Бахтин экзистенциален и прост. Вспоминая любимые из него места, хотелось в этом именно убедиться (но нынче надо уже его таким суметь рассмотреть сквозь туман современной «бахтинологии»). И он же «тёмен», как Гераклит (как кто-то недавно о нём пошутил – но только ли пошутил?), протеичен, неуловим. «Ядро» его неуловимо в наши интерпретационные сети. Бахтин – проблема в том самом собственном его, бахтинском, смысле – он так себя поставил (оставил) по отношению к нам – в большей степени, нежели нам оставил «концепцию». Он нас озадачил: Михаил Михайлович задал нам задачу и не дал алиби от неё уклониться; здесь самое время вспомнить ещё одну из сильных его метафор, экзистенциальную тоже, завещанную им не только как философский тезис, но как заповедь: не-алиби в бытии.
1995–2015 гг.
Сергей БОЧАРОВ , филолог, ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН
Тайны «Круга Бахтина»
30 июня 2015 г. исполнилось 120 лет со дня рождения Валентина Николаевича Волошинова (1895–1936). 17 ноября 2015 г. исполнилось 120 лет со дня рождения Михаила Михайловича Бахтина (1895–1975).
Эти два человека были ровесниками и друзьями, но их судьбы сложились по-разному. Бахтин прожил нелёгкую жизнь, но она длилась вдвое дольше жизни Волошинова, и он сумел под конец достичь признания. Сейчас его имя не нуждается в представлении. А Волошинов также жил трудно (хотя в отличие от Бахтина ни разу не был арестован), за короткий период деятельности издал под своим именем всего две книги («Фрейдизм», 1927; «Марксизм и философия языка», 1929) и несколько статей и умер, всеми забытый. Судьба этих книг и статей также оказалась сложной: сначала их забыли, а когда вспомнили, авторство Волошинова было оспорено в пользу Бахтина.
Эти два совсем молодых человека встретились в начале 1919 г. в небольшом городе Невеле (ныне Псковская область). Волошинов к тому времени был студентом-юристом Петроградского университета, поэтом и композитором, в 18 лет он уже издал музыкальные произведения. А больной с детства остеомиелитом Бахтин по этой причине, как выяснил крупный исследователь его биографии Николай Алексеевич Паньков (1956–2014), не имел даже среднего образования, оставив четвёртый класс гимназии. Тем не менее именно он стал лидером кружка, который у нас сейчас стало принято называть «кругом Бахтина».
В 1923 г. «круг Бахтина» перебрался в Петроград, вскоре ставший Ленинградом. Его состав пополнился, и кружок продолжал существовать до ареста Бахтина в конце 1928 г.
«Круг Бахтина» имел свои особенности. Чаще кружок объединял людей близких специальностей, но вокруг Бахтина собрались представители разных наук, даже не только гуманитарных: петрограф Б.В. Залесский, биолог И.И. Канаев. Члены кружка хорошо дополняли друг друга. Они работали или учились в разных местах и постоянно встречались с редко выходившим по болезни из дома Бахтиным. В ленинградский период существования кружка появились значительные публикации его участников: «Проблемы творчества Достоевского» Бахтина, «Формальный метод в литературоведении» П. Медведева, две вышеупомянутые книги Волошинова.
Сам Валентин Николаевич сразу по возвращении в Петроград восстановился в университете, но уже на этнолого-лингвистическом отделении факультета общественных наук, которое окончил в 1924 г. С 1925 по 1930 г. он был связан с Институтом сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока (ИЛЯЗВ). В «круге Бахтина» Волошинов был единственным специалистом по языку. Тем не менее его первая книга посвящена иным сюжетам. Это скрупулёзный анализ концепций З. Фрейда, оцениваемых резко отрицательно. Автор приходил к выводу: «Психоанализ – плоть от плоти, кровь от крови разлагающейся буржуазной идеологии».
Вторая книга касалась проблем языка. Речь в ней шла и о марксизме, однако данная проблематика всё же не была главной. В центре внимания автора – история науки о языке и сущность человеческого языка.
А Бахтина в это время постигла катастрофа: он был арестован из-за связей вне кружка, в котором тогда больше никто не пострадал. На следствии он назвал себя «марксистом-ревизионистом», другие шли как «кадеты» и «монархисты». В марте 1930 г. Михаил Михайлович уехал в ссылку в Кустанай. Больше он и Волошинов никогда не видели друг друга. Кружок распался, хотя большинство его членов оставались в Ленинграде.
После закрытия ИЛЯЗВ Волошинов преподавал в Педагогическом институте имени Герцена, потом перешёл в Ленинградский институт повышения квалификации работников искусств, где читал социологию искусства и стал профессором. А после 1930 г. публикации Волошинова навсегда прекратились. На долгие годы перестал печататься и Бахтин.
