В.Б. Вам не кажется, что со временем мания литературы будет господствовать в вашей душе над всеми прочими? И в результате это окажется главным делом в вашей жизни? Или вы ради своего бизнеса наступите на горло собственной песне? Легко ли вам совмещать бизнес и литературу?
А.П. Пока совмещаю нормально. У меня пятеро детей. Старшей дочери 25 лет, она подарила мне двух внучек. Она мне говорит: до тридцати лет буду рожать, а после тридцати лет буду себя искать в этой жизни. Я думаю, минимум троих внуков буду иметь от старшей дочери, потом идёт сын — 23 года, ещё сын — 19 лет, потом 16 лет — сын, потом — 11 лет дочь. Представляете, сколько у меня внуков будет? Я рос сиротой, и для меня дети — это больше, чем литература, наука. В повести "Я" всё тяжелое детство героя, это зачастую моё собственное детство, мои переживания.
В.Б. Думаю, Вам, как Льюису Керролу, ещё придется писать сказки для внуков.
А.П. Не знаю, я мечтаю о другом. Мой любимый мыслитель — Фридрих Ницше. И хочу написать, вслед за ним, почти бессюжетную книгу. Отдаю отчет, что для этого надо обладать огромным богатством ума, чтобы заставить читателя неотрывно следить за своими мыслями и рассуждениями. Это моя конечная цель, как писателя. Если доживу до 80 лет, может, и наберусь такого ума. Я освобожусь от дел, дети все вырастут, внуки будут достаточно взрослые, бизнесом не смогу заниматься, любовными историями тоже. Весь погружусь в мир чистого разума…
В.Б. Я Вам, Александр Петрович, советую, не откладывать свои сокровенные замыслы на потом, а писать сейчас, когда Вы полны сил. Что будет с нами в 80 лет, дай Бог, если доживём? И что мы сможем писать? Ваш любимый Ницше ведь тоже писал "По ту сторону добра и зла" не в 80 лет. И конец жизни у него был совсем иной. И потом, вы же мастерски владеете сюжетом, стоит ли уходить от него и терять читателя? И без того хватает писателей, не владеющих сюжетом.
А.П. Спасибо за оценку. Да, я не раз слышал, когда заявлял о своем желании написать бессюжетное произведение: "А кто вас читать тогда будет?". Знаете, меня ничуть не пугает малое количество читателей. Если тебя читает целый миллион людей, надо посмотреть на себя в зеркало и сказать: ты пишешь чтиво. Не может быть миллиона единомышленников у писателя. Ницше читает в Германии максимум тысяча человек. Томаса Манна — две тысячи. Если я чего-то стою, пусть мои мысли прочтут те, кому я интересен, — и это оправдает прожитую жизнь.
В.Б. Вы цените во всём высший профессионализм. С другой стороны — вы человек решительных действий и поступков, не боитесь крутых поворотов в жизни, готовы ко всему.
А.П. Может быть.
В.Б. Уехать из одной страны в другую. Уйти из науки в бизнес, из бизнеса в литературу… Каждый раз требуется сильнейшая воля. Побольше бы таких людей в России. Кстати, а задумывались вы над судьбой России. Что её ждет в будущем? Сумеем ли преодолеть весь этот развал? Вы — экономист, знаете состояние реального бизнеса в России, знаете наших властителей и чиновников.
А.П. Честно сказать, мало верю в хорошее будущее. В условиях текущих процессов глобализации мира — не только экономической, но и демографической — сохранить свою самобытность и огражденность от ассимиляции невозможно. Другое дело — с чем и как войти в новый мир, в какой роли, на каком уровне. На мой взгляд, России сегодня нужны сверхглобальные проекты, способные помочь ей сохранить за собой одно из ведущих мест.
В.Б. И вам известны такие проекты?
А.П. Один из них я описал, если помните, в романе "Изгой". Речь о моем проекте ERA. По-русски это звучит как эра. Многозначительное название, согласитесь? А расшифровывается как Европа — Россия — Америка. Исходное рассуждение у меня было таким: Россия объединила невероятный ресурс площадей, который вполне может быть использован ею для своего же блага. Скажем, если Россия выделит часть территории для строительства автобана Париж — Нью-Йорк: через всю Россию, Камчатку-Аляску и затем через все США. Поздней можно продлить маршрут через Мексику до Буэнос-Айреса или вплоть до Патагонии. Ответвления в Китай, Индию и Японию. Этот проект объединил бы три с половиной миллиарда людей планеты. Его стоимость, по моим подсчетам, составит 200-250 миллиардов долларов. Срок строительства 10-15 лет. То есть за год требовалось бы вложить в дело не более 25 миллиардов долларов. Россия вложила бы в образованное акционерное общество не деньги, а площади. Для остальных участников проекта — тех стран, которые свяжет автобан (среди них такие экономические гиганты как Америка, Китай, Индия и Евросоюз) — затраты даже в 7 миллиардов долларов в год вполне посильны. Скажем, для США, годовой бюджет которых составляет почти 4 триллиона долларов, затраты на сооружение автобана составили бы чуть более 0,15 процента. Тем более, что вложения предстоят не столько в деньгах, сколько техникой, материалами, рабочей силой. Автобан вовлечет огромную армию ныне существующих на пособия безработных, подстегнет развитие индустрии дорожной техники, автомобилестроения (по автобану можно будет пустить тяжелогрузные автопоезда в тысячи тонн), ядерной энергетики (поскольку понадобятся АЭС для очистки дороги от снега и льда и обслуживания прилегающих регионов), сервисной инфраструктуры (бензоколонки, отели, закусочные). Сегодня у России нет подобных перспективных технических проектов, отвечающих параметрам завтрашнего дня. Если страна таких проектов не имеет, она захиреет.
