исчезают только в идеальном государстве, в котором политики относятся к сыновьям других людей как к собственным детям. Часть социально-политических систем прилагает существенные усилия к тому, чтобы их лидеры объективно оценивали издержки войны. Возьмем Джорджа Вашингтона. Он не был ни Белым Цветком, ни всемогущим деспотом. Сколько бы он ни стремился приобрести земли на западе или последние новинки европейской моды, у него никогда не были развязаны руки настолько, чтобы по собственной воле втянуть Америку в войну. Его власть имела ограничения. Вашингтон зависел от Континентального конгресса. Нужно было, чтобы 13 нарождающихся штатов, каждый со своим расистским законодательством, дали ему войска. Его действия могли подвергаться дотошному анализу и жесткой критике со стороны прессы. Он был главой нации фермеров, ремесленников, лавочников и юристов, каждый из которых держался за свою собственность и был глубоко убежден в своем равенстве с другими людьми. Все источники власти в колониальной Америке – земля, деньги, оружие, принятие решений – были широко распределены. В конце XVIII века это сделало Джорджа Вашингтона одним из самых ограниченных лидеров своего исторического периода. Пусть даже среди американцев европейского происхождения в первые годы республики лишь небольшая часть населения имела право голоса, для претворения в жизнь своих решений Вашингтону требовалась широкая коалиция плантаторов, торговцев и военных.
Необходимость поддержки со стороны представителей множества влиятельных групп заставляет лидера действовать в качестве унитарного актора. Она вынуждает его интернализировать издержки от конфликта, которые лягут на плечи всех членов коалиции. Эти группировки имеют меньшую предрасположенность к войне, чем диктатор, и, как следствие, менее склонны к развязыванию конфликтов [19].
Не существует хороших или плохих лидеров, которые достойно или недостойно ведут себя на своем посту. Есть только ограниченные и неограниченные.
Лидеры вроде Джорджа Вашингтона при всем его ненасытном аппетите к земле и изящной одежде все же относятся к тем, кто ставит Бога и нацию выше собственных интересов. Они готовы отказываться от соблазнов, которые предлагает им власть. Тем не менее стабильному и благополучному обществу следует трезво смотреть на человечество в целом и политических лидеров в частности, строя свою жизнь исходя из наихудших сценариев и предположений.
Глава 3
Нематериальные стимулы
До сих пор соперники, которых мы рассматривали, преследовали исключительно материальные интересы: территории, трофеи или контроль над государственными и общественными институтами, Но очень многое из того, что ценит и к чему стремится человек, нематериально. Он может руководствоваться благородными мотивами: желанием призвать к ответу колонизаторов или высшие классы общества, праведным стремлением к равенству, справедливости или свободе. В таких случаях, даже если конфликт ведет к разрушениям, достижение высоких идеалов может оказаться весомее потерь. Насилие в таком случае может восприниматься как добродетель и приносить удовлетворение. Возможны ситуации, при которых компромисс отвратителен и избежать его необходимо любой ценой.
Нематериальные мотивы могут быть грубыми и неблагородными: правители могут стремиться к славе и месте в истории через завоевания, толпа – находить удовольствие в искоренении еретической идеи, общество – наслаждаться господством.
При всем различии этих мотивов они стоят в одном ряду, потому что поддаются одному логическому объяснению: они направлены против компромиссов. Ранее мы говорили о том, что война – это чистые затраты и ее ведение сокращает размер пирога. Но если насилие ценится само по себе или совершается ради вознаграждения, которого можно добиться только насилием, тогда принципы дележки пирога меняются. Эти нематериальные стимулы заслоняют материальные издержки войны и тем самым затрудняют поиск мирных путей разрешения конфликта. Если стороны настаивают на нематериальных выгодах, они сокращают диапазон договоренностей, который в крайних случаях может сойти на нет.
В этой главе мы рассмотрим четыре примера. Три из них связаны с праведным гневом, идеологией и стремлением к славе и статусу. Появляясь в истории, они подрывали основы для компромисса. О четвертом примере, связанном с врожденным стремлением человека к агрессии, этого сказать нельзя. Но многие считают, что это человеческое свойство может вылиться в войну, поэтому мы рассмотрим и его.
– Я крестьянин, – объяснял простой сельскохозяйственный работник. Как и его родители, он пахал до седьмого пота на одной из многочисленных кофейных плантаций Сальвадора. – Я работал на богачей, это был тяжелый труд. Я часто чувствовал возмущение и ярость.
На протяжении многих поколений большая часть территории Сальвадора находилась в распоряжении сальвадорской элиты. Земля была поделена на поместья, которые называются гасиендами. Все остальные жили практически на положении невольников – в качестве рабов у землевладельцев. Работник продолжил:
– Как я стал бойцом народного движения? Оно родилось из общественного возмущения, я так думаю [1].
Для Элизабет Вуд это был необычный разговор. Несколькими годами ранее она работала над диссертацией по физике в университете Беркли, где изучала ядерные частицы. Но ее внимание захватили текущие события. Это было в начале 1980-х годов. В Сальвадоре бушевала война между элитами, которым принадлежали плантации, и партизанским движением разгневанных кампесино. Ключевой вопрос: кому должна принадлежать земля в стране? Армия выступила на стороне элиты и вела массовое уничтожение партизан и их сторонников. Им было нелегко отличить сторонников от простых невольников, поэтому они безжалостно убивали и тех и других, Беженцы из Сальвадора хлынули в Соединенные Штаты,
Между занятиями в университете Элизабет работала волонтером в качестве переводчика и параюриста, помогая несчастным семьям подавать документы на право политического убежища. Слушая их истории о репрессиях и бунтах, Элизабет почувствовала, что ей больше интересны силы, действующие в обществе, чем в мире атомных частиц. Она стала ездить в Сальвадор и работать там. Через несколько лет она вместо физики получила ученую степень в области политических наук. Так она оказалась в Сальвадоре – худенькая женщина, которая в небольшом пикапе моталась по высохшим речным руслам, посещала отдаленные крестьянские жилища и много разговаривала о войне. Она хотела понять, кто уходит в партизаны и почему.
Это было крестьянское восстание против узкого класса плантаторов. Люди должны объединяться, надеясь получить землю, думала Вуд. Но выяснила она совершенно иное. Сальвадорские повстанцы крайне левого толка не обещали своим сторонникам особого вознаграждения. Последнее, чего им хотелось, – создать новый привилегированный правящий класс. Любой кампесино, живущий на спорных территориях, мог обрабатывать землю вне зависимости от того, оказывал он помощь партизанам или нет. Главное – они не должны были сообщать какие-либо сведения правительственной армии. Фактически это означало, что большинство крестьян могли быть фрирайдерами: пользоваться плодами вооруженного движения и не нести никаких издержек.
Если так, то кто же воевал? Зачем рисковать собой