Обе монографии Волошинова были забыты ещё при его жизни. Вспомнили их, прежде всего «Марксизм и философию языка», не у нас, а на Западе, благодаря Р. Якобсону, по инициативе которого она была в 1973 г. издана в английском переводе и сразу стала популярна во многих странах.
Однако как раз в годы, когда книгу открыли, возникла неожиданная проблема. Если издание 1973 г. ещё вышло под фамилией Волошинова, то вскоре всё более популярной начала становиться идея о принадлежности Бахтину книг и всех статей, изданных под фамилией Волошинова, а также книги расстрелянного в 1938 г. П.Н. Медведева о формальном методе. Об этом стали говорить ещё при жизни Бахтина, скончавшегося в марте 1975 г., и ещё чаще после его смерти. Одно из первых указаний было как раз в 1975 г. в третьем издании Большой советской энциклопедии, где в статье М.Н. Эпштейна «Психоанализ» в числе авторов, использовавших его положения «в борьбе против формалистической и вульгарно-социологической методологии», был назван «В. Волошинов (М. Бахтин)». Получалось, что Волошинов – псевдоним Бахтина! И сейчас в каталоге РГБ и Исторической библиотеки под фамилией Волошинова одна карточка: «Под этим именем публиковал свои работы М.М. Бахтин».
Но на чём основана версия об авторстве Бахтина? Есть много свидетельств того, что Михаил Михайлович говорил об этом в последние годы жизни. Однако это были лишь устные высказывания, Бахтин избегал об этом говорить при записи на магнитофон и редко письменно касался этой темы... Сегодня у нас, к сожалению, нет возможности отделить идеи Бахтина от идей Волошинова. Обращение же к бесспорным сочинениям Бахтина не поможет: в те годы он не писал о проблематике, связанной с языком, а в его лингвистических работах 50-х годов концепция частично изменилась.
Итак, следует признать значение и Бахтина, и Волошинова. Вклад каждого из них в науку значителен. О Бахтине написано очень много. О Волошинове – значительно меньше: разве что содержательные исследования Н.Л. Васильева и Н.А. Панькова. Будем надеяться на то, что в будущем ситуация изменится...
Владимир АЛПАТОВ, директор Института языкознания РАН, член-корреспондент РАН, доктор филологических наук
Человек завета
Из жизнемыслей Георгия Гачева (1929–2008)
Поехали к Бахтину в Саранск Бочаров, Кожинов и я
18.09.2003. К нам в отдел теории принесли Словник предпринимаемой новой Литературной энциклопедии на «апробацию». И вот Кожинов задал вопрос: «А почему нет имени Бахтина?» Он один из нас читал книгу Бахтина о поэтике Достоевского, 1929 г. издания. Встал вопрос: жив ли? где он?.. Оказалось – жив, в Саранске, – сообщил Л.И. Тимофеев. Более того: в архиве ИМЛИ за железной дверью – диссертация Бахтина о Рабле. Мы приникли читать желтоватые страницы – и нам «открылся мир иной». Кожинов написал письмо. Бахтин ответил – и мы, лёгкие на подъем, тридцатилетние, вот уже в поезде – и наутро в Саранске. Ночь не спали, проговорили – наутро, несколько ошалелые, сошли. Куда приехали? В Мордовию – в Тьмутаракань какую_то… Но день – летний, солнечный…
В гостях у Бахтина – в его хронотопе
19.09.2003. Вон позвонил Бочарову – освежить в памяти нашу поездку к Бахтину (была, оказывается, в конце июня 1961-го, до моей поездки в Среднюю Азию), и он, припоминая нашу с ним беседу дома у них, главное: впервые услышал слово ХРОНОТОП! Что всё совершается не тут, на плоском уровне «здесь и теперь», но – в вертикали и шаре Целого: во Времени_Пространстве! Раздвинул и горизонты, и оси…
Кстати, Бочаров вспомнил: да, мы не спали ночь в поезде, стояли в тамбуре, Вадим много читал стихи – и, в частности, Мандельштама – про ос: «сосут ось земную»… Я же эти стихи помню в интонации А.Д. Синявского: делая губы трубочкой, произносил: «сосут…»
Молодые были! Вадим в купе состязался с солдатиком: кто руку передавит-положит другого – и огорчался, что тот брал верх.
Разны и воспоминания о первой встрече с Бахтиным. Мы пришли к Университету, у ступенчатого подъёма. И мне виделось так: мы внизу, а сверху вдруг появился шар головы приземистого человека на костылях, в лучах солнца голова – как в нимбе-ореоле… Бочаров же помнит иначе: Бахтин просто стоял внизу лестницы и ждал машину…
