За третий взялась – вздрогнула дева Хыс-Хан,
от муки-боли непереносимой страдая…
Смотрит на это лучший из богатырей –
жалеет прекрасную деву хан Чибетей.
Только пощады не просит дева Хыс-Хан,
замуж не хочет идти богатырка Хыс-Хан.
А от неё согласия не получая,
глубже и глубже нож Алтын-Арыг вонзает,
ночь подошла – останавливаться не желает.
Ночь прошла, и снова день наступил.
Крепкое сердце Хыс-Хан ноет-болит.
Дальше терпеть – не осталось у девы сил,
и Алтын-Арыг так она говорит:
«Если Вы решили меня погубить –
видно, такая судьба у меня – убивайте!
Но если решили меня жизни лишить,
пыткам-мученьям, прошу, не подвергайте!»
Тут задумался лучший из богатырей:
«Если в больший гнев Алтын-Арыг придёт,
строптивую эту Хыс-Хан непременно убьёт,
неукротимую деву совсем изведёт!
Придётся мне другую невесту искать!
В какой стороне смогу жену отыскать?!»
К сестре повернувшись, промолвил хан Чибетей:
«Дорогая моя Алтын-Арыг, надо ль тебе
прекрасную деву безжалостно так истязать?!»
Затем саму Хыс-Хан принялся убеждать:
«Чтобы не стать Вам супругой чтимой моей?»
Смотрит Хыс-Хан – вот ведь стоит перед ней
муж достойный, лучший из богатырей.
Видит Хыс-Хан – жалеет её Чибетей,
и за него замуж пойти согласилась.
На деву тотчас Алтын-Арыг как напустилась:
«Где же ты раньше, моя дорогая, была?!
Не отвечала – молчала? Чего же ждала,
пока я тебя, прекрасную, не искалечила,
невестку свою дорогую не изувечила?!»
Взялась Алтын-Арыг возле Хыс-Хан хлопотать,
снадобье-зелье чудесное применять,
стала невестку свою лечить-исцелять.
Встала Хыс-Хан, как будто снова рождённая,
будто творцом Чаяном опять сотворённая.
Сев на коней, молодые в долину съезжали,
перед народом-людьми вдвоём представали…
*Айна – враждебная человеку сверхъестественная сущность, обитатель подземного мира.
Перевела Наталья Ахпашева
Солнце ищу в сугробах
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / поэзия Хакасии
Теги: поэзия Хакасии
Надежда Герман
Родилась в 1953 году на севере Красноярского края. Член Союза писателей России. Автор трёх поэтических сборников: «Книга снов», «Одинокая туфелька», «Восьмая нота».
* * *
Листья жгут. (Это запах детства…)
В парке настежь стоят ворота.
Ветер мается. Ноет сердце –
будто чует дурное что-то.
Что же будет? Зима, возможно.
Помню, было уже однажды:
хлопья падали осторожно,
тихо-тихо… совсем не страшно…
Синий лёд, ледяное небо,
хлопья – белые, до озноба…
Я, сутулясь, бреду по снегу,
будто солнце ищу в сугробах…
* * *
А купол неба – синий по-весеннему…
А тополя под ним – такие голые…
Под колокольный гомон воскресения
вполголоса читать стихи Есенина,
что сами по себе приходят в голову.
А Родина – она такая древняя! –
спокойно смотрит с колокольни Вечности…
А мы почти что вышли из доверия –
всё ёжимся на сквозняках безверия,
дыша в окоченевшие конечности…
На нас упадёт волна
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Хакасии
Теги: поэзия Хакасии
Мария Окунева
Родилась в Абакане. Работает в Хакасском национальном краеведческом музее имени Л.Р. Кызласова. Публиковалась в сборниках: «Антология молодых авторов Хакасии» (2010), «Дай мне руку» (2011), «Молодые авторы Хакасии» и др. (2015). Участница 15-го форума молодых писателей в Липках (2015) и Регионального совещания сибирских авторов в Новосибирске (2016).
* * *
Агасферовый путь
к нам ластится пустотой
неисхоженного пространства,
а мы пошли бы
по тропе,
но волны стоят горой.
