Вернувшись в кабинет, Аля Ладыгина продолжила заполнение экспортных деклараций на отправку кондитерских товаров в Ташкент. Узбекский рынок развивался слабо. Местное производство восточных сладостей имело многовековые традиции, и внедрять в торговую сеть европейские бренды было затратным и хлопотным делом. Рабочую тишину нарушила вошедшая в кабинет Ольга Ивонина. Не обращая ни на кого внимания, она подошла к Наталье Никитичне. Поцеловав свой указательный палец, она приложила его к ее губам: "Меня посылают на переговоры с транспортниками. Железная дорога поднимает цены, и возникает необходимость поиска альтернативных перевозчиков. Трейлеры МЧС, военная авиация... Они тоже мечтают заработать.
Становится всё так дорого, что ума не приложу: как развивать бизнес? Как торговать с регионами? Каждый губернатор имеет местные правила по продаже "своих" и "чужих" товаров, мечтает сам полакомиться, и члены его команды на отсутствие аппетита не жалуются. Но я о тебе всегда думаю. Ты такая милая. Вот записка, в ней указан мой домашний адрес и номер мобильного телефона. После восьми вечера я тебя жду. У меня прекрасная музыка, волнительные помыслы и открытое сердце. Приходи!" Палец Ольги коснулся ее бровей, прошелся по носу, подбородку, опустился к груди. Тут карие глаза хорошенькой Ивониной заблестели, выдавая непреодолимое желание тут же обладать Натальей Никитичной. Под натиском чувств Ольга стремительно опустилась на колени Натальи и надолго впилась в ее губы. Молодых дам связал не только поцелуй, да и можно ли было назвать их такое страстное слияние этим достаточно обычным словом. Сейчас их бросило друг к другу то необыкновенное магнетическое притяжение, противостоять которому человеческое естество не в силах. Нет, это не была любовь. Это рвались наружу вожделение, похоть, что не ведают ни стыда, ни сомнений, ни границ. Их желание обладать друг другом, мужчиной, женщиной, всеми вместе и сразу, всеядность их либидо, выражались самым причудливым образом. Не душевные чувства двигали их поведением — плотский каприз властвовал над телами, бахвалясь собственным эротическим обжорством. Да, им обеим постоянно казалось, что этого мало, каждой хотелось большего, не в отдельные минуты, а всегда, вечно! Их бойкие, неистовые glossа совершенно не управлялись разумом, они возникали там, откуда берутся чувственные вспышки. Linguа встречались, чтобы ласкаться, сходились, имитируя борение влюбленных тел, расходились, чтобы опьянено прикоснуться к нёбу. Один пылко гладил зубы, другой пламенно прижимался к десне, облизывал всю слизистую, наполнял ее собственным ароматом, охмелевший, словно в оргазме, доставал горло, упиваясь волшебством эроса. Господь Бог так надолго отвел свой лик от граждан нашего замечательного мегаполиса, что они погрузились в неописуемое, всепоглощающее распутство и полную духовную опустошенность. Справедливо ли упрекать их в этом соблазнительном скитании по тропам прегрешений? Да и являются ли тропы таковыми? Впрочем, все упреки, пожалуйста, и к церкви! А кому не терпится, обращайтесь с претензиями к власти, а еще лучше, чтобы окончательно определиться, спросите самих себя. Может быть, разгул плоти окажется вовсе не таким уж страшным грехом. А совершенно новой формой познания мира! Но тут необходимо отметить, что тотальный блуд охватил не только москвичей, но молодую поросль многих городов Отечества. Не означает ли это, что мы, русские, нащупываем свой философский ответ на предостережение ученых, что, дескать, начался и прогрессирует шестой период естественного вымирания всех живых существ? Может быть, именно такая сладчайшая мания сохранит нас, спасет от исчезновения человечество? Правда, некоторые эксперты отмечают одну существенную особенность этого повального увлечения: бедность в душах является основной причиной, склоняющей людей к кипучему вожделению. Она быстрее и основательнее, чем бедность в карманах, изменяет моральные основы нескольких поколений. Но как связать тогда академические пророчества с эротическим бунтом граждан нашего замечательного мегаполиса? Когда в столице официально объявили о сборе за приличную плату использованных презервативов, так как несколько предприимчивых бизнесменов решили сделать эту продукцию многоразовой, когда другие деловые люди стали проводить соревнования на дальность струи эротического фонтана, третьи — увеличивать егесticus, объем груди, округлости бедер, устанавливать на языке и vagina пирсинги, под мышкой хирургическим способом подшивать стволы для сбора spermа, когда отдельные издательства стали выпускать пособия по национальным экзотическим приемам — повальное увлечение тотальным сексом повсеместно возросло. Оно овладело умами россиян. Если бы священнослужители вовремя заметили эти повальные тенденции и внесли бы изменения в свои библейские заповеди, то жители Москвы не так азартно и рьяно погрузились бы в нынешнее чувственное сумасшествие. Ну, в какой стране можно встретить в супермаркетах мужчин, покупающих вишневое или персиковое варенье с той лишь целью, чтобы обмазать им егесticus и в полном одиночестве смаковать это лакомство? Не пионерами ли мы стали в борьбе c природой! Не нужно ли нам обеспокоиться, что приближается период исчезновения видов?
