Да что я бормочу. Как будто сами не знаете. Раскрываем Собрание сочинений на любой странице - клянусь, раскрываю наугад! - и вот, пожалуйста. Хоть и нелепо переписывать такое в газету, но перепишу, чтобы напомнить это состояние абсолютной полноты, когда в любой частности - вся жизнь. Все равно чья. Когда читаете - ваша.
"От холода, от ледяной сырости воздуха большие руки его посинели, губы стали лиловыми, смертельно-бледное лицо с провалившимися щеками приняло фиолетовый оттенок. Он лежал на спине, положив нога на ногу, а руки под голову, дико уставившись в черную соломенную крышу, с которой падали крупные ржавые капли. Потом скулы его стискивались, брови начинали прыгать. Он порывисто вскакивал, вытаскивал из кармана штанов уже сто раз прочитанное, испачканное и измятое письмо, полученное вчера поздно вечером... и опять, в сто первый раз, жадно пожирал его:
"Дорогой Митя, не поминайте лихом, забудьте, забудьте все, что было! Я дурная, я гадкая, испорченная, я недостойна вас, но я безумно люблю искусство! Я решилась, жребий брошен, я уезжаю - вы знаете с кем...""
Припомнили? Ведь никакого такого особенного словесного мастерства, и сюжет - не новость, и психология - дело прошлое...
А сила вся в том, что вы разом попадаете в особенное пространство, сплошь из резких, отчетливо говорящих подробностей. Каждая - в фокусе, от каждой - укол смысла. И если у вас хватит воли оторваться от текста и оглядеть помещение - вы поразитесь: насколько все вокруг бледней, тусклей.
Этим вот многоочитым бунинским зрением Россия увидела себя всю, в первый раз и в последний.
Понадобилась именно такая биография - чтобы родовитый дворянин был нищим недоучкой, перекати-полем - не забудем и деревенское детство, и провинциальную молодость, и внезапную столичную славу, и дружбу Чехова, и приязнь Льва Толстого, а также добавим счастья и несчастья донельзя, через край...
Кажется, только таким образом и могло случиться, что один человек проник в мысли огромной страны - почувствовал, о чем она молчит, - с тоской и ужасом догадался, что вот-вот взорвется и потеряет человеческий облик.
Прекрасная Родина больна. Населена безумными дикарями.
Помните, как в "Деревне" она сама же себя честит:
"- Ты подумай только: пашут целую тысячу лет, да что я! больше! - а пахать путем - то есть ни единая душа не умеет! Единственное свое дело не умеют делать! Не знают, когда в поле надо выезжать! Когда надо сеять, когда косить! "Как люди, так и мы", - только и всего".
Вскоре, как известно, Россия рухнула. Осталась - зато навсегда - в прозе и стихах Бунина: да, безумной, но все-таки прекрасной. Судьба позаботилась о том, чтобы никто его не тронул, чтобы не мешали дописать до конца. Множество тайных пособников было у него, тайных союзников, даже и за границей: закаты, дожди, облака, звезды не сводили с него глаз, постоянно утешали: мы с тобой, ты не один.
В результате трудов и удач образовалось сокровище. Мы держим его под спудом, откладываем наслаждение на какое-то потом. На какое? Разве будет на свете радость увлекательней, чем перечитать еще хоть раз эти девять томов?
Это настоящее. Другого нет и, похоже, не предвидится. Морок, желтый туман. Не жили хорошо - не фиг и начинать. Все так же больна прекрасная страна злобой и глупостью; только нынче - не царское время! - государство играет на них с особым цинизмом.
И опять у нас Окаянные дни - с правосудием преступным, с громогласной воинственной пошлостью, вплоть до съездов комсомола. Моря крови пролиты, вконец обнищал народ - а все-таки не опомнился.
Так что примемся лучше перечитывать Бунина, пока его не запретили опять.
Вот он видит в советской газете: "Все на защиту революции, так еще недавно лучезарно сиявшей миру!" И в ярости кричит:
- Когда она сияла, глаза ваши бесстыжие?
Голос, точно, как у Пушкина.
17/11/2003
Агентство хороших новостей
Книга Елены Трегубовой "Байки кремлевского диггера" - литературный хит политического сезона, политический - литературного.
Живешь, живешь, наблюдаешь за государством, наблюдаешь - и все-то кажется, что чего-то главного не понимаешь, сидя в провинции.
Газеты, опять же, сбивают с толку: что бы ни случилось, объясняют одинаково: борьбой кланов. Что за кланы такие? Сразу представляешь голоногих мужчин в коротких клетчатых юбках, в той же расцветки пледах. Но у нас в Евразии так не ходят. Какие-то семейные якобы насмерть грызутся с какими-то питерскими.
