барьеры для развития революции. Сил для этого много на местах и их ни на что другое не отвлечешь. Раз там тронется — руки у нас целиком развязаны»[1278]. Не тронулось. Не развязались. И Галицию большевики «своей» страной не сделали, и Донбасс, а с ним и весь Юг России на время потеряли.
Когда они расхлебывали затем результаты своего пренебрежительного отношения к Донбассу и Деникину, вновь превратив Юг России в арену ожесточенных стычек, Ленин выступил с программным письмом «К рабочим и крестьянам Украины по поводу побед над Деникиным». В нем советский вождь ответил на злободневные вопросы, от которых зависело во многом то, кого поддержат крестьяне Полтавщины или шахтеры Донбасса. Для того чтобы снять противоречия, Ленин вновь завел старую пластинку о непринципиальности границ в связи со скорой победой «мировой революции». «Мы — противники национальной вражды, — писал он, — национальной розни, национальной обособленности. Мы — международники, интернационалисты. Мы стремимся к тесному объединению и полному слиянию рабочих и крестьян всех наций мира в единую всемирную Советскую республику… Поэтому, неуклонно стремясь к единству наций, беспощадно преследуя все, что разъединяет их, мы должны быть очень осторожны, терпеливы, уступчивы к пережиткам национального недоверия. Неуступчивы, непримиримы мы должны быть ко всему тому, что касается основных интересов труда в борьбе за его освобождение от ига капитала. А вопрос о том, как определить государственные границы теперь, на время — ибо мы стремимся к полному уничтожению государственных границ— есть вопрос не основной, не важный, второстепенный. С этим вопросом можно подождать и должно подождать… Было бы единство в борьбе против ига капитала, за диктатуру пролетариата, а из — за вопроса о национальных границах, о федеративной или иной связи между государствами коммунисты расходиться не должны».
