Кружева на портретах русских художников Боровиковского и Брюллова заставляют вздохнуть не одну женщину.
Замечательно передавал вещественный мир знаменитый русский художник Федотов. Виртуозно владели техникой изображения предметов Константин Маковский и Семирадский. В наше время такими руками и таким глазом обладал художник Лактионов. Посмотрите на его картину «Вселение в новую квартиру», и вам немедленно захочется потрогать шершавую и блестящую поверхность листьев фикуса. Вы не только рассмотрите все подробности этикетки на спичечном коробке, но даже сможете сказать, долго ли им пользовались и сколько примерно спичек в нем еще осталось.
Такое умение порою представляется волшебством. Хочется заглянуть за холст, убедиться, что за ним стена. Впрочем, поражает здесь не только умение, но и ясно видимый огромным труд, вложенный художником в картину.
«Поди-ка, — думает начинающий зритель, — напиши вот так-то каждый волосочек, молодец, что и говорить, — молодец!»
Ничего странного или противоестественного в таком отношении к живописи нет. Так начинают все. Плохо, когда так кончают!
Непременно избавьтесь от заблуждения, что изображение предметного мира есть конечная цель художники, что сравнивать картины надо по степени прямой похожести изображенных вещей на настоящие.
Избавиться от этого заблуждения нелегко. Определенные психические связи, возникшие в нашем мозгу, устойчивы и цепки. По избавиться необходимо! Это обязательное условие проникновения в тайны изобразительного искусства. Иначе всякий художник, пренебрегающий внешней похожестью вещей, будет казаться вам не умеющим рисовать! Думать, что научившийся изображать предметы краскам на полотне уже художник, — то же самое, что считать всякого умеющего писать писателем. Нельзя азбуку искусства принимать за его смысл!
Кстати, вы удивитесь, когда узнаете, что дотошное, почти фотографическое изображение вещей не требует особого труда и что на одни глаза портретируемого художник затрачивает порой значительно больше времени, чем на выписывание сложного туалета с кружевами и лентами. А в старину известные художники доверяли всю эту мануфактуру своим ученикам. Преодолеть притягательную силу ослепительной «подлинности» вещей, пробиться сквозь нее или невзирая на ее отсутствие к поэтическому замыслу художник можно единственным способом. Надо чаще смотреть картины.
…Я стоял перед полотном художницы Шевандроновой «В сельской библиотеке». Неожиданно за моей спиной раздался женский голос, в котором звучало торжество открытия:
— А вот и неправильно! Ребята пришли в библиотеку в шапках, неправильно!
После некоторой паузы она сказала спутнику:
— Правда, может быть, делают скидку на деревню? А вообще неправильно, неправильно.
Она очень напирала на это «неправильно». Я не выдержал и обернулся:
— Но ведь картина — не правила поведения для школьников!
Мое заявление не обескуражило ее.
— Но ведь это Третьяковская галерея! Сюда со всего Союза приезжают! Чему же будут учиться дети по этой картине, вы представляете? Надо же продумывать!..
Нет, эта женщина не впервые смотрела картины. Она не предполагала, что художница хотела лишь изобразить «как настоящие» лица детей, шапки-ушанки, книжки, зимний свет за окном и топящуюся печь. Она знала, что искусство преследует более высокую цель, но какую?..
Как-то мне пришлось прочитать пришедшее в редакцию письмо работниц железнодорожной станции Шумиха Курганской области, в котором они возмущались демонстрацией французского фильма «Красное и черное» по знаменитому роману Стендаля. Причиной возмущения послужило то обстоятельство, что, по мнению авторов письма, «фильм не воспитывает нашу молодежь, не вдохновляет ее на подвиги».
Железнодорожницы знают, что искусство должно помогать строить, воспитывать, но как?..
В пьесе Николая Погодина «Сонет Петрарки» есть сцена, в которой две девушки разговаривают в антракте музыкального концерта.
«Девушка в сером. На меня музыка действует отрицательно… она меня демобилизует.
Девушка в голубом. С тобой нельзя никуда ходить. Ты только об одном и думаешь, что тебя мобилизует и демобилизует.
Девушка в сером. Странно, а для чего тогда искусство? Для того, чтобы мобилизовать.
Девушка в голубом. Ни за что с тобой не пойду на концерты».