А чего, спросишь, они не поделили? Ответ вроде бы исчерпывающий: собственность и власть. А все равно недоумеваешь: мало у них, что ли? И потом - как они успевают насмерть-то грызться в служебное время? Начальники же, притом столичные, самые главные! К ним же бумажки стекаются со всей страны. На каждой, не читая, поставить автограф - и то вспотеешь. А еще - просители. А еще - телефоны. И надо же хоть иногда перекусить.
Зато взамен - комфорт, почет. Большая зарплата, большая квартира, большая дача - чего еще человеку надо? Разъезжай между ними на большой машине до самой пенсии - тоже, между прочим, большой, - решай, как это у вас называется, вопросы, - а бороться-то зачем, тем более - насмерть? Какой смысл?
Но, по-видимому, есть такие учреждения - такие, вернее сказать, институты власти, единственное назначение коих - сочинять и разыгрывать политические конфликты. Это фабрики интриг - дворы феодальных властителей, центральные комитеты правящих компартий, а также администрация президента РФ.
(Забавное, кстати, название: плод явного недоразумения. Наслышались по телевизору: администрация президента Рейгана, администрация президента Клинтона, - а мы, дескать, чем хуже? пусть будет и у нас! правда, там это просто-напросто правительство...)
Такие учреждения стоят, лишь покуда вращаются: наподобие волчка. Там действуют только две силы: центробежная и центростремительная. И удержаться в них - как на колесе смеха, - способ один: ползком (наперегонки) пробираться к центру и обхватить обеими руками ось.
И вот, если приравнять этот аттракцион к государству, то и получится иллюзия: будто политический процесс - это спортивный матч, и судьбы государства решаются сшибкой команд. С тем, однако, существенным от спорта отличием, что зрителей на игру не допускают.
Им показывают ее через специальное устройство, через целую систему линз и фильтров, называемую - кремлевский журналистский пул.
Елена Трегубова несколько лет проработала в этой системе - одним из стеклышек на сколько-то диоптрий. Мыслящей такой линзой, своенравной: в конце концов, после неоднократных и неудачных попыток подкрутить - ее заменили.
А до тех пор она чуть не ежедневно бывала в Кремле, часто и подолгу разговаривала с главными тамошними игроками. Теперь вот - написала про них книгу, полагая - как и мы, читатели, - что портрет команды - все равно что код доступа к самой игре: откроет если не смысл сюжета, то хотя бы стимулы и правила.
Книга называется "Байки кремлевского диггера", вышла с неделю назад и уже превратилась в литературный хит политического сезона, в политический - литературного.
Действующие лица (не знаю, как их расставить по нынешнему ранжиру): Ельцин, Путин, Сурков, Ястржембский, Чубайс, Немцов, Волошин, Юмашев, Дьяченко, Шабдурасулов, Лесин, Березовский, Евтушенков... Есть и другие, но я перечисляю только тех, кто попал в фокус.
Есть и сюжет, хотя и не в нем сила этой увлекательной книжки: кремлевская пресс-служба, на глазах превращаясь в цензуру, всячески гнобит молодую, красивую, талантливую, принципиальную, остроумную, дерзкую журналистку Елену Трегубову. Сюжет интересен, поскольку освещает быт и нравы придворной челяди, но и бросает на автора несколько комическую тень. В этой труппе погорелого театра, напоминающей свиту короля из бессмертного "Обыкновенного чуда", чувствовать себя героической личностью - должно быть, нелегко, особенно - такой насмешнице, как Елена Трегубова. Но ей как-то удается принимать себя совершенно всерьез. Хотя работа у нее - как у всех остальных: лепит новости из мнимостей, обшивает понемногу фестончиками волшебное платье короля.
Но это уже проблема автопортрета, и самомнения, и обаяния, и кокетства.
Книга замечательная, независимо от этих пустяков. Странным образом в ней перемешались два голоса: один - скажем, сопрано - щебечет разный милый вздор - автобиографический, светский, дамский. Другой голос - гораздо резче и тяжелей - принадлежит уму, безжалостному, бесстрашному.
"Я поняла, что он - просто гениальный "отражатель", что он как зеркало копирует собеседника, чтобы заставить тебя поверить, что он - такой же, свой. Впоследствии мне приходилось неоднократно наблюдать этот его феноменальный дар во время встреч с лидерами других государств, которых он хотел расположить к себе. Это поражает даже на некоторых нынешних официальных фотографиях, где удачно схвачен момент - вместо, скажем, российского и американского президента там вдруг сидят и улыбаются друг другу два Буша. Или два Шредера..."