Секс в жизни граждан нашего мегаполиса, пробиравшийся сквозь ветхие завалы ортодоксальных традиций православия и горьких иллюзий коммунистической идеологии, вдруг мощным потоком хлынул на миражи патриархальных семейных устоев. Вначале голос эроса звучал стыдливо и приниженно, затем сдержано, потом низко, но увлеченно. Разлом страны, вызвавший у москвичей вседозволенность — если империя разваливается, то почему не должны исчезнуть прежние моральные обязательства, — повысил этот голос. Тут же изо всех медийных источников послышалось уверенное, возбужденное многоголосье. 3атем голос перешел в крик, потом в вопль большей части жителей и приезжих нашего замечательного города. Блуд, беспутство, гульба, распущенность перестали сеять в обществе тревожное осуждение, а короткое время спустя уже не стали вызывать даже легкий трепет удивления. Нынче бунт тотальной вседозволенности вошел в сознание так основательно и прочно, что наглухо умолк мельчайший протест граждан великой Москвы. Порой кажется, а не егесtiсus ли закрыл рты нашим землякам? Надо же чем-то объяснить это загадочное, это преступное молчание. Авторы, щедро использующие в своих сочинениях ненормативную лексику, в давке выстраиваются перед камерами телеканалов. Спрос на них такой же рыночный и бойкий, как на путан, толкущихся по дороге в Шереметьево. Количество дам полусвета, ожидающих клиентов за отдельными столиками столичных элитных ресторанов, или молодых женщин и кавалеров, жаждущих случайного уличного знакомства для распущенного времяпрепровождения, множится, достигая невероятных размеров. Модельеры гордятся, что мастерят сексуальные одежды, парикмахеры — что создают возбуждающие прически. Хирурги лепят силиконовые груди, эротично подтягивают ягодицы, увеличивают и бунтарят егеcticus; косметологи, добиваясь сексапильности, устраняют эпителии. Чтобы эротизировать архитектуру тела, медики проводят липосакции; чтобы ножки выглядели аппетитнее, обувщики совершенствуют, вытягивают каблучки; для пролонгации орального секса дантисты ставят нежнейшие фарфоровые протезы; для усиления ощущения оргазма гинекологи имплантируют в самые нежные части причудливые шипы; сосками грудей и шляпкой егесticus массажисты нежат тела клиентов, улучшая их кровообращение и добрый нрав.
Половое распутство, торговля телом и обслуживание эроса стало у нас бытовой нормой, вполне приличным и обыденным, не вызывающим ни малейших возражений делом. Делом не только весьма прибыльным, но и востребованным всеми фибрами души. Одним словом, самовозрастающей манией.
Лена Краснова ОСТАНОВИСЬ!
- 1 -
Мы обитаем на планете,
Где гибнут брошенные дети,
Гремит, грохочет дикий рок,
Где человек так одинок!
Где царство самых темных сил,
Где совесть доллар заменил,
Где редко встретишь добрый взгляд,
И там и тут услышишь мат.
Где принято вершить дела
Убийствами из-за угла,
А в сердце, где жила мечта,
Зияет бездны пустота.
За свой, такой короткий век
Что ж ты наделал, человек?!
Господь нам жизни подарил
Затем, чтоб ты добро творил,
Чтобы земля цвела, как сад,
