И также из тьмы времен выступает перед любопытным взором Злата уличка — тридцать «домичков», приткнувшихся к кремлевской стене, где жили и делали «злато» королевские алхимики. Кельи, клетушки с большими печными трубами, с подслеповатыми оконцами, вросшие в толщу кремлевской стены под крутым скатом черепицы. Задние окна этих «домичков» выходят по ту сторону стены на королевский сад, где впервые в Европе были выращены тюльпаны, привезенные из Турции.
— А потом Голландия закупила их у нас и сделала выгодной отраслью своего хозяйства, — поясняет нам провожатый.
— А отчего ваша столица называется Злата Прага?
— Оттого, что у нас, как в старой Москве, свои «сорок сороков». Купола пражских церквей и девяноста башен были позолочены.
Пражский кремль Град расположен на высокой горе, у подножья которой протекает полноводная Влтава. На островах ее среди пышных садов, как и всюду, белеют дворцы.
— Это резиденция наших пионеров, — сказал гид.
Мы переехали Влтаву по Карлову мосту, возведенному пятьсот лет назад. Это очень внушительное в своей суровой красоте сооружение. Оно держится на каменных арках, на массивных прямых его перилах масса статуй. Существует легенда, что со всей страны были собраны и привезены яйца, чтобы сделать раствор для кладки камней при постройке этого моста.
Асфальтированная дорога-улица идет зигзагами на кремлевскую гору, где расположены Градчаны. И вот мы у входа в самый кремль Град. По обе стороны ворот превосходные скульптуры. Направо полуголый атлет опрокинул на землю могучего противника ударом дубины; налево — такая же группа, но там вместо дубины пущен в ход нож. На наш вопрос: «Что это значит?» — нам ответили: «Это значит: человек человеку — зверь».
Образы жестокого прошлого еще ярче оттеняют радость сегодняшнего дня, когда в стране к власти пришел народ и человек человеку стал другом!
В Чехословакии строятся новые заводы, электростанции, рабочие поселки, детские сады и ясли, и вместе с тем заботливо и ревниво оберегаются замечательные памятники истории. Нам показали собор святого Витта в Пражском кремле, созданный по образцу собора Парижской богоматери. Он строился тысячу лет. Его устремленные ввысь готические башни и сто двадцать девять уродов-химер, которые смотрят с крыш черными провалами глаз и ртов, его мозаичные окна, сделанные художниками из цветных стекол и стоящие миллионы крон, статуи святых и серебряные алтари — все это вклад трудового народа в развитие мировой культуры. Церковники, обирая свою паству, не скупились на расходы ради того, чтобы пустить пыль в глаза. Когда капуцины «изобрели» своего святого — Яна Непомука, духовника королевы, не выдавшего тайну исповеди ревнивому королю, они оборудовали в соборе — роскошный алтарь — надгробие, барельефы которого изображают смерть святого, сброшенного по приказу короля во Влтаву с Карлова моста. Наверху статуя Непомука. На все это пошло полторы тонны чистого серебра. Не забыта, конечно, и священная реликвия: кусочек «нетленного языка», «обнаруженного» капуцинами через триста лет после гибели Непомука и вправленного в алтарь, где сияет лучами и серебряный язык, величиной с подошву. Забавно видеть эту игру в святость!
В соборном притворе нам показали дверь за семью замками, которую можно открыть, имея семь разных ключей. За этой дверью хранятся сокровища бывшего королевского дома — драгоценности, которые извлекались только во время коронаций.
— Они и сейчас там?
— Конечно, — ответил переводчик и, словно в подтверждение своих слов, потащил нас в Лоретто, взглянуть на богатства бывшего капуцинского монастыря, расположенного на горе, рядом с кремлем.
В Лоретто нас встретил мелодичный, точно хрустальный, звон. Оказалось, били часы: двадцать семь колоколов, сделанных амстердамским мастером, вызванивали на башне двухэтажного здания «Песнь богородице». Здание Лоретто, к которому примыкают постройки капуцинского монастыря, поставлено так, чтобы внутри образовался квадратный двор, где стоит каменный домик — копия «дома святой семьи» в Назарете. «Подтверждает» это кусок дерева, примощенный на каменной стене двухметровой толщины, — бревно, взятое из «стены святого дома». Лоретто — копию с римского Лоретто, — как и монастырь капуцинов, основали две богатейшие развратницы XVII века графиня Коловрат и Текла Валленштейн, под старость убоявшиеся наказания от бога за грехи своей жизни…
Нам показали в простеньком и очень тесном хранилище массу золота и драгоценных камней. Привлекали внимание золотые «благодетельницы» — каждая около пуда весом — изображение лучистого солнца на высокой подставке. При торжественных богослужениях священники благословляли ими молящихся. Очень богата церковная утварь, ризы, унизанные жемчугом, лампада с подвеской — сердцем из золота в кулак величиной. Бесценно распятие из слоновой кости и черного дерева работы Бенвенуто Челлини. Поражает «благодетельница Чумная», сделанная из колец, браслетов и сережек, пожертвованных прихожанками в благодарность за спасение от чумы, и еще одна благодетельница, украшенная сорока восемью крупнейшими жемчужинами, принадлежавшими Текле — дочери богача Валленштейна. Когда мы уже устали удивляться, нам показали в последней застекленной нише «благодетельницу», сделанную по заказу основательницы Лоретто графини Коловрат из семнадцати килограммов золота и усыпанную бриллиантами так, что солнечные лучи ее сияли как настоящие. Эти шесть с половиной тысяч бриллиантов были нашиты раньше на одном платье распутницы. Среди них блестит бриллиант стоимостью в десятки миллионов крон.
