В 1867 году империя была преобразована в Австро-Венгерскую. Венгерское правительство получило власть над Закарпатьем, Словакией, Трансильванией и Хорватией. В 1875 году была запрещена Матица Словацкая, культурно-национальное общество. Для славянских народов империи в этой ситуации врагами были венгры и австрийцы. Одним из следствий многонационального состава империи являлась богатейшая палитра языков, звучавших на ее территории.
К концу гимназического курса Владимир Кривош владел семью языками: венгерским, итальянским, немецким, французским, хорватским, чешским и родным словацким. Одновременно он увлекся стенографией[1464]. Но его гимназический аттестат, выданный 26 июня 1885 года, говорит об отсутствии привычки к повседневной работе. В выпускном свидетельстве будущего полиглота нет ни одной отличной оценки. Из тринадцати предметов по одиннадцати, в том числе по языкам греческому, венгерскому, итальянскому, латинскому и немецкому, он получил «хорошо», а по истории и рисованию — «достаточно», т. е. тройки[1465].
После окончания гимназии Владимир поступил в Венскую восточную академию, но не закончил и первого курса. По словам Кривоша, его исключили якобы за то, что он во время посещения академии императором Францем Иосифом I гордо подчеркнул, отвечая на вопрос его величества, свою принадлежность к словацкой нации. На деле при несомненных лингвистических способностях учеба давалась Владимиру не столь уж легко. Лекции читались на двух языках: немецком и французском. Он владел ими, но не в совершенстве. Занятиям мешали и появившиеся соблазны. Как признает биограф Кривоша Рудольф Тибенский, вообще‐то относящийся к нему весьма благосклонно, провинциальный студент «стал нежелательным лицом… скорее из‐за своей необузданной и кичливой натуры и пренебрежения учебой»[1466]. По итогам первого семестра из девяти учащихся четверо имели только отличные оценки. Наш герой не имел ни одной отличной оценки, зато имел три тройки. Результаты второго семестра оказались не лучше. Знание Кривошем «Энциклопедии юридических и правительственных наук» было оценено как «недостаточное», т. е. на двойку. Педагогический совет 6 июля 1886 года вынес решение, что студент Владимир Кривош «требованиям Восточной академии не удовлетворил»[1467]. Молодой человек отправился в Россию.
В 1877 году было организовано Санкт-Петербургское славянское благотворительное общество. Оно провозглашало своими целями пропаганду славянского единства, заботу о славянах, переселяющихся в Россию, имело ряд журналов и научных сборников. В деятельности общества участвовали видные представители русской культуры. Его председателем с 1888 года был граф Н.П. Игнатьев, являвшийся с марта 1881‐го по май 1882 года министром внутренних дел. Владимир еще в Словакии познакомился с деятелями этого общества и мог рассчитывать на их поддержку.
В Петербурге Кривош оказался 17 октября 1886 года, когда занятия в университете уже шли. 12 февраля 1887 года министр народного просвещения И.Д. Делянов сообщил об отсутствии «препятствий в принятии… Владимира Кривоша в число студентов Санкт-Петербургского университета с тем, чтобы факультет восточных языков удостоверился в знании просителем русского языка»[1468]. В ожидании получения разрешения от министерства Владимиру позволили посещать занятия в качестве вольнослушателя. 27 августа того же года он был зачислен на восточный факультет[1469]. 28 сентября 1888 года принес присягу на верность новому отечеству[1470]. Сделал и следующий шаг: 2 июня 1889 года в Казанском соборе совершил обряд перехода в православие[1471].
29 апреля 1889 года Владимир Кривош обратился с прошением к ректору. Он писал, что считается студентом восьмого семестра, готовится к сдаче правительственного экзамена, но не попал в список, поскольку у него формально не зачтены второй и третий семестры[1472]. 14 мая декан доложил ректору, что «факультет полагает не возможным допустить… Кривоша к испытанию в Комиссии восточных языков наравне со студентами, вступившими в Санкт-Петербургский университет в 1885 году и имеющими восемь зачетных полугодий. <…> Факультет не находит возможным зачесть г. Кривошу и настоящее весеннее полугодие 1889 года»[1473]. 29 декабря того же года Правление университета выдало ему свидетельство о двух зачтенных полугодиях, одном зачтенном условно (седьмом) и одном не зачтенном[1474]. Это не мешало впоследствии Владимиру Ивановичу писать и говорить, как я отмечал выше, об окончании даже двух факультетов университета: восточного и юридического.
