Николай Буссе - Остров Сахалин и экспедиция 1852 года

Черезъ четверть часа ходу по глубокому снѣгу, дикая процессія наша остановилась на площадкѣ, окруженной небольшою рощей. На этой площадкѣ устроенъ былъ жертвенникъ; — частоколъ, длиною саженей пять, вышиною въ ростъ человѣка, обвѣшаный кусками различныхъ матерій, между которыми было нѣсколько шелковыхъ и парчевыхъ, шитыхъ золотомъ, на подобіе ризъ русскихъ священниковъ. На этихъ кускахъ матерій навѣшано было множество сабель японской работы, получаемыхъ аинами въ награду за услуги. По обыкновенію, древесныя метелки были навѣшаны повсюду, надъ частоколомъ и около него. Впереди поставлены были два дерева особенно выбранныя; на сажень отъ земли они раздѣлялись на два отдѣльныхъ ствола, одинъ немного ниже другого. Деревья эти были обтесаны и верхушки ихъ украшены метелками. Къ одному изъ этихъ деревьевъ привязали медвѣдя. Аины усѣлись въ кружокъ около него, а одинъ изъ старыхъ аиновъ (вѣроятно имѣющій то же значеніе, что шаманъ у сибирскихъ дикарей) началъ обрядъ, предшествующій убіенію звѣря. У него въ рукахъ была древесная метелка съ длинною рукояткою. Приговаривая на распѣвъ грубымъ хриплымъ голосомъ, онъ махалъ метелкою надъ медвѣдемъ, слегка потряхивая ею. Звѣрь пришелъ въ ужасную ярость; — съ ревомъ бросался онъ во всѣ стороны, стараясь разорвать ремни, которыми былъ привязанъ къ дереву. Кружокъ аиновъ, окружавшій его, былъ такъ тѣсенъ, что онъ едва не доставалъ ихъ лапами. Минутъ двадцать шаманъ напѣвалъ свою дикую молитву. Наконецъ онъ кончилъ. Тогда принесли стрѣлу и лукъ, и одинъ изъ аиновъ, взявъ ихъ, съ силою вонзилъ стрѣлу въ бокъ медвѣдя. Звѣрь заревѣлъ, остался нѣсколько минутъ безъ движенія, потомъ сталъ снова бросаться и кувыркаться, стараясь выдернуть стрѣлу; наконецъ онъ сломалъ ее. Аины казалось любовались на его мученія. Наконецъ, натѣшившись, вонзили въ него вторую стрѣлу, а потомъ и третью. Медвѣдь ослабѣлъ и съ жалобнымъ стономъ испускалъ послѣдніе тяжелые вздохи. Съ послѣднимъ вздохомъ его, трое аиновъ легли на него, приложивъ лица свои къ его мордѣ, и всѣ трое вмѣстѣ завыли жалобнымъ голосомъ, какъ бы оплакивая смерть медвѣдя. Послѣ этого обряда, мертваго медвѣдя положили на чистое ложе посреди стѣнки, украшенной матеріями и оружіемъ. Его укладывали съ большимъ стараніемъ. Подъ морду положили инау (древес. метелки), на спину его наложили нѣсколько сабель. Меня и Рудановскаго приглашали сѣсть подлѣ медвѣдя. Это почетное мѣсто не совсѣмъ было по моему вкусу. Я отказался и сѣлъ на приготовленномъ матѣ немного поодаль. Съ обѣихъ сторонъ медвѣдя сѣли два старика, а подлѣ нихъ двое молодыхъ аиновъ. Подходя къ медвѣдю, аины присѣдали и кланялись, и я убѣдился, что аины дѣйствительно обоготворяютъ этого звѣря. Вся толпа аиновъ усѣлась полукружіемъ, лицомъ къ намъ. Женщины принесли въ кадкахъ разныя кушанья, которыя разносили въ чашечкахъ всѣмъ присутствующимъ. Мнѣ подали на подносѣ въ четырехъ чашкахъ два кушанья, которыя я попробовалъ, но не могъ ѣсть. Одно изъ нихъ была рисовая каша на нерпячьемъ жиру, другое, какъ кажется, смѣшеніе разныхъ кореньевъ на томъ же жиру. Я видѣлъ когда аины съ грязными, никогда не мытыми руками, мѣсили въ кадкахъ предлагаемыя мнѣ кушанья, и хоть я не брезгливъ, но чувствовалъ большое отвращеніе въ нимъ, но съ удовольствіемъ пилъ ихъ напитокъ, саки, приготовляемый изъ рису. Кислый и пріятный вкусъ его походилъ на кислое молоко, но будучи довольно крѣпокъ и содержа много газу, онъ превосходитъ его во вкусѣ. Посидѣвъ еще немного я видѣлъ, что изъ празднества интересное для меня кончилось и что продолженіе его будетъ состоять въ ѣдѣ и питьѣ. Я всталъ, и положивъ на медвѣдя нѣсколько блестящихъ пуговицъ, простился съ аинами и пошелъ съ Рудановскимъ въ селеніе, чтобы, доставъ тамъ собакъ, ѣхать домой. Японцы, обѣщавшіе намъ вмѣстѣ ѣхать, уже уѣхали и мы принуждены были сами искать себѣ собакъ. Въ селеніи находилось нѣсколько аиновъ другихъ селеній. Мы спросили у нихъ собакъ, обѣщая хорошо заплатить, но получили въ отвѣтъ, что собакъ у нихъ нѣтъ. Въ селеніи мы видѣли много собакъ, но хозяева ихъ были всѣ на праздникѣ. Наконецъ, аинъ изъ селенія Томари вызвался отвезти насъ и отвязалъ отъ юрты запряженную нарту; мы сѣли и поѣхали. Дорога была дурная, насъ сидѣло трое — собаки едва тащили насъ. Наконецъ, аинъ всталъ и, давъ мнѣ поводъ, предложилъ, чтобы двое ѣхали. Проѣхавъ не болѣе трехъ минутъ, мы были остановлены прибѣжавшимъ аиномъ. Онъ сказалъ намъ, что это его собаки и что онъ долженъ тотчасъ же ѣхать въ Лютагу, и не согласился ни за какую плату отдать собакъ. Не желая употреблять силу, я бросилъ нарту и пошелъ пѣшкомъ, и благополучно добрался до порта. Этотъ случай показалъ мнѣ необходимость завести собственныхъ собакъ. Черезъ нѣсколько дней послѣ поѣздки на Сусую, пришелъ со стороны Сиретоку аинъ, знакомый уже Рудановскому и Самарину и рекомендованный ими мнѣ какъ человѣкъ очень способный и дѣятельный. Я рѣшился ему поручить вести дѣла наши въ аинами. Его привели въ лавку, гдѣ уже всѣ товары были въ порядкѣ уложены. Объяснивъ ему, что мы хотимъ купить собакъ, ему стали показывать разные товары, для того, чтобы онъ выбралъ тѣ изъ нихъ, которые болѣе нравятся аинамъ. Про разныя бездѣлицы, какъ, напр., пуговицы и проч. онъ сказалъ съ пренебреженіемъ, что это хорошо для женщинъ. Послѣ долгаго пересмотра оказалось, что доба есть лучшій товаръ для аиновъ. Но когда ему показали красное тонкое сукно, онъ пришелъ въ полный восторгъ и ничего другого не хотѣлъ смотрѣть. Большіе платки шерстяные и шелковые онъ хвалилъ и, какъ казалось, величина была для него самымъ важнымъ. Кончивъ пересмотръ, онъ сказалъ, что онъ пойдетъ покупать, но чтобы съ нимъ послали казака Дьячкова, съ которымъ онъ очень подружился и который уже столько научился аинскому языку, что довольно хорошо объяснялся съ ними. Я послалъ съ нимъ Дьячкова и Березкина и далъ товару; черезъ трое сутокъ они привели 10 собакъ. Я опять послалъ Дьячкова съ аиномъ, чтобы еще купить 8 собакъ и нанять нарту и проводниковъ въ Нойоро, чтобы отвезти туда Рудановскаго, которому назначено было мною осмотрѣть японскія селенія Тахмакъ и Малка. Я желалъ, чтобы они какъ можно скорѣе были осмотрѣны. Предполагая послать Самарина въ январѣ въ Петровское зимовье, я хотѣлъ доставить туда какъ можно болѣе свѣдѣній. Дьячковъ привелъ съ аиномъ чрезъ недѣлю 8 собакъ и нанятую нарту.