В.Б. А какова судьба вашего проекта автобана? Вы кому-то его представляли? Какой была реакция?
А.П. Я начал заниматься им в 1990 году, еще живя на Западе. И довольно быстро сколотил группу тех крупных деятелей бизнеса и политики, которые поддержали его. Проектом заинтересовались прежде всего транспортные кампании, потому что они готовы пустить автопоезда, но для этого нужны глобальные маршруты. Из Парижа в Гамбург автопоезд не нужен. Но в России проект сразу же увяз в такой трясине бюрократизма, коррупции и некомпетентности, а то и просто амбициозного сопротивления со стороны закомплексованных политиков, которых уязвляло, что идея принадлежит не им и быть присвоена не может, что года через четыре я попросту махнул рукой. Все у нас числят себя патриотами, но сделать что-либо действительно полезное для отечества никто не хочет. Иногда думаешь, что страной управляют лишь те, кто торопится окончательно разрушить ее. Насколько я знаю, уже сейчас в России, например, проживает 5 миллионов китайцев. Россиян же у нас за Енисеем, то есть на второй половине территории России, проживает только 7 миллионов. И почему-то федеральные законы сегодня не позволяют миллионам русских, оставшихся на землях стран СНГ, вернуться в Россию и заселить пустынные территории. Пусть бы получали разрешение за обязательство десять лет, скажем, прожить на Дальнем Востоке. Нет, бьемся за то, чтобы отобрать у Грузии Абхазию и Осетию, в то время как оголяем исконные российские территории, позволяя, по сути, мигрировать туда другим этносам. Какие тут могут быть перспективы?
В.Б. Когда вы уехали из России, какие качества советского человека вам помогли выжить и осуществиться?
А.П. Больше всего мне помогли открытость, коммуникабельность, та советская ментальность, которая была у нас по отношению ко всем нашим народам, страсть к новому. Не было лицемерия. Мы были глобальны тогда сами по себе. Весь Советский Союз — это глобальный проект, мир сейчас лишь идёт к тому, что у нас раньше было. Мир существовал для меня, а не я для мира. Я радовался новой жизни, своим новым планам. Не боялся трудностей. И поэтому никогда не комплексовал. Пришлось бы работать таксистом, поработал бы. Любое становление — это новая дорога жизни.
В.Б. Вы радуетесь тому, что стали писателем?
А.П. Я радуюсь, когда я пишу. Это благодать для меня. Это состояние мне очень нравится. После работы я уже иронически смотрю на своё писание. Такое ощущение, будто не я эти книги написал. Я даже не помню иногда, что и где написано. Поток сознания идёт, и я его фиксирую. Пишу на листе бумаги лишь фамилии своих героев, чтобы не путаться, когда сажусь за компьютер. В день пишу минимум четыре страницы текста. Повесть — за месяц-два. При условии бизнеса, науки, детей и других нагрузок.
В.Б. Будем ждать ваших новых книг. И удачи во всём!
Александр Потёмкин МАНИЯ (Отрывок из повести)
Она шла в кабинет босса. Госпожа Ладыгина выглядела моложе своих лет. В ней не было ничего соблазнительного, а недостатки сразу обращали на себя внимание. Выпученные, огромные, с какой-то едва уловимой злостью глаза, болезненная худоба верхней части тела и непропорциональная округленность нижней, острые черты лица, при определенном ракурсе даже несколько мужские, цепкие длиннющие руки и узкий лоб указывали на этническую мешанину в роду женщины. Казалось, это было смешение кавказского* и тянь-шанского типов. Это был коктейль из жилистой, упрямой злючки, болезненной особы, лишенной природой женских форм, — с одной стороны, и хищницы, страдающей комплексом собственной неполноценности, а потому агрессивной и напористой, — с другой. У нее был мелкий, но быстрый шаг, впрочем, как у всех низкорослых, худющих женщин. Перед тем как открыть дверь шефа, она пристально взглянула на коробочку. Видимо, что-то в ней разглядела, потому что прошептала очень злорадно, даже желчно: "Я еще посмеюсь, как взметнется твой самый гордый. Ха, ха, ха! Такую красавицу ты еще не видел, ты еще не познакомился с ее эротическими способностями, с ее дурманящим волшебством". Она вошла в кабинет, услышала нудные звуки падающей воды в ванной и направилась к патрону. Увидев ее, господин Нелипов тут же бросил: "Помой меня и взбодри егесtiсus. Ну, как обычно!" — "Я так и думала, — пронеслось в ее голове, — он попробовал эту новенькую на вкус, а теперь страдает, что его гордец уныло прикорнул".