Пока же 11 декабря 1891 года Владимир Иванович Кривош был «определен почтово-телеграфным чиновником 6 [-го] разряда низшего оклада по Распорядительной экспедиции Санкт-Петербургского почтамта», а 24 апреля 1892 года назначен переводчиком санкт-петербургской почтовой цензуры. Это учреждение, как мы знаем, было официальным прикрытием «черных кабинетов», занимавшихся перлюстрацией. Рекомендация, по словам старшего цензора А.Д. Фомина, исходила от крестного отца Кривоша Н.П. Игнатьева, бывшего министра внутренних дел и известного дипломата. К делам «о секретной части», т. е. непосредственно к ведению перлюстрации, Кривош был допущен, по сведениям Фомина, в 1893 году[1475]. Заметим, кстати, что слух об Игнатьеве как о крестном отце Кривоша был еще одной выдумкой Владимира Ивановича. На деле его крестными были отставной полковник Генерального штаба В.В. Комаров (деятель Славянского благотворительного общества и издатель ряда периодических изданий) и вдова генерал-майора Вера Ивановна Розенгейм[1476].
Отличие Кривоша от коллег по «черному кабинету» состояло в том, что в его характере сочетались знания, талант, огромная работоспособность и неудовлетворенное честолюбие. Последнее из этих качеств быстро превратилось в тщеславие. Нашему герою мало было работы в цензуре и других спецслужбах. Он хотел проявить все свои способности и быть известным в обществе человеком. Если коллеги Кривоша скромно значились в адресной книге «Весь Петербург» как сотрудники Главного управления почт и телеграфов, то рядом с фамилией Владимира Ивановича уже в начале XX века указывалось: товарищ председателя Чешского вспомогательного общества в Санкт-Петербурге, уроки стенографии по новейшей системе[1477]. При этом вопросы морали и нравственности отступали на задний план. Именно здесь, как мне представляется, скрыт ключ к объяснению поведения Владимира Ивановича в эти, да и в последующие годы. Р. Тибенский, нередко его идеализирующий, тем не менее пишет: «Служебная лестница имела много ступенек, а Кривошу не хотелось медленно делать осторожные шаги. Он хотел делать скачки, он был слишком нетерпелив, чтобы стать действительным русским бюрократом»[1478].
Тщеславие Кривоша, его желание получения внешних отличий ярко характеризуется сравнительно малозначительным эпизодом. В сентябре 1902 года Владимир Иванович обратился к болгарскому дипломатическому агенту в Петербурге Д.И. Станчову с письмом, в котором просил о награждении его болгарским орденом, ссылаясь на то, что уже второе десятилетие «состоит цензором всей болгарской периодической печати». Дипломат переслал это письмо в МИД России, сопроводив его запросом, заслуживает ли удовлетворения данное ходатайство. Товарищ министра князь В.С. Оболенский-Нелединский-Мелецкий отправил эту переписку начальнику Главного управления почт и телеграфов князю Н.В. Шаховскому, указав, что такое обращение русского чиновника к иностранному представителю «едва ли представляется удобным». 12 декабря Шаховской ответил Оболенскому, что «Кривошу поставлена на вид бестактность его поступка»[1479]. Самое любопытное, что на такой поступок пошел почти сорокалетний человек, служивший одиннадцатый год и, казалось бы, хорошо представлявший особенности ведения дел в коридорах бюрократии.
В 1900‐е годы Владимир Иванович проявляет в области перлюстрации и свои технические дарования. Он делает два изобретения, которыми чиновники «черных кабинетов» будут пользоваться на протяжении десятилетий. Первое заключается в новом способе вскрытия писем с помощью специального аппарата наподобие электрического чайника. Теперь цензор в левой руке держит конверт над струей пара, а в правой — тонкую иглу, которой осторожно отгибает клапаны[1480]. Также Кривош рационализирует технику изготовления состава для поддельных печатей, которые наносятся в особенности на дипломатическую почту. Барон Ф. Тизенгаузен, считавшийся лучшим специалистом по вскрытию дипломатической почты, будет вспоминать на допросе в 1929 году, что «до 1908 г. при манипуляциях с подделками печатей практиковался состав серебряной амальгамы, а после по предложению Кривоша была введена медная амальгама, которая была и удобнее, и дешевле»[1481]. Именно за эти изобретения Владимир Иванович удостаивается в марте 1908 года ордена Св. Владимира 4‐й степени.
