отражался свет, да я.
И в опасную дорогу умоляла:
Не спеши!
Непомерную тревогу
утаив на дно души...
На прощанье целовала,
и жалея, и любя.
Постоянно повторяла:
Береги в пути себя!
До отъезда всё стояла
и смотрела мне вослед.
Да крестом благословляла,
оградив меня от бед.
Сердце женщины любимой
охраняет нас всегда!
Ждёт... с тоской невыразимой –
и обходит нас беда!
Александр
ГРОЗУБИНСКИЙ
***
Так даже ещё интересней.
Чем без толку горестно выть,
Придумай красивую песню
О чистой и нежной любви.
Цветы – чтоб тычинки и пестик.
А птицы – чтоб гнёздышки вить,
А ты – чтоб придумывать песни
О чистой и нежной любви,
Которой уже не случится
В твоей пустоте безнадёжной.
Но песню придумай о чистой,
Но песню придумай о нежной.
Мой театр
– 1 –
Ноженек жалко и жалко рученек.
Да еще головка – источник сюжетов.
Нет, из меня не получится мученик,
Но очень сойду как невинная жертва.
Иду в толпу, где лица теряются,
И в который раз замечаю с досадой,
Что такие, как я, здесь не растворяются,
Они всегда выпадают в осадок.
Это снимается только с кожею.
Это весь я от локтей до коленей.
Так и ношусь со своей непохожестью,
И ненавижу её и лелею.
– 2 –
Не выделяясь между прочих,
Стараясь быть одним из них,
Я рос, талантливо порочен
И обаятельно ленив.
За первое и за второе
Я получил своё в свой срок.
Живу фатально неустроен
И беспощадно одинок.
– 3 –
Тишина изгибается смерчами,
Пустота обступает химерами.
Наказанье Воскресным Вечером
Мне уже полной мерой отмерено.
Принимаю последние почести
Тихой жутью Воскресного Вечера.
Обречённый на одиночество,
Исключённый из человечества.
– 5 –
Если додавили до упора,
Тех, кто пожалеет, не ищи ты.
Я – себе надежда и опора,
Я – себе спасенье и защита.
И когда уже достали – во как!
И когда нашли и душат между
Ватных стен из вежливых уверток,
Я – моя последняя надежда.
– 6 –
Крупные беды гложут,
Мелкие теребят.
Был бы я помоложе –
Я бы любил себя.
Ну а теперь негоже.
Да и не хватит сил.
Был бы я помоложе –
Я бы себя убил.
– 7 –
Запомните меня таким:
Усталым, грустным, ироничным,
Талантливым до неприличья
По части слова и строки,
Влюбленным каждую неделю.
И что б ни скуки, ни тоски.
Я не такой на самом деле.
Запомните меня таким!
Валентина ЧЕЛОВСКАЯ
***
Холодную зиму нам всем обещали:
Промёрзшие ставни и слёзные окна,
Закаты с каёмкою лёгкой печали,
И солнце, что балует редко, наскоком.
И с кошкою те вечера у камина,
Когда своего ожидаешь Пегаса –
Всё то, что ты завтраками кормила,
Вдруг встанет, дождавшись особого часа.
И все полувздохи, и все полутоны,
И шёпот, что в сенях остался навеки –
Вдруг вылепят образ вон тот, затаённый,
Души всколыхнув полноводные реки.
ТЫ ЗАБЕРИ МЕНЯ С СОБОЙ
Ты забери меня с собой,
Туда, где утренние росы,
Где на стерне лежат покосы,
В тот край под дымкой голубой.
Ты забери меня к себе,
Там ничего делить не надо –
Я буду знать твоя я лада,
Поверю слепо я судьбе.
Ты забери меня в мечты,
Где будем только я и ты –
Без страха всё предам забвенью,
В том храме вечной чистоты.
Ты забери меня в свой край,
Где провода и перезвоны,
Где от любви бываешь сонной –
И никому не отдавай.
Залман ШМЕЙЛИН
ПРИЗВАНИЕ
Спорят много, надсадно и мрачно
Из начал исторических дней,
Но по-прежнему мир озадачен,
Кто такой в этом мире еврей.
Так вразрез, словно звёздною пылью,
Занесло нас с далёких планет
И ответов такое обилье,
Потому что не важен ответ.
Словно древних племён протоплемя
В закоулках несчётных земли
Мы храним быстротечное время,
Чтобы с нами сверяться могли.
Как вместительно быть в этом звании,
Жжёт позор и с богами роднит.
Нам с рожденья оно, как призвание,
Что судьбою легко единит
Всех бродяг, бескорыстных злодеев,
Горлопанов, поэтов, лжецов,
Горьких пьяниц, что всё в жизни смеют,
Нищих зодчих роскошных дворцов,
Что с судьбою, как в кости, играют,
По подвалам признания ждут
И без знанья о том умирают –
Воздадут или не воздадут.
И какое бы ни было чувство,
С ним по разуму не совладать –
Быть Жидом стало родом искусства,
Но без права его выбирать.
ПРИЮТ
Ну, прощайте берёзки и рыжики.
Низко кланяюсь вам на лету,
Сбросив старую шапку из пыжика
В Таиландском аэропорту.
Пусть дорожка не мною проложена,
Да длиной в пятьдесят с лишним лет.
Я сюда теперь рукоположенный,
Во второй на земле Новый Свет.
Моя келья не в башне Иванова,
Этих стен ледяную пастель,
Каждым утром рождённую заново,
Никогда не святил Коктебель.
Но с балконного многоэтажия
Слышно, как привезенный с морей
В камнях дух, похороненный заживо,
Перекличку ведёт площадей.
И сквозь сумрак, в рассветном тумане
Юрика золотой головой,
Всё качает, качать не устанет,
Отворяет простор голубой.
Зданья в призрачном столоверчении
В каббалический строятся ряд,
Как монахи в молитвенном рвении,
Про себя монотонно твердят,
Обещают мне то, что забыто
Распростилось, ушло, не сбылось.
То, что в памяти прочно закрыто
И, казалось, с собой не бралось...
Аскетизм мне щитом в оправдание.
Но, похоже, надеялся зря.
И желанья и полужелания
Всё бегут, догоняют меня.
