Это, во-вторых, планеты, заселенные сообществами с жестко сбалансированной экологией, - все живое составляет в подобном мире единое целое. Таков, к примеру, "страшный" Пирр в романе Г. Гаррисона "Неукротимая планета". То же и в романе Р. Маккены "Охотник, вернись домой", и, скажем, в рассказе Д. Шмица, который так и называется: "Сбалансированная экология".
В-третьих, это планеты, на которых, как и на Солярисе, землян подстерегают псевдореальные образы, извлеченные из памяти людей, двойники или всевозможные иные, вполне ощутимые "фантомы"; на поверку такие планеты могут оказаться "искусственницами" - чудесным творением высокоразвитых братьев по Разуму ("Третья экспедиция" Р. Брэдбери, "Вечный эрзац" Э. Ван Фогта, "Цветы Альбароссы" М. Грешнова, "Планета для контакта" Е. Гуляковского, "Запрещенная планета" В. Стюарта, "Звездные берега" С. Слепынина и многие другие произведения).
В-четвертых, это... живые планеты, список которых, будем считать, открыл еще А. Конан Доил в своей повести "Когда Земля вскрикнула". Планету, которая "хотела, чтобы ее любили ради нее самой, а не ради богатства", мы найдем, к примеру, у того же Р. Брэдбери ("Здесь могут водиться тигры"); с живыми же планетами встретимся мы в "Малыше" А. и Б. Стругацких, в "Девочке с Земли" К. Булычева.
И наконец, каким-то боком примыкают сюда - в силу собственной необычности - разнообразные планеты-механизмы ("Фактор ограничения" К. Саймака, "Запретная зона" Р. Шекли, "Порт Каменных Бурь" Г. Альтова). Они действительно необычны, эти планеты, особенно же, пожалуй, та, которую придумал Р. Шекли. Обнаружив ее, земляне поначалу теряются в догадках, никак не могут понять назначение увенчивающего ее огромного столба с кольцом на конце. Этот столб оказывается... ключом, которым заводят "планету-игрушку"; попробуйте-ка представить себе размеры детишек, этой игрушкой забавляющихся!..
Подытожим. Не так уж, как видим, и одинок Солярис: в бескрайних просторах фантастической Вселенной есть у него и дальние, и близкие "родственники", есть даже и "старшая сестра"... Так, впрочем, очень часто случается в фантастике: у самой заманчиво оригинальной идеи "вдруг" обнаруживаются разнообразнейшие соответствия и параллели!
А свидетельствует это лишний раз вот о чем.
Фантастика - это прежде всего литература. Художественная литература. И сколь бы важную роль ни играли в ней научно-технические идеи, главный секрет обаяния лучших ее произведений в другом. В их художественной полнокровности.
Ведь и "Солярис" Лема завораживает нас отнюдь не подробнейшими обоснованиями самой возможности существования разумного океана, хотя и они, эти обоснования, безусловно для нас интересны. Роман Лема "берет" другим. Трудные пути человечества к звездам, встреча с Неизвестным на этих путях, проблематичность взаимопознаваемости участников Контакта, наконец, поведение и судьбы людей, уносящих к звездам весь свой земной "багаж", - ведь именно это привлекает нас в первую очередь в "Солярисе", не так ли?
О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ
В преддверии "грядущей борьбы"
Когда разговор заходит об истории фантастики как жанра или вида литературы, зачастую слышишь: жанр этот (или вид) создан в последней трети прошлого века Жюль Верном и Гербертом Уэллсом. В дореволюционной России не существовал.
С первым из этих положений трудно не согласиться: у колыбели научной фантастики, какою мы ее знаем, действительно стояли Жюль Верн и Герберт Уэллс. Но вот со вторым...
Мы плохо осведомлены о нашей дореволюционной фантастике.
Знатоки фантастики, говоря о русских ее истоках, непременно вспомнят и знаменитые в свое время романы А. Богданова "Красная звезда" и "Инженер Мэнни", и "случайную" вроде бы (однако же не единственную) фантастическую повесть А. Куприна "Жидкое солнце", и повести К. Циолковского, тоже написанные до революции, и фантастику В. Брюсова, и повести и романы П. Инфантьева, С. Соломина, М. Первухина, П. Бахметьева, В. Семенова, В. Чиколева, Б. Красногорского, С. Минцлова, Н. Шелонского... Кое-кто не без иронии припомнит и многочисленные романы В. Крыжановской-Рочестер - ее пенталогию "Маги", к примеру.
Словом, окажется, что не столь уж редким гостем была фантастика в старой русской литературе.
Найдутся, конечно, люди, которым вот такое копание в архивах фантастики покажется ненужным: ведь там же, в старой фантастике, ничего хорошего.
