Но выжил, чтоб сейчас остаться в дураках.
Какое дело мне до медленно жующих
И прочих власть имущих, обласканных судьбой.
Играй, аккордеон, для непосильно пьющих,
И пусть они поют, как мы поем с тобой.
« * *
Не доброе дело, ведя молодых за собой,
Налево глядеть, а затем с полдороги, направо.
Ах, крутится, вертится, падает шар голубой!
Займи мне местечко в аду, мой герой — Окуджава.
Ты принял свободу — как пес от хозяина кость.
Идущий на Запад теряет лицо на Востоке.
С тех пор разъедает мне душу обида и злость.
Осудят меня лишь за то, что пишу эти строки.
Над Питером чайки, норд-вест гонит воду в Неву.
Грядет наводненье, и сфинксы мне дышат в затылок…
И радостно мне, что не держит меня на плаву
Спасательный круг из пустых поминальных бутылок.
* * *
Поляков извела Катынь.
Евреев — призрак холокоста.
А русских, взгляд куда ни кинь,
Латиница — сиречь латынь —
Доводит тихо до погоста.
Мне говорят: "Смирись, поэт",
А чаще: "Эк тебя заносит…".
Проклясть в сердцах весь белый свет,
Петлю сплести, взять пистолет...?
А за окном такая осень!
А за окном такая жизнь,
Что впору изойти стихами!
Вокруг твердят: "Не будь, кажись,
С зарей вставай, с зарей ложись
И растворись в грядущем Хаме".
И я бы прикусил язык,
Как поросеночек на блюде…
Но слышу голос, а не крик,
Того, кто стал в любви велик:
Иди за мной, и будь что будет.
* * *
Ты ушла, и довольно об этом.
Я сходил за водой ключевой,
Вымыл пол и остался поэтом
С поседевшей за ночь головой.
Бросил в урну и ложку, и кружку,
И когда это не помогло,
На чердак зашвырнул я подушку,
Что твое сохранила тепло.
Не ударился в глупую пьянку,
Не рыдал в тусклом свете луны,
А принес из подвала стремянку,
Чтобы снять твою тень со стены.
* * *
Петь не умеешь — вой.
Выть не сумел — молчи.
Не прорастай травой.
Падай звездой в ночи.
Не уходи в запой.
Не проклинай страну.
Пренебрегай толпой.
Не возноси жену.
Помни, что твой кумир —
Слово, но не словцо…
И удивленный мир
Плюнет тебе в лицо.
* * *
Опустилась на кончик пера
Паутинка ушедшего лета.
Никогда столько синего цвета
В небесах я не видел с утра.
Моя вера светла и легка.
Отрекаюсь от пошлых мистерий.
Я — смиреннейший подмастерье,
Данник русского языка.
Александр Ананичев “БЕЗ РОССИИ НЕ ПРОЖИТЬ”
ГИБЕЛЬ НА КАМНЕ
Под горою, закату открытый,
Где с камнями волна говорит,
Обезлюдевший, Богом забытый,
Монастырь Бенедикта стоит.
Отгремела полночная сила!
Меченосцев на Псков не зовет...
Только слышно — в громоздкое било
Старый сторож досадливо бьет.
На ветру, перемазанный глиной,
Полоумный лепечет старик:
"Лучше быть раскаленной пустыней,
Чем страной, где живет еретик…".
Осыпаются тусклые нимбы
В этом сумрачном склепе глухом.
И угрюмые мертвые глыбы
Лишь пугают огнем и мечом.
На воинственной башне высокой
Я встречаю закат золотой,
В тишине наклоняюсь глубокой
Над зеленой озерной водой.
Черепицу и каменный ворох
Я во мхе под водой увидал…
"Это город, затопленный город…" —
Мне старик за спиной подсказал.
Что за диво судьба подарила!
Монастырь и затопленный град,
Заворожено, слепо, уныло
Друг на друга сквозь бездну глядят.
Этот прах, эту пышную выбель
Обошел исцеляющий Дух.
Отцветает громоздкая гибель,
Истекая забвеньем вокруг.
Август 1999 г., Шамбери /Франция/
СЛЕДЫ ОТЦА
За далью синей незнакомой
Остыли всполохи зари.
Я помню: выбежал из дома,
А мне всего-то — года три.
Тускнел на небе лунный грошик,
Вокруг — искрился белый шелк.
Чтоб первый снег не потревожить,
Я по следам отца пошел.
Я, как зверек, бежал по следу,
Беспечно радуясь всему.
Отец тогда еще не ведал,
Как я доверился ему.
Был воздух чист и светозарен,
Тянуло холодом с полей…
По гроб отцу я благодарен —
Спешил он к матери своей.
Тонуло в свете заоконном
Ее нехитрое жилье.
И лики были на иконах,
Как будто списаны с нее.
Я помню: солнце уходило.
И тихо матушка с крыльца
В обратный путь благословила
Меня под вечер и отца.
С тех пор в метели и разлуке
Со мною образ дальних дней —