20-го числа, Рудановскій выѣхалъ на сдѣланной нартѣ на образецъ камчатскихъ. Объяснивъ ему, что главная цѣль экспедиціи есть осмотръ Малки и Тахмака, я предоставилъ ему выбрать дорогу и онъ, по обыкновенному упрямству своему, рѣшился ѣхать черезъ рѣку Моточу, несмотря на то, что всѣ аины говорили, что тамъ дорога очень дурна. За два дня до его отъѣзда я имѣлъ съ нимъ новую ссору. Въ этотъ день я былъ боленъ зубами. Конечно, это имѣло вліяніе на расположеніе моего духа. Я былъ недоволенъ его легкомысленными объясненіями съ аинами, въ которыхъ онъ не считалъ нужнымъ держаться правилъ, которыя я полагалъ нужными, по моему мнѣнію, въ обращеніи съ аинами. Отъ этого произошелъ споръ. Наскучивъ этими безпрерывными столкновеніями, я объявилъ ему, что назначаю ему особенную квартиру, приготовленную для Самарина въ домѣ 3-ей казармы. Послѣдняго я полагаю взять жить къ себѣ, потому что въ лавкѣ слишкомъ холодно.

Посѣщенія аиновъ уменьшились немного. Дурныя дороги вѣроятно затрудняютъ бродячую жизнь ихъ. Хайро повелъ себя довольно дурно. На другой день послѣ того, какъ казаки ушли покупать собакъ, онъ пришелъ сказать мнѣ, что хочетъ пойти догонять казаковъ и покупать съ ними собакъ. Я похвалилъ его за это и далъ ему на дорогу хлѣба и табаку. Когда возвратились казаки, то сказали мнѣ, что Хайру во все время дороги бранился, ничего не хотѣлъ несть, и когда въ юртѣ ему Дьячковъ подалъ чай послѣ хозяина дома, то онъ бросилъ чашку говоря, что ему первому надо подавать, и обругалъ Дьячкова. Какъ скоро балуются дикари. Хайру вообразилъ себѣ, что если я съ нимъ ласково обращался, то онъ черезъ это сдѣлался такимъ важнымъ, что всѣ аины, да даже и казаки должны считать его важнѣе себя. Когда онъ пришелъ ко мнѣ, я его порядкомъ разбранилъ и не велѣлъ ему ходить ко мнѣ, пока Дьячковъ не скажетъ, что онъ началъ хорошо себя вести. Онъ очень перепугался, и когда черезъ нѣсколько дней рѣшился придти ко мнѣ, то съ большимъ подобострастіемъ сталъ предо мной на колѣни и наклонилъ до земли голову. Я позволилъ ему приходить, но погрозилъ ему, что если онъ еще разъ не окажетъ уваженія русскому, то навсегда прогоню его. Онъ знаетъ, что тогда положеніе его будетъ затруднительно. Многіе изъ аиновъ его терпѣть не могутъ, потому, что знаютъ, что онъ про нихъ говоритъ мнѣ худо. Японцы, разумѣется, рады бы были убить его. Я очень доволенъ, что обстоятельства такъ тѣсно привязали его къ намъ. Хотя онъ и изъ плохихъ аиновъ, но все-таки приноситъ вамъ большую пользу тѣмъ, что черезъ него мы можемъ узнавать, что дѣлается и говорится между аинами.