Но... Точно так же находились в прошлом люди, начисто отрицавшие "антинаучные" книги Александра Беляева. Да и "Аэлиту" Алексея Толстого признанную жемчужину советской фантастики! - тоже не жаловали.
Нет, "копаться" надо. Надо, чтобы понять, на какой почве вызревала современная советская фантастика, заявившая о себе в последние десятилетия и уверенно вышедшая на мировую арену. Надо, чтобы убедиться: фантастика - отнюдь не инородное тело в русской литературе, отнюдь не искусственно привитые традиции западных фантастов. Надо, наконец, чтобы подтвердить: народ, осуществивший грандиознейшую мечту всех народов и поколений, - этот народ умел и любил мечтать!..
В старой, пятнадцатилетней давности, статье Жака Бержье, прослеживавшей истоки советской фантастики, я когда-то наткнулся на имя Антона Мартыновича Оссендовского - имя, прочно забытое, ни разу не упоминавшееся в отечественной нашей критике. А критик французский относил повесть этого фантаста "Ужасы на бригантине" к разряду "истинных шедевров".
Нужно ли говорить, как взволновало меня, давнего поклонника научной фантастики, это краткое упоминание! Долгое время я пытался найти "истинный шедевр" Оссендовского - и не мог. Не мог, потому что не знал, где искать.
Но вот один мой товарищ, столь же фанатично преданный фантастике, вдруг сообщил мне: он - разыскал!.. И вот у меня в руках "ЕжемЪсячный литературныя и популярно-научныя приложеiя къ журналу "НИВА" на 1913 годъ". И в них - повесть А. М. Оссендовского "Бриг "Ужас" (французский критик, библиотека которого погибла в годы второй мировой войны, о дореволюционной русской фантастике писал по памяти и непреднамеренно исказил название произведения).
Заранее предвкушая удовольствие и одновременно тревожась - действительно ли повесть так хороша? - начинаю переворачивать пожелтевшие от времени страницы.
...Группа русских ученых работает над выведением "гигантского плазмодия" плесневого гриба, с необычайной быстротой размножающегося, согревающего и удобряющего почву. Вот и первые успехи. На дворе декабрьские морозы, а на опытных грядках зеленеют молодые побеги. Открытие обещает стать грандиозным: применение "плазмодия" продвинет далеко на север такие типично южные культуры, как, скажем, цитрусовые, позволит даже в северных широтах снимать по три урожая в год...
Что ж, для 1913 года мечта о продвижении цитрусовых на север, о трехстах пятидесяти зернах в одном колосе, о трех урожаях в год - довольно-таки смелая мечта! Особенно если вспомнить, что фантасты тридцатых - пятидесятых годов мечтали у нас порой о куда меньшем: о том, чтобы хоть два-то урожая снять, и не на шестидесятой параллели, как у Оссендовского, а значительно южнее, в средней полосе России... И все-таки: не маловато ли одной только этой - в конце концов, чисто технической - идеи для "истинного шедевра"?
Читаю дальше.
...На огромном пространстве между Шпицбергеном и Беринговым морем начинают гибнуть деревянные рыбачьи суда, занимающиеся ловлей сельди, трески и китобойным промыслом. Они не тонут, нет - много страшнее: непонятная плесень съедает их обшивку, палубы, мачты и даже паруса.
Одновременно рыбаки сообщают, что в северных морях ими обнаружены целые косяки рыбы, всплывшей на поверхность, - десятки миль покрыты гниющей треской и сельдью...
(Сегодня, с высоты наших семидесятых, всякому, кто хотя бы чуть-чуть приник к фантастике, совсем несложно предположить: ага, это, наверное, таинственный "плазмодий" вырвался на свободу?! Но не будем забывать, речь-то идет о произведении, написанном шестьдесят с лишним лет назад.)
На изучение загадочного явления отправляется научная экспедиция. И выясняется постепенно, что неожиданное бедствие - действительно дело рук человеческих. Это Яков Силин - маньяк, в обиде на близких ему прежде людей возненавидевший все человечество, - заразил океан плесневым грибом, быстро и жадно поедающим свои жертвы.
Опасность между тем грозит уже не только океану: попав на берег с выброшенной волнами рыбой, "плазмодий" распространяется и по суше, мгновенно убивая всё живое на своем пути.
И ученые - герои повести - вступают в прямую борьбу с бывшим своим коллегой. Одна мысль движет ими, одно стремление - загнать джинна в бутылку, из которой он, использовав удобный момент, вырвался.
Да-а... Повесть Оссендовского - вовсе не из числа сладеньких научно-технических утопий. Жак Бержье (кстати сказать, известный ученый-атомщик, а в годы войны - активный участник французского Сопротивления) имел все основания для того, чтобы вспомнить об этой повести в наши дни.