Не правда ли, у женщины, спорившей перед картиной, и у работниц станции Шумиха есть что-то общее с «девушкой в сером»? Это общее — ложное представление о прямолинейном воздействии художественных произведений. Его точно зафиксировал драматург. Должно быть, оно слишком распространилось.
Да, искусство учит, но не поучает! Живопись не обязана инструктировать вас, как вести себя в общественных местах, демонстрировать трудовые навыки или голосом строгой учительницы наставлять: в таких-то случаях поступай так и только так, а в таких так-то.
Прямолинейное воздействие живописи исключено ее природой. Об этом, к сожалению, забывают порой не только зрители, но и создатели. Поэтому все еще пишут «правильные» полотна, где и сюжет самый что ни на есть злободневный, а результат все-таки равен нулю. Разве что подойдет к такому полотну некто строгий и скучный и промолвит «Здесь все правильно» и пойдет дальше…
Нет, давайте навсегда условимся: художественный музей — не инструктаж, не производственное совещание и не собрание, созванное для обсуждения «морального облика» комсомольца. Картина не должна вас мобилизовывать на выполнение выраженных в цифрах производственных заданий
— Странно, а для чего тогда искусство? — спрашивает «девушка в сером».
Но прежде еще об одной очень важной детали всего механизма воздействия искусства.
Могущественная ассоциация
Ассоциация идей — связь представлений, благодаря которой одно представление, появившись в сознании, вызывает по сходству, смежности или противоположности другое.
Словарь иностранных слов
Явление ассоциации встречается в нашей жизни на каждом шагу. Оно не исключение, а норма человеческой психики. Может быть, слово это вы употребляете редко. Но в своем воздействии на человека искусство использует явление ассоциации чрезвычайно широко, современное искусство особенно.
…Где-то в середине февраля выдастся день, когда солнце не буднично посмотрит на землю, свеженькие пятна его расползутся по фасадам домов, небо поразит вас голубизной, а ветерок, непрошено ворвавшийся в вашу грудь, будет совсем особого вкуса. Тогда вы скажете: «Запахло весной!» И в воображении, в едином образе встанут все пережитые вами весны, вы увидите лопнувшие почки, стреловидные листочки, первую траву, ощутите ее свежий запах. А кругом ничего этого нет. На дворе — февраль, на улицах — сугробы, и не то что завтра, а через какой-нибудь час задует, да как…
Все виденное вами исходит от вас самих. Строй ваших мыслей и чувств порождает бесконечную цепь ассоциаций. Одно представление тянет за собой другое, как бы вливаясь и него. В этой цепочке такая последовательность, которую часто и не понять и не уследить, но она приведет вас от первой посылки, от подувшего сладкого ветерка к радостной картине весны. И все это произойдет в одно мгновение. Наш высший нервный аппарат работает с такой скоростью, какой, может быть, никогда не достигнут самые совершенные электронные машины…
Вы пришли рассказать что-то, открыли рот и… забыли. Беспомощно, виновато смотрите на окружающих, сочувствующих вам, но тщетно. Тогда кто-нибудь говорит: «А вы вернитесь на то же место и вспомните!» Может быть, никто и не говорит вам этого, а просто вы сами по опыту знаете, что так надо. Возвращаетесь на то же место, и уж несется ваше радостное: «Ах, да! Так вот…» И вы вспоминаете все. «То» место вызвало по ассоциации забытое…
Часто вы не можете восстановить содержания книги или фильма и просите друзей: напомните-ка! И вам напоминают что-нибудь этакое: ну… знаешь там, вот он еще ей говорит в подъезде… Стоп! Вы вспомнили весь роман или фильм и уже сами можете рассказать с подробностями.
Это примеры распространенных ассоциаций. Есть еще и иные, которых мы просто не замечаем. Они мгновенно возникают, мгновенно исчезают. Мы переходим из одного душевного в другое, не успев установить причин.
Мы идем по улице, и поток воспринимаемых вещей вызывает в нас поток душевных состояний. Смены их мы не замечаем, но общую окраску определим. Тогда мы говорим себе: «Я в хорошем настроении», или «что-то кисло у меня на душе», или еще что-нибудь подобное. И часто недоумеваем, что испортило или что исправило наше настроение.
Механику воздействия искусства нельзя свести только к использованию им явления ассоциации — это было бы упрощением, но можно сказать, что искусство работает на наших ассоциациях.