— Самая богатая в мире, — говорит переводчик, весело посматривая на сверкающую игрушку. — Ее привезли сюда под конвоем батальона солдат. Сейчас американцы предлагают нам за нее семьсот миллионов долларов, но мы хотим сделать большой музей и выставить там все это, чтобы народ увидел, на что шли его денежки.
— Почему же Гитлер не забрал драгоценности себе, когда оккупировал Чехословакию? — спросили мы переводчика, выходя из Лоретто.
Он хитро засмеялся:
— Гитлер и папа — это была одна рука.
Да, действительно, рука одна! Недаром капуцины пошли против народного правительства и свой монастырь превратили было в рассадник шпионажа в пользу иностранных агрессоров.
Народ знает, кто его друзья, а кто враги, и свято чтит память советских бойцов, павших в борьбе за освобождение Чехословакии. Могилы их всегда украшены свежими цветами. Нам показали здание военной академии, возле которой происходили ожесточенные бои советских войск с гитлеровцами. На площади Советских танкистов мы увидели поставленный здесь, как монумент, русский танк, первым вошедший в Прагу. Побывали у дома, где в 1912 году проходила Пражская конференция и где выступал Ленин.
* * *
Рано утром мы вылетели в Копенгаген на четырехмоторном голландском самолете. К сожалению, из-за сплошной облачности увидеть Карпаты с высоты нам не удалось. Осталось лишь впечатление плавного полета над белоснежными полями под голубым небом и сияющим солнцем. Только иногда удавалось увидеть внизу в жемчужно-светлых провалах темную тень нашего самолета, окруженную радужным кругом.
Спустились в молочную кипень облаков. Туман вдруг разошелся, показались черная земля и светлые пятна воды. Плоский берег. Большой город в зелени садов. Потом ровные четырехугольники полей. Фермы. Длинные коровники и свинарники под серыми и красными крышами. Пруды и прудочки, окаймленные деревьями. Точно по линейке обрезанные опушки лесов. Опять, похоже, пролив. Низкий травянистый остров как скопище зеленой ряски на синей воде. Белые чайки. Пароходы и катера тянут за собой полосы сверкающей ряби. Летим над домами, рассыпанными на плоском берегу, над белой пеной прибоя. Опять пересекаем какой-то остров или полуостров с полями, фермами и лесочками. И вдруг устремляемся к воде. Ниже. Ниже. Вот-вот плюхнемся в нее… Но навстречу вывертывается берег, подставляя отличные дорожки аэропорта.
Итак, мы в Дании. Возле аэродрома нас встречают дети и женщины с цветами. После таможенного осмотра садимся в такси и катим на другой конец города, где находится отведенный нам скромный отель.
Копенгаген — мировой порт, расположенный на плоской низине, — производит, в отличие от Праги, впечатление очень современного делового города, хотя тоже имеет тысячелетнюю историю. Добротные дома в пять-шесть этажей под крутыми скатами черепичных крыш. Огороженные решетками каналы порта проходят от гавани к самому центру. Триста шестьдесят дней в году над городом работают морские ветры, продувая его со всех сторон. Летом это приятно, но зимой, при большой сырости, переносить их нелегко. Жителей около миллиона, но на улицах больше птиц, чем людей. Повсюду шныряют черные дрозды. Чайки ходят по крышам домов, по дворам, усыпанными гравием, кружатся стаями, играя над тротуарами, носятся над рыбным рынком, схватывая с прилавков рыбу, лепятся, как белые украшения, то на выступы ближних зданий, то на плечи и голову каменной бабы-торговки. Дикие утки запросто плавают в прудах и каналах. Город окутан зеленью садов, уличных аллей, иные дома так увиты плющом, что блестят лишь просветы окон. Роскошны тучные деревья и газоны парков. И всюду масса чудной сирени. Как раз она цвела: везде белели, розовели и лиловели пышные ее душистые гроздья. Очень хороши всевозможные живые изгороди, образующие сплошные зеленые переулочки. Кругом поразительная чистота.