На пути прилива
есть только мы,
И рост – наш враг,
а также способность мыслить.
И пока мы ждём,
как на нас упадёт волна,
мир проживает десятки жизней.
* * *
Там, на берегу
перед морем, стою..
Корабли отплывают,
ибо нужны в бою.
Или в миру,
не здесь
воздух разрежен,
весь
состоишь из частиц.
Человеческих лиц
не вспомнишь:
они – одно
смотрящее вдаль пятно.
Взгляд с ордынской стороны
Взгляд с ордынской стороны
Книжный ряд / Литература / Литпрозектор
Баранов Юрий
Теги: Пётр Алешковский , Крепость
Пётр Алешковский. Крепость: Роман - М.: АСТ, редакция Елены Шубиной (Новая русская классика); содержит нецензурную брань, 2016. - 592 с. 2000 экз.
Как уже сообщала наша газета, этот роман только что получил «Русского Букера» и номинировался на Большую книгу. Герой романа, археолог, персонаж, безусловно, положительный, борец за чистоту науки, враг невежественных и вульгарных толстосумов, нагло наступающих, как говорится, по всему фронту. И его гибель на самых последних страницах книги вызывает сочувствие всех, я думаю, нормальных читателей. Так что фабула романа отторжения не вызывает.
Но не фабулой единой живут беллетристические произведения, тем более рекламируемые как классика. В какой-то мере «Крепость» напоминает голливудский боевик, в котором герой-одиночка сражается против целого мира гангстеров, продажных полицейских или же инопланетных монстров. У Петра Алешковского героя тоже окружают сплошные монстры, только это не шестиглазые пришельцы со скользкими щупальцами, а русские люди разных эпох. Писатель вдохновенно описал большой жилой дом в небольшом провинциальном городе Центральной России. Сначала он населил его жуткими типами дореволюционного времени, а потом – времени советского. В романе мерзавцы, предатели, воры, трусы, пропойцы все – сотрудники героя, бывшие друзья, бывшая жена и др. Простые люди, дельцы, начальники – все. Признаюсь, я сыграл сам с собой в игру-угадайку; заметил, что Пётр Алешковский ничего дурного не говорит о церковных иерархах и решил, что такого у этого писателя не может быть. И точно – на самой последней странице романа они выведены как омерзительные циники. Да что там люди! Вот Алешковский описывает стаю галок: «Вскоре чистая голубизна неба вся была опоганена их грязными крыльями» . Кажется, я впервые читаю такое о птицах…
Не жалует букеровский лауреат, археолог по профессии, и русскую историю. Грубо обругал он выдающегося нашего учёного, прославленного специалиста по Древней Руси академика Б.А. Рыбакова – но это, правда, не в романе, а в статье. Но и в «Крепости» он не упускает случая лягнуть наше прошлое. Пытается ославить великого и мудрого полководца и политика Александра Невского, а М.И. Кутузов, по его мнению, всего лишь «одноглазый придворный шаркун», не то что «гениальный» Барклай де Толли. Причём писатель почему-то приписывает только советской власти уважение к этим героям отечественной истории.
А как вы думаете, почему восточные владыки непрерывно грызлись между собой, свергали друг друга с тронов и убивали самыми изощрёнными способами? А потому, считает Алешковский, что они научились этому у русских князей, до того же на Востоке царили тишь и благодать. За это боролись и Чингисхан, и Мамай, о которых «русский писатель-историк» говорит только уважительно.
Да-да, о том самом Мамае, который был разгромлен на Куликовом поле нашим великим полководцем Дмитрием Донским. Но это я говорю – Куликово поле, Алешковский этого термина избегает, называя судьбоносное сражение 1380 года битвой при Непрядве. В общем, он смотрит на события с той, вражеской, ордынской стороны. Немало места в книге занимают вставные главы – наброски романа об Орде, который собирался писать герой «Крепости». В частности, говорится там и о Крымском ханстве, но ни слова о том, что это паразитическое государство жило работорговлей, о том, сколько горя принесло оно русскому народу, а также поволжским татарам, черкесам, молдаванам, полякам. Неудивительно. Ведь ныне получить крупную литературную премию без хоть малого налёта русофобии невозможно.
